Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

Чем кончилось дознание и какова судьба незнаемых людей - летопись не сообщает.

При внимательном чтении приведенного известия обнаруживается что оно очень смутно. Это и естественно: летопись рассказывает об эпизоде случайном, о некоем недоразумении, которое еще не расследовано до конца Дело послов неясно не только для тех, кто читает летопись через тысячу лет после написания известия 839-го года, но и для самого летописателя, и для канцелярии франкского правительства, сообщившей Пруденцию письмо греческого императора, письмо Людовика и данные дознания.

Как всякое неясное свидетельство, запись Вертинских летописей допускает различные толкования. А всякое толкование, т. е. попытка уяснить неясное в словах или фактах, необходимо должно искать себе поддержки в других более ясных, словах или фактах. Уже одно это мешает признать аргумент извлеченный из германской хроники, самостоятельным и главным аргументом в пользу норманства Руси. Он занял это место не по праву, он сам нуждается в опоре, и тот, кто его выдвигает, должен искать ее во всей совокупности доступных нам данных о загадочном названии «Русь».

В рассказе Вертинской хроники норманисты считают самым существенным следующее известие: люди, явившиеся в Константинополь и заявившие там, что они от племени русь, оказались, по мнению франков, шведами Если послы руси - шведы, то и русь - племя шведское. Соловьев, получивший норманскую точку зрения от своих предшественников, в своей «Истории России» выразился так: «Свидетельство русского летописца подтверждается свидетельствами иностранными: известием, находящимся в Вертинских летописях что народ русь принадлежит к племени свеонов»[106].

Это суждение основано на доверии к первым норманистам, но правды в нем нет: Вертинские летописи не причисляют русь к скандинавам; это делают историки на основании скандинавского происхождения послов. Но если франки, мало знакомые со шведами и совсем не знающие русь, решают что послы руси - шведы, значит ли это, что они в действительности были шведами? Если же и на самом деле эти послы - шведы, значит ли это, что русь - шведскии народ?

Целый ряд историков полагает, что послы руси могли и не быть шведами и что произошла ошибка со стороны франков, расследовавших это дело «Представители руси были признаны шведами, - пишет академик Васильевский, - ни процедура дознания, ни основания для такого заключения нам не указаны ; вопрос о злонамеренной цели соглядатайства окончательно решенным не был сочтен; это еще подлежало дальнейшей проверке. Шведы ведь вообще не играли важной роли в норманских набегах; пока их гораздо меньше знали, чем датчан или норвежцев; нам думается, что именно потому к их племени и отнесли людей, которые по виду и языку были похожи на норманнов, т. е. на датчан или норвежцев, но которые, однако, не оказались ни датчанами, ни норвежцами»[107].

На возможность ошибки при установлении национальности послов указывают и другие историки. Забелин считает возможным, что послы были не шведы, а киевские росы или балтийские варяги-славяне, служившие в дружине киевского князя; в летописи не указано, на каком основании их признали шведами. «Могло случиться, что они славяне и живут по соседству со свеонами, что чиновникам Людовика из этих двух имен более подходящим и более знакомым показалось одно - "свеоны"»![108] Такое смешение имен допускает Иловайский; он указывает, между прочим, со слов Венелина, что на Балтийском море было славянское племя свеняне[109].

Но пусть дознание в деле послов велось безукоризненно, и таинственные люди на самом деле были шведами; может ли их племенное происхождение само по себе удостоверить, к какому племени принадлежит пославший их народ? Мы знаем, что в числе послов, представлявших в Греции то или другое славянское государство, бывали иноземцы, награждаемые этим способом за военные услуги. Так как в дружинах наших князей служили не только свои люди, но и норманны, и литва, и финны, и угры, то все эти чужие народности могли быть представлены в посольстве нашего княжества. Был случай, когда норманн Сигвальд договаривался от имени поморского князя Болеслава; норманн Эймунд был послом Ярослава[110]. Загадочные люди называли свой народ русью в Константинополе, где они представляли собою посольство, но о том, что они говорили в Ингельгейме, ничего не известно.

Первые норманисты сознавали, конечно, что шведская национальность послов еще не дает достаточно оснований для суждения о норманстве Руси, и восполняли этот недостаток догадкой, что «хакан» Вертинских летописей никто иной, как Гакон, некий, никому не известный шведский конунг, задумавший будто бы установить дипломатические сношения с Византией[111]. Но Гедеонов разъяснил, что шведское имя Гакон (Hakon) лингвистически не соответствует грецизированному χαχάνος потому что германское «Н» («Ха») в греческом языке передается через густое придыхание, а не буквою «X»[112]; кроме того, как это доказано уже Куником, Chacanos vocabulo может обозначать с равным правом имя и титул[113]. Настаивать на догадке о мнимом Гаконе было невозможно, и шведскую русь, управляемую хаканом, стали искать на нашей равнине. Однако и для такого предположения Вертинские летописи не дают никакого основания, что разъяснено тем же Гедеоновым. В самом деле, послы руси сказали, что их народ русь, что им управляет хакан; если хакан не имя, а титул, норманисты должны считаться с тем неоспоримым фактом, что так титуловали правителей в днепровской Руси, бывшей долгое время под властью хазар[114]. Русский хаканат удостоверен греческими источниками для периода времени между 839 и 871 годами. Кроме того, арабское свидетельство Ибн Даста: «Русь имеет царя, который зовется хакан-русь»[115], взятое из первоисточника IX в.[116], относится тоже к южной хазарской Руси, потому что скандинавы своих властителей хаканами не называли[117]. Титул этот так укрепился в Киеве, что встречается даже на памятнике XI века, а именно в «Слове о законе, данном через Моисея, и о благодати и истине, происшедшей через Иисуса Христа» митрополита Илариона. «Похвалим же и мы, - говорит он, - великаго когана нашея земли Владимера»[118]. О когане поется и в «Слове о гюлку Игореве»: «Рек Боян и ходи на Святославля песно творца стараго времени Ярославля Ольгова коганя хоти»[119].

Ввиду всего этого, гораздо естественнее отнести хакана Вертинских летописей к славянской Руси, а не к предполагаемой шведской, тем более что посольство 839 года, по-видимому, не было исключительным явлением; годом раньше в Грецию приехали хазарские послы с просьбой к греческому императору помочь выстроить крепость для защиты от диких племен (печенегов, мадьяр). Такая крепость и была выстроена византийскими зодчими в хазарской стране, на Нижнем Дону (Саркел). Другими словами, в эту эпоху между Хазарией, к которой относилась и Русь со своим хаканом, и Византией происходили дружественные сношения[120].

На славянство Руси, от которой послы, по их словам, пришли в Грецию, указывает, между прочим, следующая подробность текста летописи 839 года: в ней дан латинский перевод письма императора Феофила, и название Русь сохраняет в этом переводе греческую несклоняемую форму (Rhos), которая может соответствовать только славянской форме Русь; в скандинавских языках, как мы уже знаем, народное имя не может принять форму, одинаковую

для единственного и множественного числа[121].

Невозможность доказать племенное единство руси и шведов, исходя из записей Вертинских летописей, очевидна и в том случае, если признать подозрительность франков вполне обоснованной и допустить обман со стороны чужеземцев, приехавших к Людовику из Византии. Люди эти - шведы, но самозванцы; они присвоили себе звание русских послов, обманули греков, однако у франков их обман был раскрыт. «Быть может (и это вернее), они были обманщиками... это было в характере норманнов, которые несколько раз принимали крещение... ради новых одежд и подарков»[122]. При таком толковании известия о неведомых послах, мысль о шведской руси или о шведах-русах, неприемлемая даже для франкских правителей, исчезает, как дым, сама собой. «Пусть продолжает норманская школа приводить это известие в доказательство своих мечтательных мнений, - пишет Гедеонов, - пусть основывает она свои убеждения в тождестве руси и шведов на том обстоятельстве, что порученные благосклонности Людовика шведы приговорены им к заточению как обманщики и шпионы, единственно потому, что они присвоили себе непринадлежащее им имя Руси в Константинополе; пусть возвращается эта школа, спасения ради, к торжественно забракованному Кругом и Куником превращению азиатского хакана в шведского Гакона; для меня драгоценные слова Пруденция останутся верным свидетельством как существования задолго до Рюрика южной славянской Руси под управлением хаканов, так и коренного отличия русской и шведской народности, останутся, по крайней мере, до тех пор, пока не будет логически доказано, что итальянцу стоит выдать себя за китайца и быть посажену в тюрьму за этот обман, чтобы тем самым укрепить итальянское происхождение за уроженцами небесной империи»[123].