Штурвал тьмы - Дуглас Престон

— Даже если мы успеем к отплытию, — проговорила наконец Констанс, — как попадем на борт? Я читала сегодня утром в «Монд», что каждая каюта была зарезервирована за несколько месяцев. Этот дебютный рейс называют самым престижным со времен «Титаника».

Спецагент пожал плечами.

— Довольно неудачное сравнение. Кстати, я уже позаботился о подходящем размещении. Тюдоровский номер люкс на корме судна. Там даже имеется третья спальня, которую мы сможем использовать под кабинет.

— Как тебе это удалось?

— Этот люкс заказали мистер и миссис Протеро из австралийского Перта. Они не отказались обменять этот номер — вместе с умеренной денежной компенсацией — на еще больший в следующем кругосветном круизе «Британии», который состоится ближайшей осенью. — Губы Пендергаста тронула мимолетнейшая из усмешек.

Такси пулей пролетело транспортную развязку с автомагистралью М-27, затем начало снижать скорость, поскольку дорожное движение в сторону Саутгемптона сделалось плотнее. Проехали через тоскливую промзону, затем миновали ряды прилепившихся друг к другу кирпичных домиков на одну семью и въехали в лабиринт улиц в старом центре. Сделали левый поворот на Марш-лейн и тут же — правый, на Терминус-террас; большая машина виртуозно ныряла в малейший просвет в потоке транспорта. Тротуары полнились людьми, большинство держали в руках фото — и видеокамеры. Спереди раздавались оживленные крики, возгласы приветствий.

— Расскажи мне, Констанс, что за открытие побудило тебя покинуть монастырь с такой поспешностью?

— В двух словах. — Она понизила голос. — Я приняла твою просьбу близко к сердцу и проводила изыскания.

Пендергаст, в свою очередь, тоже понизил голос:

— А как это, проводить изыскания в тибетском монастыре?

Констанс подавила мрачную усмешку.

— Дерзко и бесцеремонно. Я пошла во внутренний монастырь и встретилась там с монахами.

— Вот как.

— Это был единственный способ. Но… как ни странно, похоже, меня ждали.

— Продолжай.

— Они оказались на редкость обходительны.

— В самом деле?

— Да, но я не очень понимаю почему. Монахи во внутреннем монастыре в самом деле не знают, что представляет собой этот артефакт и кто его создал. Лама Тубтен был прям и откровенен в этом отношении. Вещь привез из Индии некий святой праведник, для того чтобы спрятать и хранить в тайне высоко в Гималаях.

— И?..

Констанс помедлила.

— Кое-что монахи от тебя утаили — им известно назначение Агозиена.

— И в чем же оно состоит?

— Как я поняла, это орудие возмездия миру. Чтобы очистить его — так они сказали.

— Не намекнули, в какой форме будет происходить «возмездие», или «очищение»?

— Сами не знают.

— Когда этому надлежит случиться?

— Едва только Земля погрязнет в себялюбии, алчности и пороке.

— Как удачно, что миру в этом отношении ничто не грозит, — иронически заметил Пендергаст.

— Монах, который вел со мной беседу, сказал, что осуществление возмездия не входит в их намерения и обязанности. Они являлись только хранителями этого предмета, обеспечивали его сохранность до срока.

Спецагент на мгновение задумался.

— Выходит, кто-то из братьев мог быть с этим не согласен.

— Что ты имеешь в виду?

Пендергаст повернулся к ней лицом, светлые глаза его заблестели.

— Я бы предположил, что какой-то монах почувствовал, будто Земля созрела для очищения. И помог Джордану Эмброузу похитить Агозиен — дабы в конечном счете выпустить его в мир.

— Что заставляет тебя так думать?

— Это совершенно очевидно. Агозиен чрезвычайно хорошо охраняли. Я провел в монастыре больше года и даже не подозревал о его существовании. Как могло получиться, что случайный гость, альпинист, к тому же не проходящий в монастыре обучение, ухитрился найти его и похитить? Это могло произойти только в том случае, если один или более монахов попросту хотели, чтобы он был похищен. Лама Тубтен уверен: ни у кого из монахов этого предмета нет. Но это не означает, что кто-то из обитателей монастыря не помог постороннему лицу его добыть.

— Но если артефакт настолько ужасен, как они утверждают, что за человек мог пожелать намеренно выпустить его на волю?

— Интересный вопрос. Когда вернем Агозиен в монастырь, нам придется отыскать виновного монаха и расспросить его непосредственно. — Пендергаст на минутку задумался. — Любопытно, почему монахи не уничтожили этот предмет. Не сожгли, например?

— Это был последний вопрос, который я задала. Отшельники очень перепугались и сказали, что для них такое немыслимо.

— Интересно. В любом случае вернемся к делу. Наша первая задача — раздобыть список пассажиров и выяснить, кто и когда поднялся на борт.

— Ты думаешь, убийца — пассажир?

— Совершенно уверен. Весь экипаж и обслуживающий персонал обязаны были подняться на борт задолго до того времени, как был убит Эмброуз. Я считаю весьма красноречивым, что убийца замаскировался окровавленной повязкой.

— Почему? Чтобы не быть уличенным в преступлении?

— Вряд ли, направляясь в отель, он уже планировал совершить преступление. Нет, Констанс, убийца замаскировался еще до того, как узнал, что именно Эмброуз ему предложит. Скорее всего это какая-то известная, узнаваемая личность, которая пожелала остаться инкогнито.

Беседа была резко прервана, потому что такси подкатило к пристани Куин-док. Пендергаст стремительно выпрыгнул из машины, Констанс — за ним. Слева располагалось здание таможни и регистрации отбывающих; справа имело место настоящее вавилонское столпотворение из зевак, провожающих, съемочных групп и представителей разнообразных СМИ. Все размахивали британскими флагами, разбрасывали конфетти и приветствовали отплывающих громкими возгласами. Ко всему прочему играл оркестр, внося свою лепту в эту какофонию.

И над всем этим высилась «Британия». Казалось, она визуально уменьшала не только причал, но и весь город; ее черные борта перерастали в белоснежные сияющие верхние конструкции, более чем в дюжину палуб высотой; сплошь бликующее стекло, балконы и декоративная облицовка из красного дерева. Это судно оказалось больше и величественнее, чем все, что Констанс могла себе вообразить, и его громадина нагнала на всю округу — улицу Платформ-роуд, Банановую верфь, прибрежный район Оушн-Виллидж с эспланадой — тень в буквальном смысле слова.

Но тень эта двигалась. Ревели пароходные сирены. Портовые рабочие травили стальные тросы и убирали погрузочные краны. Высоко над головами провожающих сотни пассажиров стояли у палубных поручней или на бесчисленных балкончиках — фотографируя, бросая серпантин и взмахивая руками на прощание. С последним, сотрясшим небо и землю ревом сирены громадная «Британия» медленно, тяжеловесно и неумолимо начала выходить из дока.