Кровь охотника - Дмитрий Силлов

Значит, еще и соседка… Я скрипнул зубами, чуть не вывернув себе новыми клыками нижнюю челюсть. Жила бабушка одна, ее не скоро хватятся. Эх, думал ли я, делая для нее дубликат ключей от своей квартиры, что подписываю тете Вале приговор на смерть жуткую, нереальную? И сейчас он или они в моей квартире…

Ладно.

Усилием воли подавив в желудке очередной голодный спазм, я шагнул к заставленной дешевыми фигурками стенке, стараясь не наступить в кровавые лужи, растекшиеся по полу. Здесь, во втором ящике слева, Васька хранил все ключи, в том числе от квартиры, от машины и от своей мусорной камеры.

Я выдвинул ящик. Так, ключи на месте.

Сунув их в карман, я задвинул ящик обратно, подошел к столу, схватил недопитую бутылку и в несколько глотков опрокинул в себя ее содержимое. Желудок протестующе взбрыкнул, но, видать, я еще не до конца превратился черт-те знает в кого, и ничто человеческое было пока мне не чуждо. Я постоял несколько секунд на месте, анализируя ощущения. Ага, сработало! Противоестественный голод понемногу отпустил мое нутро, вроде как и клыки уменьшились до почти привычных размеров. Пора действовать!

Я сделал шаг по направлению к выходу из квартиры — и замер, сжимая в руке пустую бутылку.

В темноте коридора, слабо освещенный светом, льющимся из окна кухни, стоял один из недорослей, тех, что тусовались у соседнего подъезда, когда я шел сюда. Любитель «Очаковского» смотрел на меня и улыбался слегка вытянутой вперед, но пока еще человечьей мордой, демонстрируя клыки, аналогичные моим. Разве что чуть подлиннее.

— Хорошо пошла? — осведомился недоросль. — Только зря ты это. Я бы на твоем месте лучше мужика куснул. Он кивнул на труп. — Зря мы, что ли, старались. Кровь — оно и вкуснее, и для печени полезнее.

— Может быть, — сказал я, улыбаясь и делая шаг к нему. — Я ж чувствовал, что что-то со мной не так. Но знаешь, оно с непривычки да в первый раз как-то сложно поверить…

— Понимаю, — кивнул парень. — Я тоже…

Что он «тоже», я так и не узнал — да и неинтересно мне это было. Горлышко бутылки упиралось мне в ладонь, словно рукоять ножа, взятого «финским хватом». Я ударил снизу, метя донышком в подбородок, — и не промахнулся.

Подбородок твари был острым и твердым, словно камень. Не бывает таких подбородков у людей. Но я уже знал, что бью не человека, потому и ударил со всей силы, рискуя раскроить ладонь осколками бутылки в случае, если челюсть кровопийцы окажется слишком твердой.

Не оказалась. Крепче, конечно, чем человеческая, но, видимо, я вложил в удар слишком много личного. Голова парня резко запрокинулась назад с характерным хрустом. Был бы человек, было б одним гадом меньше. Сейчас же я на всякий случай размашисто добавил по открывшейся челюсти нижней третью бутылки.

Его башка мотнулась влево, и он рухнул на пол, путаясь в полах своего длинного черного пальто. А в моей руке осталась «розочка» с острым краем, выступающим вперед наподобие кинжала с широким обоюдоострым клинком.

Человеку его комплекции вполне бы хватило двух таких ударов, чтобы навеки остаться на полу коридора. Парень не отличался богатырским телосложением, и я явственно слышал, как хрустнули его шейные позвонки. Однако, вопреки логике, сейчас он пытался встать с пола, скребя крашеные доски неестественно длинными ногтями и щерясь окровавленным ртом, из которого торчали два заметно удлинившихся клыка.

Вскочить мгновенно ему помешало слишком длинное пальто, и, пока он путался в его полах, я подскочил и всадил длинный стеклянный клинок ему под подбородок.

Зубастая тварь хрюкнула, всхлипнула и посмотрела на меня. В ее глазах с черными пятнами неестественно расширившихся зрачков явственно читалось недоумение. А потом голова монстра завалилась набок, открывая глубокую рваную рану на шее, из которой толчками забила черная кровь.

За дверью послышались приглушенные голоса. Я успел подхватить падающее тело и осторожно опустить его на пол, стараясь не измазаться в кровавой струе, хлещущей из горла твари. Моя атака заняла не больше пары секунд, и я очень надеялся что те, кто остался за дверью, ничего не услышали.

Однако надеялся я напрасно.

— Да не, я тебе говорю — секс с гандоном это все равно что реально секс с гандоном. То есть с резиновым чехлом для хрена, а не с бабой, — явственно послышался гнусавый голос.

— Погоди ты со своим хреном, — прервал его второй. — Кажись, я что-то слышал.

— Брат не велел входить, пока он не поговорит с мясом, — возразил гнусавый. — Если что, он и один справится.

— Конечно, справится. И выпьет всю кровь в одну харю, а нам как всегда требуха останется. Потому он один и пошел…

Я не стал ждать, чем закончится диалог за дверью. Подтверждений теории Папы Джумбо мне больше не требовалось. Мир оказался не совсем таким, как я его представлял раньше. В этом мире я, мой мертвый приятель и его жена, у которой стоящие за дверью сожрали «требуху», были мясом. Что ж, посмотрим, кто из нас «мясо». На любой охоте порой случается, что пока еще живое кормовое мясо превращается в охотника. Если, конечно, это мясо не согласно покорно идти на убой.

Я был категорически не согласен.

— Ну, идите сюда, волки позорные, — прошептал я, заводя за спину обе руки.

Серебряный и деревянный кинжалы, выданные мне Папой Джумбо, были вложены клинками в две поясные сумки для мобильников, грубо и наскоро переделанные под горизонтальные поясные ножны и размещенные сзади под курткой. Вынув оба кинжала, я с сомнением глянул на все еще дергающееся тело на полу. Вампир или оборотень? Судя по клыкам, похоже, что вампир. Но когти и выгрызенные части тел… Папа вроде говорил, что это прерогатива оборотней. Плюс предметный разговор о мясе за дверью, которая уже медленно так открывается под нерешительным давлением с той стороны любителя человеческой крови, вынужденного подъедать требуху за тварью в черном пальто.

Так и не решив какой из кинжалов больше подходит для моей миссии, я на выдохе всадил оба в область сердца прибитого бутылкой нелюдя. Да, не романтик я, и кино обо мне не снимут. И роман не напишут, если, конечно, я сам когда-нибудь не засяду за его создание. В общем, не положительный я герой, а простой солдат, которого отцы-командиры однажды научили никогда не оставлять в тылу у себя врага, способного ударить в спину. Вот такая она, правда жизни, далекая от кинематографии и литературы.

Отметив, как подернулись знакомой пеленой смерти глаза наконец-то сдохшей нечисти, я тихонько встал за вешалкой. И когда голова пожирателя требухи осторожно выглянула из-за двери, я протянул вперед обе руки и от души рубанул по шее твари обоими клинками — одним сверху, другим снизу. Душевно так, со всей дури прошелся, словно ножницами, но с оттягом на себя.