ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ - Николай Конрад

Связь с Кумасо могла оказаться полезной на случай опасности со стороны японцев, т. к. Кумасо могли сильно беспокоить японцев и парализовать их попытки набегов на Корею.

В такой сложной обстановке, по-видимому, и произошло первое закрепление японцев на южной оконечности полуострова. Это был сначала, вероятно, не более, чем удачный набег, и только внутренняя распря среди мелких владений, из которых слагалась Кара-Мимана, позволила японцам несколько упрочить свое влияние. Набег этот был произведен в царствование Судзин, причем во главе японских отрядов стоял принц Сионори. В чем конкретно выражался этот захват Мимана, — достаточно ясно говорит повествование Нихонги: завоеватели после покорения страны устроили в разных местах "миякэ", т. е. склады и амбары, иначе говоря — помещения, куда свозилась и где хранилась представленная населением дань. Сам же Сионори устроил со своим отрядом свою ставку — т. наз. Мимана Нихонху, откуда и держал в повиновении окружающее население. Часть дани оставалась на месте, часть направлялась ко двору царей Ямато. Об этом свидетельствует рассказ о прибытии в конце правления Судзин посла Сона-Касити (по другим источникам — Цунуга-Арасито) с данью из Мимана.

В какой степени это утверждение японской власти в Мимана оказалось возможным благодаря междоусобным распрям, царившим там, явствует из того, как представлено это событие в Нихонги. Нихонги прямо говорит, что японские отряды отправились на полуостров по прямому призыву Мимана, нуждавшейся в помощи в своей в борьбе с расположенным в его северо-восточной части владением Санхамон.

Экспедиция Сионори была первым крупным походом в Корею. Второй поход связан с именем прославленной японской историей царицы Дзинго, властной жены царя Тюай и долголетней регентши после его смерти, правившей от имени своего сына Одзин.

Согласно исчислениям японских ученых, поход Дзингу имел место в 346 году. Однако, и эта дата только предположительна, так как корейские историографические памятники (напр., "История трех царств" — Санокуси-ки) не содержит никаких специальных указаний именно на эту экспедицию. Они упоминают только о ряде набегов японцев, имевших место как до этого года, так и после. Дата 346 г. берется потому, что в "Истории трех царств" именно к этому году приурочивается сообщение о нападении многочисленных японских отрядов. Возможно, что это и есть тот поход Дзингу, о котором так подробно рассказывают Нихонги.

Судя по Нихонги этот поход был совершен в довольно сложной политической и военной обстановке. Прежде всего изучалось положение в Восточной Азии. Вэйское царство, — одно из трех в Китае, господствовавшее на Севере Китая и отчасти на Север Кореи, в 264 г. пало. С 265 возникло зап. Цзиньское царство, которое повело борьбу за объединение под своей властью всей китайской территории. Еще в 263 году пало другое из трех царств — Шу. Дольше всех держалось южное царство У — до 280 г. С этого же момента Цзинь на некоторое время держит в своих руках весь Китай. Однако, Цзиньская империя никогда не была особенно сильной: она раздиралась внутренними неурядицами (т. наз. "междоусобная война 8 князей") и все время подвергалась нашествиям кочевников (гунны, сяньбийцы). Поэтому Корейский полуостров был предоставлен самому себе и это сразу же отразилось на положении враждующих корейских княжеств. Когурё, до сих пор бывшее под постоянной угрозой с севера, где находилось до сих пор Вэйское царство, теперь оказалось свободным от этой угрозы. Наоборот, Силла, опиравшееся на Вэй, оказалось теперь под угрозой Когурё. Опасность со стороны Когурё стало ощущать и третье княжество — Пякчэ. С другой стороны, Кумасо на о. Кюсю, также имевшее поддержку в Вэй, теперь оказались один на один со своими давнишними врагами — японцами. В этой обстановке и был предпринят поход Дзингу. Как повествует Нихонги, этот поход является вторым этапом большого завоевательного движения, начавшегося в правление мужа Дзингу — царя Тюай. Это движение имело своим начальным направлением о. Кюсю, в первую очередь — области, занятые Кумасо. Движение за захват территорий, находящихся на юге, легко объясняется тем, что именно там были расположены наиболее плодородные, с давних пор богатые земледельческие районы; там было достаточно развито и крестьянское ремесло, так что захват этих мест сулил богатую добычу. Кроме того, понятно стремление нанести удар Кумасо. Поход Тюай против Кумасо не был доведен до конца, по-видимому, вследствие некоторых трудностей, а также внутренних распрей: часть японских старейшин и вождей, в первую очередь, могущественный Такэсиути-но сукунэ, предпочитали обратиться к более богатой добыче — к Корее, именно к Силла, обессиленной своей борьбой с Когурё. Нихонги изображает этот поворот как дело рук Дзингу, доказывавшей своему мужу необходимость разгромить главного противника — Силла. Неожиданная смерть (убийство?) Тюай положило конец этой внутренней борьбе и японцы стали готовиться к походу против Силла.

Этот поход, если судить по японским источникам, закончился изъявлением царем Силла — Хасамукин покорности и готовности платить дань. Дзингу вернулась обратно, ведя с собой будто бы целых 80 кораблей с добычей. Для сбора добычи в дальнейшем в Силла были устроены "ути-миякэ", т. е. склады-амбары — такого же типа, как и те, о которых упоминается в повествовании о походе Сионори в Мимана. Были оставлены и японские отряды, вероятно, для того, чтобы следить за поступлением дани.

Развернувшийся полным ходом распад Цзиньской империи тем временем снова отразился на положении дел на полуострове. На этот раз разгорелась борьба между Когурё и Пякчэ. Когурё при этом опиралось на помощь княжества Цинь, возникшего на севере Китая в 350 г. Пякчэ же стремилось опереться на Вост. Цзиньскую империю. Однако, Вост. Цзинь, находившееся в стадии распада, не могла оказать нужной помощи, и Пякчэ, оказавшееся под ударами Когурё и Силла, вынуждено было искать помощи у Японии. Нихонги представляет это событие как изъявление покорности и представление дани. Так или иначе был предпринят новый поход, в первую очередь против Силла, в котором японцы действовали совместно со своими союзниками — Пякчэ. В результате этого похода некоторые районы Силла отошли к Пякчэ, японцы же расширили сферу своего влияния в Мимана, включив туда еще семь из десяти владений, составлявших этот район.

Однако насколько это покорение было непрочным и сводилось, по-видимому, к более или менее удачным грабежам, показывает дальнейшая история, даже в том виде, как она излагается Нихонги. Все время приводятся сообщения о прекращении поступления дани, что вызывает новые походы. В 382 году был предпринят поход против Силла (поход Кацураги-но Соцухико). В 391–392 гг. была предпринята экспедиция и против Силла, и против Пякчэ, которые также отказались платить дань (поход Ки-но Цуну, Хата-но Ясиро, Согано Исикава, Хэгури-но Дзуку). В 397 году — новая экспедиция — совместно с Пякчэ против Силла, сумевшей привлечь к себе на помощь Когурё. Отдельные походы продолжаются и в дальнейшем, причем соотношение сил обычно слагалось так, что на одной стороне были Силла с Когурё, на другой — Пякчэ и Япония.

Эти сношения с корейскими княжествами имели огромное значение для внутренней истории Японии. Прежде всего они обогащали вождей походов, а также царей Ямато: награбленная добыча или "дань" распределялась в первую очередь между ними. С другой стороны, из Кореи — то в виде пленных, то заложников, то послов — в Японии появились представители народа, у которого было уже сравнительно высоко развито ремесло, хорошее знакомство с китайской грамотой (иероглифическая письменность), знание китайской политической и морально-философской литературы и т. д. Хорошо известно, что целью набегов бывало не только взятие добычи или наложение дани, но захват ремесленников, из которых формировались группы "бэ" — несвободных, призванных обслуживать старейшин и царей. Происходило в довольно значительном количестве и мирное переселение из Кореи и даже Китая, причем эти переселенцы расселялись среди японского населения. Все это ускоряло темп и хозяйственного, и политического, и культурного развития Японии.

Японская история особенно отмечает факт прибытия в 399 г. из Пякчэ посланца Атики, поднесшего японскому царю от своего князя "добрый коней". Этот посланец остался в Японии и был поставлен "заведующим конским двором", а вместе с этим и учителем наследного принца, которому он преподавал китайскую грамоту. По его совету в 400 г. из Кореи был выписан более сведущий человек — Вани, которому и было поручено обучение и воспитание царских детей. Вслед за ним появился и третий "ученый" — Синсон-о. Их потомки в дальнейшем получили официального звание "людей грамоты" ("фухито") и стали главными распространителями китайского просвещения среди членов царского рода и вообще верхних слоев тогдашнего общества.