Корела (СИ) - Романов Герман Иванович

Владимир говорил с такой укоризной в голосе, что Пушкин смутился, отвел взгляд, насупился и Мышецкий. Ему стало ясно, что именно такой план, оказавшийся самоубийственным, и выбрали воеводы. А теперь оба осознали, что их расчеты оказались в корне неверными. А иного варианта у них не припасено, взрослые люди, а смотрят на него как нашкодившие юноши. И он не стал тянуть время, а решительно произнес:

— Не все так плохо, как только кажется. Да, шведы сильны, у них опытные войны и их намного больше, чем у нас. Но время еще есть — почти два месяца. А это немалый срок, если начнем правильную подготовку, и разумно каждый день используем. Для того мы сейчас с вами обсудим как вести «малую» войну в сочетании с «большой». Если притянем шведов к Кареле, где только горожане будут — то приманка будет. А войском своим иначе действовать будем, так ратники пользу принесут, а не напрасно с голодухи помрут, потерь неприятелю не причинив…

Полководец Якоб Делагарди — сын пошел по стопам отца, и также долгое время воевал с русскими. Именно они расширили далеко на восток границы Шведского королевства, превратив его в империю…

Глава 20

— Я не мог ошибиться — но почему до сих пор не объявлено о «семибоярщине»? Июль уже на дворе, первая неделя истекает…

Владимир последние дни изрядно нервничал, хотя вида не показывал. Сроки исполнения его «пророчеств» уже подходили, а из Москвы гонцы так и не прибыли с вестями. Хотя до Новгорода должны уже добраться — недаром туда князь Мышецкий отбыл. Данила Тимофеевич явно на него сделал ставку, раз семью свою и скарб приказал на струги не грузить, демонстрируя всем, что бежать из Корелы не намерен. Хотя нашлись слабые духом — вереница стругов и ладей каждый день отправлялась в плавание, благо Ладога была на удивление спокойной и пока не грозила своими знаменитыми штормами — те будут ближе к осени. Отплывали в основном посадские люди, когда осознали, что дома и мастерские в случае неизбежной осады будут сжигать. И путь их шел в Сердобольский погост или слободу, что спустя какое-то время будет в Сортовалу шведами переименована, в северо-восточном углу обширного Ладожского озера. Последнее не зря морем именовали — свыше семнадцати тысяч квадратных километров, крупнейший пресноводный водоем Европы, в России только Байкалу уступает, протянулся на двести с лишним верст с юга на север, и на сто двадцать с востока на запад — впечатляющие размеры, особенно когда в бинокль посмотришь.

Эвакуация началась, и то к добру — меньше голодных ртов будет в осажденном городе, это большой плюс. К тому же, как не крути, но в других селениях Приладожья народа прибавиться за счет самой Корелы, в уезде и так с населением туго, есть такое слово «пустошь». Хотя многие плыли на Валаам и Олонец, чтобы там от шведского нашествия уберечься, но то правильно — саму Карелию тоже заселять надо. А вот в Новгород или Псков люди не торопились съехать — Смута и туда нахлынула мутной волной. Ряд крепостей в Ижорской земле, или Ингрии — Ивангород, Ям, Копорье — «тушинцы» еще держали за собой, поддерживая «второго» Лжедмитрия. И милости от московских бояр уже не ждали, порядком озлобленные — среди них хватало «болотниковцев», над которыми по приказу Василия Шуйского учинили расправу. Так что словам не верили — всю Россию охватила ожесточенная гражданская война, всех против всех.

И крови прольется еще немало…

— Ничего, теперь иначе воевать будем, по-новому. Только без военно-технических новшеств обойдемся, пока еще рано. Вначале нужно нормальную производственную базу создать, промышленность — заводы и мануфактуры. Железо нужно плавить, руды ведь хватает, до самой Колы месторождения. Одно за другое цепляется, и все нужно делать комплексно, если во главу угла результат поставить. Но над этим будет время подумать, если, конечно, от шведов отобьемся…

Владимир прикрыл глаза — хотя солнышко сильно пригревало, но прохладный ветерок с близкой Ладоги навевал сонливость. Он сильно устал за эти дни, решая бесконечный перечень задач, который постоянно пополнялся. А ведь еще пока только воевода, без официального поста, хотя каждый житель, даже глухой, уже знает кто он такой на самом деле. И не до смеха тому будет, кто заикнется о его самозванстве — уже не поверят.

— Сейчас ничего не скажут, даже если из Новгорода епископ Сильвестр известия не получат о «семибоярщине». Слишком опасна ситуация, чтобы меня, единственного союзника, лишится. Ведь шведы открыто войска стягивают к границе, теперь не отрядом малым пойдут, а все три тысячи двинут. Ничего, справимся, если клювом не прощелкаем.

Стефанович поднялся из кресла, привычно отмахнулся от комаров — сюда он не залетали днем, ветерок мешал, но вечером появлялись в «силе великой», как сказал бы летописец. Народ свои «домашние средства» на основе дегтя использовал, а у него репеллент оставался, на год хватит, а там уже видно будет — прожить бы еще этот год.

— Ничего раньше срока отпевание делать — отобьемся, — как заклинание в который раз повторил про себя Владимир, сам он не был полностью уверен в успехе. Машинально покосился на грядку — выбрали в крепости самое солнечное место, натаскали корзинами лучшей земли, перегноя добавили. У брата в рюкзаке оказался пакет с картошкой — дюжина клубней, предназначенных для ухи. Пока партизанил, они ростки дали, а по прибытию в Корелу решил огород устроить — картошка от цинги первейшее средство, к тому же лет через десять, если все клубни как семена использовать, крестьяне уезда посадочным материалом обеспечены будут. Картофель самый полезный овощ для этих мест, где даже рожь с овсом плохо произрастает — холодно тут для зерновых, да и заморозки бывают. И хотя поздновато высадил, но ростки уже вылезли, зеленели на славу и давали определенную надежду.

Покосился на две кадушки — у Ваньки обычные семечки нашлись, видимо не протряхнул рюкзак толком, щелкал их постоянно. С десяток набрался, половину про запас оставил, остальные посадил в горшочках, два ростка проклюнулось. Теперь слуги таскают их с утра сюда, а вечером обратно в тепло дома заносят — подсолнух на северах только в теплицах расти может, ему солнечный юг нужен, хотя в Белоруссии он у него на даче хорошо рос. Но так в Гродно гораздо теплее, чем здесь. Жаль, конечно, что братец помидоров не взял, и перца горького или сладкого в стручках — тоже можно было их посадку организовать. Но чего нет, того нет…

Стефанович отвлекся от мыслей — к Детинцу, мерно вздымая весла, целой вереницей шли струги. Необычное зрелище, такое еще не случалось, чтобы целым караваном припожаловали сюда. И пробормотал:

— Так это из Новгорода князь Мышецкий приплыл…

Ладожское озеро у Сортовалы. Весь северный берег в шхерах…

Глава 21

— Обзавожусь я родственниками, хотя таковым им не являюсь. Ибо самозванец чистейшей воды, ан нет — с восторгом признали, что сильно похож на Одоевских, хотя в любом мире двойников найти можно, а людей просто схожих лицами еще больше. В конце-концов у нас прародители одни. Хотя кто знает — за четыре века кровушку могли и подмешать, а гены свое взяли, ведь доказано что генетика наука.

В другой ситуации Владимир может быть искренне рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Вместе с Мышецким прибыл новгородский воевода князь Иван Никитович Одоевский, который являлся ему «дядей», и двоюродным братом его «матери», ливонской королеве Марии Владимировне, будучи младше ее на три года. Прозвище «дядя» имел Мниха, но звался еще как Большой, так как был у него еще младший на пять лет брат, полный тезка, прозванный Меньшим. А вот старший брат Василий умер двадцать лет тому назад. И с первой минуты дородный дядя в драгоценной собольей шубе взирал на него ошарашенно, потом сдавил в объятиях так, что кости захрустели. Да и князь Мышецкий тоже был маленько не в себе, разглядывая их двоих. А уж когда появился первенец князя Иван Иванович, по нынешним временам уже не юноша, а молодой мужчина, двадцати лет от роду и еще безбородый, так и Стефановичу стало немного не по себе — они были похожи, как старший брат с младшим. Тут даже Мышецкий произнес, что «родная кровь не водица, и завсегда свое возьмет».