Пробуждение от лица парней - Каролайн Пекхам

месте, не реагируя на то, как мой отец медленно передвигался по комнате и отряхивал пиджак.

— В будущем ты будешь больше работать, чтобы достичь этой цели, — сказал он. Это не вопрос, поэтому я промолчал. — Ты приложишь все усилия, чтобы не разочаровать меня снова.

Он поднял свой бокал и сделал глоток, позволяя напряжению накапливаться в комнате, играя со мной в ожидании неизбежного.

Раньше я так боялся его, когда он становился таким, я неустанно старался сделать все возможное, чтобы доставить ему удовольствие. Но это было до того, как я осознал, что угодить ему невозможно. Я мог добиться всего, чего он хотел, а он наказывал меня за самоуверенность в своих достижениях.

Дело было не в том, что у меня что-то не получалось. Речь шла о власти, как и все в моей жизни. Я был его наследником, которому предстояло однажды занять его место одного из самых могущественных фейри в королевстве, и как бы он ни хотел, чтобы я был сильным, он никогда не устанет доказывать, что он сильнее. Так он утверждал свое превосходство надо мной. Так что теперь, когда я убедился, что мой страх был бессмысленным, я отпустил его. Я не боялся оказаться в его власти, как сейчас. Я просто онемел от этого. Не к боли от ударов, которых я ожидал, а к боли или чувству предательства, которые испытывал мой более молодой «я». Чувство несправедливости или ревность, которую я испытывал, когда видел любовь других семей друг к другу.

Это была не моя жизнь. Так что это не имело значения. Это была моя реальность, и страх перед ней ничего не менял. Но я также не принимал ее. Каждую секунду, которая тикала на этих часах, я не сжимался и не трусил, я бушевал, замышлял и ждал. Потому что его день наступал. Возможно, пока что он укреплял свое положение надо мной, но однажды я выйду из его тени и покажу ему монстра, которого он создал во мне.

Однажды он будет стоять передо мной на коленях.

Отец отставил стакан и снял ремень. На пряжке красовался золотой дракон с шипастыми крыльями и острым хвостом. Я уже чувствовал его укус раньше и сжал челюсти, когда он встал позади меня.

— Прошло девять дней с тех пор, как я сказал тебе о своих ожиданиях в этом вопросе, — сказал он, но я никак не отреагировал. — Так что мы будем говорить по одному за каждый день, когда ты меня подвел.

Я по-прежнему хранил молчание. Я уже давно понял, что не стоит пытаться оттягивать неизбежное.

Мой отец был крупным мужчиной, Дракон в нем был очевиден для всех, и его мышцы бугрились на его огромном теле. Он не пытался сдерживать всю свою силу в отношении меня, поэтому, когда первый удар ремня обрушился на мой позвоночник, я чуть не упал от агонии, раздиравшей мою плоть.

Рычание боли застряло в моем горле, и я заставил себя снова подняться, мои кулаки сжались по бокам, когда я сжал мышцы и попытался остаться в вертикальном положении.

Пряжка впилась мне в спину, когда раздался второй удар, и мокрые брызги моей крови попали на стену, когда он снова поднял руку.

На пятом ударе агония была настолько сильной, что с моих губ сорвалось проклятие, вызвавшее яростное рычание отца.

Шестой удар повалил меня на руки и колени, мои руки дрожали от усилия удержаться на ногах, а ослепляющая боль, поглощающая мое тело, пронизывала каждый дюйм моего тела.

Я не знаю, как мне удалось удержаться в таком положении, пока последние удары хлестали по моей плоти, а кровь текла по позвоночнику, стекая по бокам и разбрызгиваясь по ковру подо мной. Желчь поднималась в моем горле, пот покрывал мою кожу, а Дракон внутри меня яростно метался взад-вперед, желая разорвать, укусить и уничтожить.

Но я сдерживал его чистым усилием воли, подняв голову к проклятым часам на стене, когда их золотая минутная стрелка проскользнула мимо цифры один и наказание наконец прекратилось.

Шесть минут.

Это все, что ему понадобилось, чтобы вырвать плоть из моего позвоночника и оставить меня дрожать у его ног.

Я попытался снова подняться, но мое тело оказалось зафиксированным в положении на руках и коленях, рваные остатки моей окровавленной рубашки свисали вокруг меня, и я так и остался лежать, распростертый у ног человека, которого я ненавидел больше всех на свете.

— Вставай, — усмехнулся отец, пока я боролся с дрожью в руках, которая грозила вырваться и повалить меня лицом на пол. — Вставай, мальчик, или я приведу сюда твоего брата, чтобы он присоединился к уроку.

Эти слова пронзили меня насквозь, как никакие другие. Он нашел мою единственную слабость в моей любви к Ксавьеру, и он знал это. С тех пор как он понял, что я готов поставить себя между его гневом и моим младшим братом, он использовал это против меня, издеваясь надо мной, добавляя еще одну тетиву к своему луку.

Мое зрение потемнело, и с губ сорвался рык агонии, когда мне удалось ухватиться за стол рядом со мной и подняться на ноги.

Каждое движение отдавалось болью в позвоночнике, и, повернув голову, я увидел в зеркале, висевшем на стене слева от меня, часть разорванной плоти и мышц, которые были моей спиной.

Сглотнув боль, я поднял подбородок и посмотрел отцу в глаза.

Я не пытался скрыть свою ненависть к нему, когда смотрел на него, мои глаза превратились в рептильные щели и дали ему понять, как я жажду его смерти.

— Я вижу, ты все еще не понял, о чем идет речь, — проворчал отец, отпивая еще виски и разглядывая меня. Его бледная рубашка была испачкана моей кровью, а вены на правой руке вздулись от напряжения, вызванного тем, что он орудовал своим ремнем против меня. — Так что я оставлю тебя на ночь подумать об этом.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, когда он шагнул ближе ко мне и взял мою руку в свою.

— Ты поклянешься не лечить себя и не позволять лечить себя до рассвета, — прорычал он, показывая мне Дракона