Путь Никколо - Дороти Даннет

Она помолчала. Великий Пост и экстаз Карнавала… Конец лета и огромные галеры, входящие в порт с сокровищами из Венеции. Два чуда, отмечавшие каждый год для любого ребенка, — именно об этом она больше всего тосковала в Шотландии. Именно этого ей недоставало, даже больше, чем бескрайнего неба над головой, и воды, и теплых крапчатых кирпичей.

— Да, разумеется — отозвалась Кателина. — Не желаете ли еще вина?

Саймон остался поужинать с ними и был довольно забавен. Однако на ее отца он произвел бы куда лучшее впечатление, если бы участвовал в разговоре торговцев, задавал вопросы, высказывал свое мнение и намекал на последние слухи из Шотландии.

Разумеется, Саймону это было прекрасно известно. Неужели он был столь уверен, что отец Кателины ответит согласием, если только он сделает предложение? Или же вместо этого Саймон вознамерился произвести впечатление на нее? Кателина сделала над собой усилие, чтобы не быть впечатленной. Впрочем, он оказался мил и любезен. Он вызвал улыбку у отцовского капеллана, поболтал немного с его секретарем, а саму Кателину с отцом втянул в разговор о Вейрском дворе, где сестра Саймона Люсия некогда прислуживала шотландской принцессе. Отец Кателины осведомился, как поживает та сестра, которая вышла замуж за португальца и теперь жила таи, на далеком юге. Как оказалось, у них родился сын, и Люсия вполне довольна жизнью.

— Довольна, несмотря на то, что живет вдали от родных мест? Вы уверены в этом? — Кателина не скрывала иронии.

Однако Саймон остался невозмутим:

— Я знаю, что вы скучали по дому все эти три года в Шотландии. Но брак несет с собой определенные обязательства. Шесть сестер моего короля разъехались по всей Европе. Как вам известно, одна из принцесс обрела свое счастье в Вейре. Так же счастливы и все остальные, кроме тех двух, которым пришлось вновь вернуться домой. Спросите у них, по душе им Шотландия или нет?

— Но они все еще живы?

— Кателина! — пожурил ее отец. — Едва ли это любезно с твоей стороны. Жене надлежит следовать за своим супругом и господином повсюду, куда его призывает долг. И не имеет никакого значения, жарко там или холодно, холмы там или равнины.

— Неужели также не имеет значения, жарки или холодны их мужья? — заметила на это Кателина. — Едва ли! Иначе все монастыри давно бы опустели.

Капеллан поджал губы.

Ее отец повысил голос:

— Демуазель, судя по всему, за время своих путешествий вы не научились изящному обхождению. Это неподходящая тема для застольной беседы. Пусть милорд Саймон извинит тебя.

Кателина медленно поднялась с места, но милорд Саймон тут, же последовал ее примеру и, взяв под руку, вывел из-за стола.

— Монсеньер, надеюсь так же, что вы извините вашего гостя. Закат в саду великолепен. И прохладный воздух остудит нас обоих, если кто-либо из слуг согласится сопровождать нас.

После некоторого молчания отец кивнул и перевел взгляд на одного из молодых лакеев, который с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим. Кателина хотела отказаться, ибо была настроена строптиво. Слишком долго она жила вдали от отцовской руки… и память о последнем воздыхателе еще была слишком свежа. Не придя пока к окончательному решению, она покинула комнату и вышла на крытую галерею, раздосадованная, ибо Саймон по-прежнему держал ее под руку, но также и потому, что от одежды его исходил какой-то приятный аромат, а волосы были точь-в-точь того оттенка, о котором она в детстве молила Деву Марию.

Когда лакей распахнул дверь в сад, Кателина попробовала отнять у своего спутника руку и испугалась, обнаружив, что он удерживает ее.

Однако это продлилось лишь настолько, чтобы он успел поднести ее кисть к своим губам, а затем отпустил и покорно последовал за Кателиной в сад. Лакей исчез из поля зрения, но явно оставался в пределах слышимости.

— Почему вы во Фландрии? — спросила она.

Саймон замедлил шаг. Желтый свет сочился из-за прикрытых ставней дома. На подоконнике распахнутого кухонного окна сидела кошка. За деревьями было не видно, как загорались светильники в соседних домах по мере того, как гасли последние отблески заката. Небо было цвета бледного марципана, теми же оттенками играла вода в фонтане и в пруду. Что-то кольнуло девушку сквозь вуаль, присборенную на ключицах, а затем в висок.

— Комары, — заметила Кателина. — Нам лучше вернуться. Скамья оказалась рядом.

Саймон подал голос:

— Я собирался ответить на ваш вопрос. Неужто я не стою какого-то комара?

— Нет, — отозвалась она. — Расскажете в другой раз. Или прогоните мошкару. Здесь есть сухие листья. Дым поможет. Эдерик!

Ну, разумеется, слуга находился в пределах слышимости и тотчас возник перед ними.

— Принеси головню из кухни, — велела Кателина, — и брось ее вон на те листья. Так о чем вы говорили?

Саймон невозмутимо проводил взглядом слугу, затем подвел ее к скамье и расстелил там свою накидку.

— Я говорил, что подобно всем тем, кто поднялся на борт прекрасного корабля нашего славного епископа, я прибыл в Брюгге, дабы продать товар, выгодно вложить полученную прибыль, сделать закупки, отдать распоряжения. И прежде всего, встретить фландрские галеры. Вы могли бы спросить меня об этом еще тогда.

Где-то впереди мелькнул свет: это возвращался Эдерик.

— Странно, почему я этого не сделала? — заметила Кателина, опускаясь на скамью.

— Потому что вы опасались, что я могу дать иной ответ, — промолвил Саймон. — Для всего свое время.

— Значит, время настало? — переспросила она.

Эдерик, нагнувшись, сунул головню в кучу влажных листьев. Листья зашипели, показался дымок, и комары тут же разлетелись прочь. Саймон также вознамерился опуститься на скамью.

— Если вы постоите, — заметила Кателина, — то сможете следить за огнем, пока Эдерик отнесет головню на кухню. Сейчас еще не настало время спалить дотла дом моего отца.

Над небольшим костром поднялся голубоватый дым. Покосившись на госпожу, Эдерик удалился, — по крайней мере, исчез из виду. К вящему ее удивлению, Саймон опустился на колени у огня, не боясь испачкать шоссы, и, нагнувшись, принялся дуть туда, где еще не разгорелось пламя.

— Если желаете очернить меня, — заметил он, — то я не возражаю. Что же до вашего вопроса, то искусство исчисления времени принадлежит фламандцам. Когда искомый час настанет, то полагаю, кто-нибудь из фламандцев сообщит мне об этом.

— Вы ждали этого сообщения очень долго. Возможно, вам придется ждать еще дольше. Ай!..

На что Саймон заметил:

— Боюсь, если вы останетесь там, они по-прежнему будут жалить вас. Если угодно, переместитесь лучше в эту сторону, чтобы дым шел прямо на вас. Почему вы отказали его светлости? Он был несметно богат и умер бы очень быстро.