Завещание ночи. Переработанное издание - Кирилл Бенедиктов

На перроне, как назло, маячили две фигуры в форменных фуражках. Только разбирательств с милицией мне сейчас не хватало… Я повернулся и, пошатываясь, побрел обратно к трассе. Надежды встретить доброго самаритянина, который рискнул бы посадить в машину окровавленного незнакомца бандитского вида, было маловато, но я рассчитывал на магическую силу портретов американских президентов, зажатых в правой руке. Впрочем, для водителя затормозившей рядом со мной черной «Ауди» с тонированными стеклами этот аргумент вряд ли играл решающую роль — слишком уж понтовая была тачка.

Стекло правой дверцы медленно поехало вниз. Скрипя зубами от боли, я наклонился к окошку машины и заглянул внутрь.

— До проспекта Мира не добросите? — успел сказать я, прежде чем слова застряли у меня в горле.

За рулем была девушка. Красивая, но, судя по всему, очень невнимательная — другая бы сразу заметила, что у меня явно большие проблемы в жизни.

— Извините, — пробормотал я, отступая от машины. Негромко щелкнул замок.

— Садись, — сказала девушка. Видно, она была не только невнимательная, но еще и бесстрашная. — Только на заднее сиденье, там чехлы.

— Благодарствую, — растерянно отозвался я.

В салоне «Ауди» пахло кожей и дорогим парфюмом. Машина, судя по всему, была совсем новая — сиденья еще обтягивала защитная пленка. Девушка обернулась и некоторое время наблюдала за моими попытками пристроить все покусанные конечности так, чтобы не было мучительно больно.

— Тебя сразу на кладбище отвезти, или все-таки сначала в больницу?

Теперь я мог как следует ее рассмотреть. Эффектная брюнетка с точеными чертами лица и огромными синими глазами. Девушка моей мечты, сказал бы я года три назад. Но тогда я еще не был знаком с Наташей.

— Лучше в Склиф. — Я вдруг почувствовал себя абсолютно обессилевшим. Даже язык ворочался с трудом. — У меня там врач знакомый, хирург…

— Хорошо, что не патологоанатом, — хмыкнула она. Чувство юмора у нее было довольно своеобразное. — Повезло тебе, я как раз на Сретенке живу. Ну что, смертнички, полетаем?

С этими словами она втопила педаль газа и машина, взревев, рванула вперед. Меня швырнуло на обтянутое целлофаном сиденье. Водить девушку явно учил большой любитель экстрима.

Некоторое время мы молчали. Девушка — надеюсь — следила за дорогой, а я размышлял, не снится ли мне все происходящее. В ангелов, спускающихся с небес, чтобы помочь неудачливым взломщикам, я не верю. А про деньги она даже не заикнулась.

— Почему? — собравшись, наконец, с духом, проговорил я. — Почему вы меня подобрали?

— Тебе что-то не нравится? — осведомилась она, мельком взглянув на меня в зеркало заднего вида. — Без проблем, могу высадить…

— Да нет, не надо… Просто не могу понять. Вы не боитесь подвозить незнакомых мужчин, которые…

— Похожи на бомжей, попавших под асфальтоукладчик? Нет, не боюсь. Веришь — в детстве постоянно с улицы больных собачек и кошечек в дом притаскивала…

При слове «собачек» меня передернуло, но девушка, конечно, этого не заметила. «Не верю», — хотел сказать я, но тут в голове у меня мелодично зазвенели колокола, и я закрыл глаза.

И виделась мне огромная, черная, растопырившая ощетинившиеся когтями лапы собака, отпечатанная на ослепительно-яркой серебряной монете луны.

КАМЕННЫЙ ГОСТЬ

Домой я вернулся к полудню.

Вика — так звали мою спасительницу — довезла меня до дверей приемного покоя Склифа, где трудится мой хороший знакомый Вадик Саганян, неоднократно пользовавший меня в этих стенах. Мои попытки вручить ей на память портрет Франклина успехом не увенчались — сначала она просто отказывалась, а потом пригрозила добавить работы хирургу, если я не перестану занудничать.

— Не люблю оставаться в должниках, — сказал я, не без труда выбравшись из кожаных недр «Ауди». — Я бы предложил угостить тебя кофе, но, боюсь, ты не принимаешь такие предложения от бомжей, попавших под асфальтоукладчик.

— Приведешь себя в порядок — приглашай, — фыркнула Вика. Она тоже вылезла из машины и протирала лобовое стекло тряпкой. В свете фар ее обтянутые голубыми джинсами ноги казались исключительно длинными и стройными. — Я подумаю.

Этим она меня, честно говоря, добила. Я никогда не был склонен преувеличивать силу своего обаяния, да к тому же действительно находился не в лучшей форме. Вместо того чтобы уточнить, как я смогу передать ей это приглашение, я стоял и тупо пялился на нее, пытаясь понять, в чем тут подвох. Тем временем Вика закончила протирать стекло, кокетливо помахала мне тряпкой, села за руль и умчалась. Что ж, сказал я себе, глядя на удаляющиеся габаритные огни «Ауди», вот и еще один бездарно упущенный шанс. Впрочем, если она действительно руководствовалась соображениями гуманизма, то шанс свой я использовал на полную катушку…

Мне повезло — я поймал Саганяна как раз в тот момент, когда он уже сдал свою смену, но домой уйти еще не успел. Вадик возился со мною часа полтора (он меня по-своему любит): зашил края раны, вогнал в живот и под лопатку слоновью дозу сыворотки против бешенства и столбняка, торжественно приговаривая при этом:

— И впредь не ходите по торфяным болотам ночью, когда силы зла властвуют безраздельно!

В то, что меня покусала собака, он, кажется, так и не поверил.

Когда Саганян закончил экзекуцию, часы показывали двадцать минут четвертого. Вадик заявил, что ночь все равно уже потеряна для сна, и откупорил подаренную благодарным пациентом бутылку «Ахтамара». Коньяк вкупе с сывороткой подействовал на меня, как снотворное: не помню, каким образом я вырубился, но пробуждение было малоприятным. Я пришел в себя на узкой больничной койке, стоявшей в коридоре приемного покоя. Рядом стонали и матерились свежеприбывшие клиенты института имени Склифосовского. Голова болела зверски, к тому же я чувствовал, что совершенно не выспался.

Домой я добирался, постоянно останавливаясь от приступов боли и слабости, исполненный глубочайшего отвращения к себе за свою ущербность. К счастью, оба многострадальных наших лифта работали — не уверен, что смог бы одолеть шестнадцать лестничных пролетов в таком состоянии. Я вышел и остановился перед дверью в коридор, ища ключи. «Сейчас умоюсь, — подумал я, — смешаю коктейль — и спать. И никаких больше черепов, никаких собак, никаких обезумевших бывших однокурсников, никакой работы. Спать!»

В наш коридорчик выходят двери четырех квартир. Несмотря на ранний час, одна из них, расположенная по торцу, была полуоткрыта, и в проеме маячил, ковыряя пальцем в носу, мой юный сосед Пашка. Пашке четыре года, он не по возрасту умен и образован, все-все на свете знает и частенько заходит ко мне в гости. Любимое его занятие — вот так вот торчать на пороге своей квартиры и смотреть, что происходит в нашем коридорчике. Так как место это на редкость малособытийное, торчание может продолжаться часами.