Эффект отражения (СИ) - Евгения Федорова

— Я бы подумал немного, парень сам не понимает, что предложил, но мы то!

— Вот именно, — передразнила Белла. — Мы то! Есть большая разница, между предложением Кранца и Зеркалами. За Зеркало ты заплатил и получаешь товар. Довесок к жизни, прибавку к силе, страховку от смерти. А то, что предлагает Павел — трата. Ты собираешь свои силы и создаешь что-то, оно может тебя защитить, но если не выдержит, если сломается, то ты останешься не защищен. Удар обрушится на тебя и ты умрешь! Призраки никогда не могут заменить материальное!

Павел огорченно вздохнул. Сиковски прав, для него все это только слова.

Тем временем из-под стола вылезла совершенно невозможно лохматая такса со спутанной, какой-то серой шерстью, и быстро засеменила по полу, обежала кресло и юркнула под диван.

— Горден, ты хоть кормишь свою собаку? — брезгливо спросил Павел.

— Собаку? — вроде бы удивился хозяин квартиры. Сощурившись, он поглядел на диван.

Взяв кусок колбасы, Павел встал на корточки и заглянул в узкую щель.

— Не бойся, — сказал он, помахивая колбасой, — иди сюда.

Но из-под дивана глянуло на него два круглых, пронизанных сеткой полопавшихся сосудов, глаза. Охнув от испуга, Павел отшатнулся, упал на бок и схватился за раненое плечо, которое от неосторожного движения предупреждающе стрельнуло болью.

Горден и Белла засмеялись, Патрик наоборот неодобрительно покачал головой и помог Кранцу подняться.

— Святослав Дмитриевич, — с укором сказал он, — ну что вы тут развели за кавардак?! Неприятно даже, честное слово!

— Ну примите мои извинения, Патрик, — пожал плечами Горден. — В домах, где гостит много разных людей, всегда так. За каждым кто-то приходит, а уходить торопятся не все.

— Можно и почистить, да кого я учу! — примирительно развел руками Сиковски.

— Мне они нисколько не мешают, с ними веселее как-то, — было видно, что крестный с трудом сдерживает улыбку.

— Дурная какая-то манера, — Патрик совсем сник.

— В чужом монастыре со своим уставом не выживают, — Белла встала. — А давайте все обедать? А то мне скоро отбывать! Чувствуете, как нежно запахло бараньей ногой? Да, я решила побаловать Гордена нормальной пищей, а не какими-то полуфабрикатами. Пицца и бутерброды — это пошло.

— А что это было? — придя, наконец, в себя, спросил Павел.

Переглянувшись, Белла, Горден и Патрик тихо засмеялись.

Глава 4. Дубль раз

Еда была просто дивной. Белла запекла баранью ногу и сварила сладкий тыквенный суп, от которого шел дурманящий беловатый парок. Как из трубы крематория.

Говорили мало, Павел не участвовал в разговорах и почти не слушал, о чем говорят. Его обуревало отчаяние.

После обеда все разбрелись по огромной квартире Гордена, сам хозяин, сославшись на усталость, ушел в спальню. Павлу показалось, или он стал меньше хромать? В любом случае, после еды его крестный стал выглядеть получше. Может, и сам он быстрехонько поправиться? Что там сказала Белла про них с Горденом? Якобы крестный забрал его раны себе? Его боль и его смерть… и жизнь. Какие-то путанные слова, не проясняющие для Павла картину.

Павел бродил по комнатам, казавшимся бесконечными, и ему начинало чудиться, что он не в квартире, занявшей, должно быть, целый этаж, а в замке, отделанном со вкусом, но совершенно разными людьми. В замке на скале, в котором поработало два десятка сумасшедших разномастных дизайнеров. Маленькие девочки с очень хорошим, взращенным в институте дизайна вкусом создавали ему классические интерьеры спален; бородатые мужчины с горящими глазами отделывали потолки деревянными балками и ставили грубоватую мебель гостиных. Пареньки в очках тащили мягкие кресла и облицовывали камин зеленым змеевиком.

Пожилые тетки, уверенно носящие пышные юбки и высокие прически, расставляли на шкафах и трюмо позолоченные вазы и кубки, словно желая выставить напоказ безвкусное богатство.

Картины классические, мистические, сюрреалистические, портреты, пейзажи и натюрморты облепили все свободное место на стенах, словно рассевшиеся на сотах пчелы. От этих картин, смешавшихся в водоворот изображений, рябило в глазах.

Никому не нужен такой дом, — думал Павел, вглядываясь в огромный, во всю стену плазменный телевизор. — Тут — техно, здесь — венецианский стиль, тут еще что-то, отдаленно напоминающее архитектуру древности. Нагромождение панелей под камень и арки с барельефом. Это не комнаты, это целые дома. Кажется, каждый найдет себе здесь комнату по вкусу, но все вместе представляет из себя чудовищный коктейль, призванный низвергнуть человека в ад. Нет перехода от одного к другому, и разум чахнет, подавленный несоответствием.

Павел вспомнил свои грубые попытки переломить ситуацию. Свою нахальность, когда он обращался к Гордену с вопросом: откуда такая квартира.

Он соврал.

Он не хотел бы иметь ничего подобного. И дело было вовсе не в том, что по нынешним меркам цен эти апартаменты стоили сумасшедших денег. Нет, деньги тут были соверешенно ни при чем. Как и любой молодой человек его возраста, Павел мечтал стать богатым и знаменитым, но, видя это богатство вблизи, тут же отказывался. Не такое. Вот домик на рублевке, это да! — думал он. — Уютный, аккуратный, среди сосен.

Никто не мешал ему идеализировать. В его понимании достаток был другим.

А вот еще один шедевр, на этот раз наиболее привычного, перестроечного времени. Кому взбрело в голову вплести в этот калейдоскоп вычурности убогое детище своего времени? Здесь даже пахло так, как было привычно Павлу: ДСП, книжной пылью с забранных покосившимся стеклами книжных полок; застарелым поролоном, которым набиты сплющенные до досок стулья. Здесь пахло синтетическим покрывалом и табуретками с отвинчивающимися деревянными ножками.

Сев на диван, привычно скрипнувший пружинами, Павел подумал о том, что хочет задать Гордену один единственный вопрос: нужно ли тебе все это для жизни? Все эти вазы и телевизоры, бильярдные столы и картины. Или ты все это сделал для своих гостей, а сам живешь тут как радушный хозяин некой домашней гостиницы?

От этих мыслей у Павла разболелась голова, в комнате царила тишина — все растерялись по разным комнатам, и Кранц подумал, что квартира и эти удасные интерьеры попросту съели своих постояльцев. И этот диван, на котором он сейчас сидит, вот-вот съест его, поглотит и сопроводит туда, где сны плетут причудливые узоры.

Он вздохнул, оттолкнул в сторону тапочки, улегся поудобнее, и задремал, стараясь угреть занывшее плечо.

Павел проспал весь оставшийся день тяжелым сном раненого человека, просыпался, но, не в силах проснуться окончательно, засыпал снова. Лишь с наступлением ночи он поднялся, вялый, не отдохнувший, совершенно измученный. Хотелось принять какой-нибудь анальгетик, чтобы тяжелую голову отпустили тиски болезни. Теперь Павел вспомнил, что все это время ему снились кошмары.