Роман Флобера - Владимир Казаков

В соседнем зале уже вовсю лабали концерт. Кобзон уже раз пятый, по многочисленным просьбам собравшихся, настойчиво рекомендовал не думать о секундах свысока. Потом заиграло что-то народное. Какого народа, понять было невозможно. Но явно народное. Настроение было миролюбивейшее. Я уже плохо понимал чего-либо. Опять же Маринка с Вероникой чуть ли не в обнимку гуляют. И потом, что удивительно, Голикова на меня сегодня не орала. Может, исправилась?! Господи, а мне то что до этого!

Может, девушки мои подружатся. Вот было бы здорово! Хорошая все-таки баба Маринка. Что же у нас не вышло-то ни фига… Стерва, конечно, но как без этого. Недавно тут услышал бредни одного знакомого. Чушь, конечно, но в этом что-то есть. Он весь в пене доказывал, что идеальные отношения между мужчиной и женщиной – это когда они любят друг друга, но при этом она считает, что, по большому счету, все мужики сволочи и козлы, а он – что все бабы дуры. И при этом они живут счастливо. А когда этот баланс нарушается, она вдруг неожиданно подумает, что не такая уж он и скотина, или у него мелькнет мысль, что, в сущности, она вовсе и не дура, – все. Баланс нарушается, и дальнейшее совместное проживание превращается в ад! Чушь, конечно, но в этом что-то есть.

Я продолжал наблюдать за фланирующей с пластиковым стаканом Голиковой. Все-таки у нее хорошая фигура! И каблуки такие впечатляющие, вроде как если выкинуть из башки этот бардак, то получается почти средь шумного бала случайно, в каких-то мирской суеты… Почти благородное собрание.

Я опять лирически вспомнил, что слушал тут намедни радио. Передача про зверюшек всяких. Вроде даже «Радио России». Так там ведущий на пальцах объяснил, почему женщины так любят обувку на каблуках. Вроде и носить тяжко и неудобно, а все равно. Оказывается, когда за счет каблуков поднимается пятка, согласно костно-хрящевому строению организма, попа у баб начинает ходить туда-сюда совершенно автономно. Без малейших усилий со стороны обладательниц этих самых задниц! А на плоской подошве им, несчастным, приходится самостоятельно вилять бедрами! Красивая какая теория! И ведь правда! Я сколько раз исследовательски наблюдал за процессом, все сходится! Может, моей-то тоже купить на праздник какой каблучище?! Пусть виляет. Правда, у нее и так попка о-го-го. Моей?! Воспитаннице! Так совсем с ума-то сойдешь! Куда же все-таки ее правда девать-то потом? И когда это «потом» наступит?! Действительно, ну зачем я с этим связался?! Жил-жрал спокойно. Может, ее усыновить? В смысле удочерить?

«Папа, папа, отведи меня пописать!» Или: «Слушай, папашка гребаный, я замуж выхожу!»

Я сплюнул на до блеска натертый старинный паркет. Проходивший мимо меня представитель лысой конфессии осуждающе закинул свою оранжевую простынку через плечо и покачал головой. Словно оправдываясь, я развозюкал слюни ботинком. Наверное, надо постепенно сваливать. Я продолжал слоняться взад-вперед по библиотечному залу. Вероника прохаживалась с Маринкой Голиковой и еще одним знакомым мне персонажем. Фимой Ивановым. Довольно полноватый, с кучерявой башкой а-ля ранний Макаревич, он олицетворял собой не часто встречающийся тип неунывающего еврея. Увидев меня, что-то вспыхнуло на его и без того сияющем лице.

– А я тебя ищу! А ты все водку трескаешь!

Я виновато развел руками, дескать, а что делать-то, трескаю. Схватив за рукав, Фима отвел меня в сторону.

– Чё хотел-то?

– Николай, я хочу с тобой, как нашим, посоветоваться. Грядут такие события! Ты просто обомлеешь!

– Ну, обомлеть – это пожалуйста. Не вопрос! Только меня несколько смущает формулировка про «нашего». Из каких таких я, пардон, ваших?!

– Ну как же! Я все узнал. Ты же почетный узник Сиона. Это такая честь! Так что я спокойно могу говорить с тобой как сионист с сионистом! – отхлебнул водки Фима.

Я прямо заколдобился! И сразу же вспомнил душераздирающую историю, произошедшую со мной лет этак двадцать пять назад. Однажды позвонил мой однокурсник Гриша Лоськов и предложил немедленно стартовать в синагогу на улице Архипова. Я немного притух от грандиозности предложения и начал аккуратно выяснять, чего, собственно, я там забыл. Мол, конечно, уважаю еврейский народ, тыр-пыр, но, к их большому сожалению, во мне нет ни миллиграмма еврейской крови. Тем более по-гречески синагога – это собрание. А собраниями всякими меня и без синагоги задолбали!

На что Гришка обозвал меня нецивилизованным козлом и объяснил, что у евреев сегодня какой-то праздник. Типа Пурим, что ли, сейчас уже не помню. И евреи обязаны, согласно традиции, поить водкой всех, даже таких бестолковых гоев, вроде меня. Я молниеносно все понял и полез собираться.

Так вот, приходим, и правда – вся улица Архипова запружена народом. Народ прыгает, веселится, и действительно всем наливают водку. На всякий случай я с собой тоже прихватил одну бутылочку, памятуя о популярной народной мелодии, где пьют евреи четвертинку на четырнадцать персон!

Не тут-то было! Я с Гришкой немедленно засосался в водоворот событий и сам через несколько минут прыгал как оглашенный, только успевая принимать вовнутрь протянутые мне со всех сторон стаканы.

Часа через два подоспела милиция. И повязали, конечно, меня. Ну, и еще одного еврея. И больше никого. Самое интересное, его отпустили через шесть секунд. А меня потащили разбираться. Аккурат напротив синагоги находилась заброшенная трансформаторная будка. Там располагался временный кагэбэшный штаб по контролю за еврейскими праздниками. Меня пытали часа три. Их, видимо, сильно заинтересовал вопрос, как русский по паспорту и по роже человек мог так лихо хороводить на еврейском празднике?!

Я пытался отбазариться, привычно заканючив, что, мол, проходил мимо, тут случайно налили, а я, не разобрав, выпил. На что комитетчик в гражданском плюнул и заорал:

– Да ты же сам, долботреск, уговаривал меня выпить за здоровье Голды Меир и еще приговаривал, Царствия ей Небесного, пусть земля ей будет пухом!

Тут я понял всю тщетность бытия и покорно подписал все бумажки. Но самое интересное даже не в этом. Когда я вышел из трансформатора, меня уже поджидала делегация евреев. Они шумно приветствовали мое возвращение на волю. Трясли руки, обнимали и целовали. Потом выступил какой-то главный и от лица всего еврейского народа поблагодарил меня за несгибаемое мужество в борьбе за права народа Израиля. И что он уже позвонил в посольство Голландии, его сразу соединили с тамошним кем надо в Израиле. И меня внесли в список почетных узников Сиона, как человека, пострадавшего от советской власти за идеи сионизма! И теперь я хоть завтра могу иммигрировать в Землю обетованную, где меня встретят с распростертыми объятиями!

Я уже не буду вспоминать, какими жуткими возлияниями мы отметили это славное событие, но та сценка столетней давности мгновенно пролетела у меня перед глазами. Неужели вся эта чушь до сих пор хранится в каких-нибудь израильских архивах?! Иначе откуда Фима узнал об этом?! В честности евреев, вносивших меня в списки, я не сомневался.

Между тем Фима продолжал:

– Дело наисерьезнейшее. Я ерундой не занимаюсь. Ты меня знаешь.

Я хмыкнул:

– Ну и?..

– Есть конфиденциальный разговор.

Услышав слово «конфиденциальный», два стоявших рядом гражданина в чалмах немедленно придвинулись к нам.

– Ты слышал о тайном кремлевском плане? – свистящим шепотом наклонился ко мне Фима.

– Да ну тебя! – отмахнулся я. – Нашел тайну! Да слышал, слышал, еще весной, антарктидская Олимпиада…

– Какая Олимпиада?! – удивленно захлопал глазами Иванов. – Брось чепуху молоть, тут дело серьезное. Я говорю о тайном стратегическом плане, новой доктрине России. Переселение евреев из Иерусалима и Израиля, соответственно, в Новый Иерусалим и Волоколамский район Подмосковья!

Водка хлопушкой вылетела у меня изо рта. Я изверг невменяемые звуки типа «ммее, ббеее, хррр, оххх», причем одновременно.

– Ты это, Фим, как ее, брось! – Я вытер губы и выступившие слезы. – Ты что мелешь-то!

– Все абсолютно серьезно, – ничуть не удивился моей реакции Иванов. – Я на днях был на закрытом заседании одной комиссии, ну, там… – он неопределенно махнул рукой в сторону окна, где торчала Кутафья башня Кремля, – так там об этом шел вполне конкретный разговор. Слушай сюда! – Фима плесканул немного водки в наши пластики. Граждане в чалмах мгновенно достали маленькие блокнотики. – Значит, так. Про бесконечный арабо-израильский конфликт ты в курсе, там ни конца ни краю не видно. Это ясно каждому. Но дело даже не в этом. Наши мудрецы все больше и больше склоняются к мнению, что рано евреи вернулись на Землю обетованную. Не простил еще нас Бог за прегрешения. И мысль о конце скитаний еврейского народа была преждевременна и неправильна. Ведь сам посуди, даже самые верующие евреи ой не стремятся бросить свой, к примеру, Лос-Анджелес или Мельбурн и ехать на Святую землю. Как рассчитывали столпы сионизма. Что это значит? А это значит, что опять наступило время изгнания и искупления наших грехов.