Записки Планшетной крысы - Кочергин Эдуард

Оставшись вдовцом, Евгений Петрович вскоре с отцовским чувством впустил в свою опустевшую квартиру молодого бездомца. Залётка, почуяв вселенскую доброту куроводца, прикинулся сиротою и заменил ему неисполнившуюся мечту о сыне. Он был замечательно ласков первое время и к старику — актёру, и к его курочкам. Как говорится, все друг в друге души не чаяли. Евгений Петрович в радости хвастался коллегам, что он снова не в одиночестве и что у него появился усыновлённый человек.

Спустя время молодой ласкатель привёл с собой женскую половину, и стали они жить — поживать посемейному с дядей Женей и его курочками в старой актёрской квартире. Через полгода приживалы уговорили Шамбраева узаконить семейственность — прописать их, несчастных. Куровод наш, от невозможности отказать, совершил это благое для постояльцев юридическое действие.

Прописавшись и став законными владельцами жил- метров, человеки эти вскоре превратились в притеснителей старого актёра с его куриной труппой. Действовали они исподволь. Поначалу вызвали техника — смотрителя из жакта и показали курятник в квартире. Затем пригласили чиновника из санэпидстанции и сотворили из своего «дяди Жени» коммунального вредителя. После предписания чиновника о ликвидации курятника в коммунальной квартире и угрозы суда над хозяином с Шамбраевым случился первый сердечный приступ, и он оказался в больнице имени Ленина на Большом проспекте.

Хлопоты театра по таким смешным и ненормальным, с точки зрения государства, делам не привели ни к какому результату. Тем более что мазурики организовали письмо от лестничных жильцов в Василеостровский райисполком, где было написано о порче государственного и общественного имущества и о том, что в жилом доме бесконечно курохчет целое стадо кур, что по ночам кричат петухи и не дают спать соседям по лестнице, и о прочих душегубствах квартиросъёмщика — куровода Шамбраева в их образцово — показательном доме. После этого можно было делать всё, что угодно.

Пока в больнице Ленина врачи лечили актёрское сердце, квартирные поскрёбыши произвели жуткое глумление над дядей Женей — ликвидировали единственную в мире куриную труппу, попросту говоря, внаглую съели её.

По возвращении из сердечной больницы актёр вместо курочек нашёл прикреплённую кнопочкой на двери своего зальца копию предписания об уничтожении курятника квартиросъёмщиком Шамбраевым в недельный срок — с печатью райисполкома. Прочитав этот документ, он рухнул на пол коридора с обширным инфарктом. Сопровождавшие его люди театра приживалов в квартире не обнаружили. Дяде Жене вызвали «скорую» и отправили в реанимацию той же больницы. Из больницы на свою 18‑ю линию он более не вернулся.

Перед смертью перечислял имена погибших курочек: Улыбу, Беляшу, Забаву, Маляву, Крошу — и радостно вспоминал свою единственную гастроль в Академическом театре драмы имени Пушкина, куда пригласили его сыграть роль Герасима в спектакле по пьесе Ярослава Галана «Под золотым орлом».

Жильцы рассказывали, что куроеды, оставшись в квартире одни, через какое — то время стали жаловаться своим знакомым и лестничным соседям, что им не даёт спать бесконечное кудахтанье и кукареканье, доносящееся из стен комнат. Причём первые петухи кукарекают, как и полагается, в полночь, вторые — более продолжительно — через два часа, а третьи, самые громкие, в четыре часа утра — когда куроеды переживают самый сладкий сон.

А спустя несколько месяцев говорили, что женская половина мазурика, партийная тётенька, между прочим, не выдержала и стала клиенткой нервно — психической больницы. И ещё через полгода эта парочка губителей бежала в ужасе из ставшей легендарной «кукарекающей квартиры» Шамбраева в только что выстроенную хрущобскую «распашонку».

В заключение хочу обратиться к вам, питерские граждане, и сказать, что если бы я был большим городским начальником, то обязательно распорядился бы изготовить памятную доску в честь великого актёра — сюрреалиста и куроводца Евгения Шамбраева и пригласил бы лучших островных скульпторов и архитекторов добротно исполнить её и прикрепить бронзовыми болтами к «кукарекающему» дому на 18‑й линии нашего волшебного Васильевского острова.

Главный режиссёр Ленинградского областного драматического театра Григорий Израилевич Гуревич.

КРЕМЛЕВСКИЙ «КЛОП»

События эти происходили весной 1964 года на закате деятельности великого потрясователя нашей Родины, строителя скоропостижного коммунизма — дорогого Никиты Сергеевича Хрущёва.

Никита Сергеевич возмечтал в ближайшем будущем из самодеятельных коллективов создать подлинно народные театры и заменить в «надвигающемся коммунизме» профессиональных лицедеев, сидящих на шее государства. Новые театры должны были сконцентрировать творческую энергию масс и направить её на претворение мечты человечества. С такого подогрева и под руководством сподвижника Н. С. товарища Ильичёва, секретаря по идеологии, в начале шестидесятых годов в стране стали бурно расти и развиваться народные театры всех видов и жанров.

Фабрики, заводы, комбинаты, колхозы под давлением верхов решились отстёгивать приличные гроши на эти цели к великой радости режиссёров и художников — их в те голодные времена приглашали и подкармливали самодеятельные коллективы. Они — то постепенно и подняли уровень мастерства. В газетах, на телевидении, по радио началась кампания по прославлению самодеятельности. Официальная пресса стала утверждать, что со временем многие из народных театров смогут дать фору профессионалам. В воздухе снова запахло экспериментом, но уже на нивах культуры.

Мне довелось участвовать в этой абсурдной катавасии и вот каким неожиданным образом.

За год до этих событий на площадке бывшего ТРАМа — Театра рабочей молодёжи, что на Литейном проспекте, — областные начальники объединили два театра: Областной драматический театр и Областной театр драмы и комедии, в котором я удачно оформил сказку Евгения Шварца «Царь Водокрут». Главный режиссёр нового Областного театра Григорий Израилевич Гуревич, образованный человек, знавший, кроме основных европейских языков, ещё три древних, предложил мне, молодому художнику, работать вместе. Мне повезло: этот энциклопедист, ученик знаменитого Сергея Радлова, сотрудник формалистического ТРАМа, стал моим работодателем и просветителем. Постановки Григория Израилевича в городе имели большой успех. Билеты на многие спектакли его театра народ приобретал с трудом. Для того времени он был смелым, прогрессивным художником: не побоялся поставить известную пьесу только что реабилитированного украинского драматурга Миколы Кулиша «Маклена Граса», не побоялся пригласить на постановку самого «левого» в Питере режиссёра Евгения ТТТи- ферса. Работал с интересными художниками города и обладал абсолютным вкусом, как в области драматургии, так и в изобразительном деле.

Вот с ним обкомовское начальство и припаяло меня неожиданно к новой хрущёвской затее.

Затея Кукурузного Бабая состояла в грандиозном всесоюзном конкурсном смотре всех народных театров страны. С зимы 1964 года отсматривались коллективы в областях, краях, республиках. Победивших у себя привозили с начала марта в Москву, и там, в кремлёвском театре, специальная высокая комиссия выбирала лучших из лучших.

Из всей самодеятельности нашего города и области самым достойным местная комиссия признала спектакль Народного театра города Выборга — «Клоп» по пьесе Маяковского. Вот его — то начальство и решило отправить на окончательный всесоюзный конкурс в кремлёвский театр.

Решить решили, но комиссия сделала по спектаклю несколько серьёзных замечаний и пожеланий. Главное пожелание — укрепить режиссуру и изготовить достойные такого показа новые декорации. Так как спектакль был театра областного подчинения, в обкоме партии решили, что режиссуру должен выстроить Г. И. Гуревич — главный режиссёр Областного театра, а декорации сделать его главный художник.