Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

— Он был бы жив, если б ты не толкнула его на отчаянный шаг своими вечными придирками, — медленно произнесла Судха, выделяя каждое слово.

В комнате воцарилась гробовая тишина, даже моя тетя застыла с открытым ртом на середине фразы. Но нас поразила не столько дерзость Судхи, сколько уверенность в ее голосе, словно она на самом деле знала, о чем говорила.

Потом всё происходило словно в тумане.

Через мгновение придя в себя, тетя Налини снова начала кричать:

— Полюбуйтесь, собственная дочь против меня! А я из кожи вон лезу, делаю все, чтобы она была счастлива.

В голосе тети слышалась неподдельная боль, и я понимала, что она не притворяется, а на самом деле верит в то, что говорит.

Но Судха продолжала, словно не услышав слов матери:

— А что касается лживых сказок, то разве ты сама не придумывала их?

Судха произнесла это с таким презрением, что я похолодела. Что она хотела этим сказать?

Вдруг Пиши очутилась рядом с Судхой и закрыла ей рот рукой.

— Замолчи, девочка, замолчи!

И моя мать, подняв руки, сказала срывающимся голосом, словно взбиралась на высокий холм:

— Хватит! Мы все слишком завелись, давайте закончим, прежде чем наговорим друг другу такого, о чем потом будем жалеть всю оставшуюся жизнь. Судха и Анджу, так как вам нельзя больше доверять, никаких денег вы больше не получите до самого поступления в колледж. Отдайте одежду Рамур-ма, она выбросит ее. Я скажу вашим учительницам, чтобы они не выпускали вас из класса даже на перемену до окончания всех уроков.

Ну что ж, я признавала, это было вполне справедливое наказание. И только суровое молчание мамы значило гораздо больше, чем все эти крики. Я молча шла к двери следом за Судхой, радуясь, что вечер наконец закончился.

Но вдруг тетя Налини возмущенно добавила:

— Постой, это все, что ты хотела им сказать?

— Да, я думаю этого достаточно, — ответила мама. Она тяжело дышала, ее щеки раскраснелись — не то от злости, не то от горя.

— Тогда скажу я, — не унималась тетя. — Твоя Анджу плохо влияет на мою дочь. Она забила голову Судхе своими идеями, вычитанными из английских книжек, которые ты разрешаешь ей читать. Никогда бы Судха не осмелилась на такую выходку сама. Я не могу вмешиваться в воспитание Анджу, она все-таки твоя дочь, да и ее положение совсем не такое, как у Судхи. Анджу единственная наследница Чаттерджи, а Судха всего лишь бедная кузина, она никто — да-да, я прекрасно знаю, что говорят люди за моей спиной. Положение Анджу закроет многим рты. А что есть у моей бедной Судхи? Только мать, оберегающая ее репутацию, которую так легко запятнать. Поэтому я решила, что отныне она не покинет этот дом без Рамур-ма, которая будет сопровождать Судху даже в школу.

Какое унижение! Как будто Судхе двенадцать лет! Но от следующей тетиной фразы у меня перехватило дыхание, словно меня толкнули в холодный темный колодец.

— Кроме того, я решила как можно скорее выдать ее замуж. Как только она закончит школу, я подыщу ей подходящего молодого человека.

— Но ей ведь не будет еще и восемнадцати, — услышала я возмущенный голос матери словно откуда-то сверху. — Она же будет еще совсем девочкой.

— Если она такая взрослая для того, чтобы водить шашни с мужчинами в кинотеатрах, — упорствовала тетя, — то и достаточно взрослая, чтобы позаботиться о семье и муже.

Мне трудно было говорить — как будто надо мной сомкнулась толща ледяной воды, но я взяла себя в руки и спросила:

— А как же колледж? Разве Судха не будет учиться в колледже?

— А что там хорошего? — отвечала тетя. — Там ей в голову станут приходить еще более сумасбродные идеи. Лучше я найму женщину, которая будет приходить к нам домой и научит Судху хорошо готовить. Я позволю закончить ей школу только из уважения к твоей матери, которая тратит так много денег на ее обучение. — Тут тетя слегка кивнула головой моей матери с таким видом, словно делала ей одолжение.

Вода надо мной становилась всё чернее и начала отдавать болотом, она давила мне на грудь и, кажется, скоро раздавила бы меня совсем.

— Да как вы можете? — попыталась я закричать, но вышел лишь сдавленный шепот. — Как вы можете разрушать будущее Судхи?!

— Хватит, Анджу! — остановила меня мать. Но не окрик, а жалость в ее глазах испугала меня и заставила замолчать.

— Мы обсудим это позже, когда успокоимся. Судха и Анджу, ступайте в свои комнаты. Сейчас же! Рамур-ма, проводи их.

Мы поднимались по лестнице, опустошенные и молчаливые. В моем сердце было темно, словно оттуда вытек весь свет. Глаза Судхи были широко распахнуты и лихорадочно горели, я видела, как дергается мышца на ее щеке.

Ну почему же я такая легкомысленная? Почему я не подумала о последствиях?

Если б я верила в то, что желания сбываются, я загадала бы, чтоб мы вернулись в сегодняшнее беззаботное утро. И всё бы отдала за то, чтобы мое желание исполнилось.

Но загадывать желания было бесполезно, как и сожалеть о содеянном. Я должна была придумать, как всё исправить.

Дойдя до комнаты Судхи, я обняла сестру, крепко прижимая ее к себе. Рамур-ма стояла рядом и смотрела на нас, навострив уши, поэтому я даже не могла сказать Судхе, что сожалею о том, что всё так получилось. Но Судха и так всё поняла. И, чувствуя, как она прижимает свою горячую щеку к моей, я знала, что она уже простила меня.

— Не волнуйся, еще не всё кончено, — прошептала я. — Мы будем бороться всеми возможными способами. — А сама уже обдумывала план наших действий и слова, которые скажу матери. Я чувствовала, что она на нашей стороне.

— И не важно, что случится с нами, главное, что мы пройдем через это вместе. Я обещаю.

Я ждала, что Судха согласится со мной, но вместо этого она, немного отстранившись, посмотрела мне в глаза и слегка улыбнулась ироничной улыбкой, как будто уже знала то, что я смогу понять только через многие годы: обещание можно сдержать, только не всегда это получается так, как мы себе представляли.

7

Судха

Лежа в постели и пытаясь заглушить в себе кипящую злость, я почему-то думала о Геракле. Может потому, что в школе мы как раз проходили легенды Древней Греции и Рима. Я по-настоящему восхищалась ими, хотя монахини с большой осторожностью рассказывали нам о языческих богах и героях. Древнегреческие герои казались мне ближе, чем кто-либо из окружающих меня людей. Читая об Икаре, я сама чувствовала свежий ветер, поднимаясь вместе с ним в небо на крыльях из воска. Я страдала вместе с Персефоной, когда над ней сомкнулась толща земли, а потом плакала, когда Церера обнимала ее — так, как никогда не обнимала меня моя мать.

В этот день я прекрасно представляла, что должен был чувствовать Геракл, погибший из-за отравленной накидки, которую прислала ему женщина, которая, как он думал, желала ему только добра. Мое тело пронзали тысячи огненных иголок ненависти к матери и злости оттого, что я была бессильна перед ней. Кто дал ей право контролировать мою жизнь, запирать меня в четырех стенах во имя ее материнского долга? Как всё неправильно устроено в этом мире! Пусть мать родила и воспитала меня, но это не значило, что она может запирать меня, как заключенную.

Когда она сказала, что я должна буду сидеть дома, а Анджу пойдет в колледж, у меня появилось жуткое чувство: мне показалось, что я стою в темном тоннеле, который, сужаясь, давит на меня. И я в долю секунды поняла, что это родовой канал — узкий и удушающий. Только теперь я двигалась в обратном направлении, в чрево матери, откуда больше никогда не смогу выйти обратно.

Анджу, спаси меня.

Простыни обжигали кожу, а подушка казалась раскаленным камнем. Может, если я выпью воды, а потом пойду к Анджу и лягу рядом, слушая ее сонное дыхание, эта ночь закончится быстрее?

Бесшумно пробираясь на цыпочках к кувшину с водой, стоявшему в коридоре, я заметила, что дверь в комнату матери была открыта: свет луны, падающий из окна, ложился решетчатым узором на пол, и на фоне окна я заметила силуэт.

Анджу. Я должна была дойти до комнаты Анджу.

Но какая-то неведомая сила вернула меня к двери маминой комнаты. Я стояла среди теней, сама похожая на тень, и наблюдала за мамой. Тело ее было напряжено, она стояла, крепко вцепившись в оконную раму и прижавшись лбом к проржавевшему металлу. И плакала. Но не так, как обычно: без скорбных наигранных всхлипываний, без громких обращений к богам. Она плакала беззвучно, только плечи ее вздрагивали, а потом, подняв голову, она посмотрела на луну.

Вдруг я вспомнила старую, забытую колыбельную, которую пела мне, улыбаясь, мама, когда качала меня в кроватке:

Чандер пан чейе чейе раат кетече като…Я так часто смотрела по ночам на луну —И ты появилась, моя луноликая крошка.Пойдем в леса, только мы вдвоем,Где я смогу тихонько любоваться тобой.

Наверное, моей матери вся жизнь казалась обманчивой игрой лунного света. На миг ее руки наполнились серебром обещаний, а потом она овдовела и осталась без гроша в кармане. Одна, с дочерью на руках, среди мрачных туч. С каждым часом тучи подбирались к ней всё ближе и ближе, оставляя на лице морщинки. Ничего, кроме слов, у нее и девочки не оставалось. Она собрала самые красивые слова, словно цветы, в гирлянду и украсила ей свою шею. Только так она могла, хоть ненадолго, казаться такой, какой хотела стать тем утром у реки.