Похищенная - Чеви Стивенс

— А у вас нет тампонов или чего-нибудь в этом роде? — спросила я.

Он приблизил свое лицо вплотную к моему и медленно произнес:

— Настоящая женщина к этому моменту была бы уже беременна. — Я не знала, что ему ответить, и он повысил голос. — Что ты сделала?

— Как я могла что-то…

— Если ты не будешь выполнять свою работу, я найду кого-нибудь, кто будет это делать.

Он смотрел, как я надеваю платье и сую под белье эту дурацкую тряпку. Пальцы у меня так занемели от холода, что я не могла застегнуть пуговицы, и, пока я мучилась с ними, он, покачав головой, сказал:

— Ты выглядишь жалкой.

Мои месячные длились шесть дней, и каждое утро он стоял снаружи, пока я была под холодным душем, и ждал, когда я протяну ему мочалку без следов крови. После этого, прежде чем он примет душ, вся ванна должна была быть вымыта моющим средством. Он заставил меня складывать использованные тряпки в мешок, который вынес наружу и, как сказал, сжег. Мы также пропускали время принятия ванны, что было хорошо для меня: это были шесть дней, когда он вообще не прикасался ко мне.

Во второй половине дня он заставлял меня изучать разные книжки о том, как забеременеть. Я до сих пор помню название одной из них — «Быстрейший способ забеременеть естественным путем». Да, в этом был весь Выродок, поскольку что в этом смысле может быть более естественным, чем похитить женщину, запереть ее в хижине и постоянно насиловать?

Как только кровотечение прекратилось, он вновь попытался обрюхатить меня. Я молила свое тело, чтобы оно посчитало его сперму нездоровой и отвергло ее, чтобы стресс и испуг помешали мне зачать. Но мне не повезло.

Три недели спустя я знала, что срок уже подошел, и с трепетом прислушивалась к любой боли в животе, надеясь, что это начало месячных. Каждый раз, когда я шла в туалет, я молилась о том, чтобы увидеть кровь на белье. Но через четыре недели я уже все поняла. По своему маленькому настенному календарю я вычислила, что забеременела где-то в середине сентября, примерно через две недели после окончания месячных.

Я надеялась скрыть это от Выродка, но однажды утром проснулась оттого, что его рука ласкала мой живот.

— Я знаю, что ты не спишь. Тебе не обязательно сегодня вставать прямо сейчас. — Он ткнулся носом мне в плечо. — Посмотри на меня, Энни!

Я повернулась к нему лицом.

— Доброе утро, — с улыбкой сказал он, а потом выразительно посмотрел на свою руку у меня на животе. — Джульетта, женщина, которая воспитала меня, не была моей биологической матерью, она взяла меня к себе, когда мне было пять лет. Та шлюха, которая родила меня, вероятно, была слишком молодой, чтобы вырастить ребенка. — Его голос стал жестким. — Но она не была слишком молодой, чтобы раздвинуть ноги перед моим отцом, кто бы он там ни был. — Он покачал головой и уже более мягким тоном добавил: — Но потом Джульетта изменила мою жизнь. Она потеряла собственного сына, когда ему был всего год и она еще кормила его грудью. В ней было столько любви… Именно она научила меня тому, что семья — это все. И ты, Энни, тоже рано потеряла половину родных, и я знаю, что тебе хотелось бы иметь собственную семью. Я рад, что оказался тем мужчиной, которого ты выбрала.

Выбрала? Лично я вкладываю в это слово несколько другой смысл. Даже до того как Выродок похитил меня, я еще точно не знала, как отношусь к тому, чтобы иметь детей. Я была вполне счастлива жить жизнью независимой деловой женщины и не относилась к тому типу людей, которые, заходя в комнату, полную детей, тут же заявляют: «Вау, и я хочу себе такого же». И вот теперь я беременна и вынашиваю ребенка от какого-то монстра. А он лежит тут рядом, рассказывает мне о своей матери, предоставляя мне возможность заглянуть к нему в мозги и получше узнать его. Какая-то моя часть боялась раскачивать лодку, но мне нужно было думать о своих выгодах в долгосрочной перспективе.

— Вы сказали, что ее звали Джульетта. Значит, ваша мама умерла?

Улыбка оставила его лицо. Он перевернулся на спину и уставился в потолок.

— Ее забрали у меня, когда мне было всего восемнадцать.

Я ждала, что он продолжит, но он, казалось, был полностью поглощен своими мыслями.

— Такое впечатление, — сказала я, — что она была особенным человеком. Это очень хорошо, что вы с ней были так близки. Моя мама никогда меня не бросала, как это сделала ваша настоящая мать, но после той автомобильной катастрофы доктора постоянно давали ей всякие успокаивающие, так что в итоге в голове у нее все перемешалось. Мне пришлось на некоторое время переехать жить к дяде и тете. Я знаю, каково это — быть одному.

Он быстро взглянул на меня и снова отвел глаза в сторону.

— Как тебе жилось с этими родственниками? Они были добры к тебе?

Лет в двадцать я обращалась к врачу, чтобы разобраться со своими чувствами по поводу того несчастного случая и попытаться решить свои проблемы с мамой, — толку от этого не было никакого, — но, сколько бы я ни повторяла эту историю, легче мне не становилось. Эти свои ощущения я даже с Люком не обсуждала.

— Моя тетя — сестра моей матери, и они всегда соперничали друг с другом, но, думаю, она относилась ко мне довольно хорошо. Мои двоюродные сестра и брат были постарше меня и в основном меня игнорировали. Только мне было все равно.

— Неужели? А я уверен, что ты очень переживала из-за этого. — В голосе его не было насмешки. — А была какая-нибудь другая семья, где ты могла бы тогда жить?

— Родственники отца уже все умерли, а у мамы была только сестра. — Собственно говоря, у нее был еще старший сводный брат, но он сидел в тюрьме за ограбление, и уж его-то мама своей семьей точно не считала. — Было тяжело, но теперь, став старше, я пытаюсь понять, через что пришлось пройти моей матери. В тот момент никто особенно не поддерживал ее в горе и не давал советов. А доктора ограничивались только таблетками.

— Она сама отослала тебя.

— Все было не так уж плохо…

Но я помню, как перешептывались мои кузены, как дядя и тетя замолкали, когда я входила в комнату. Если маму можно было считать несколько расплывчатой версией обеих сестер, то тетя представляла собой образ с резкими углами и четкими линиями. Обе были миниатюрными блондинками — в нашей семье вообще все женщины были блондинками, кроме меня, — но у тети Вэл губы были немного тоньше, нос — длиннее, а глаза — уже. И там, где моя мама была вся на эмоциях, положительных или отрицательных, тетя Вэл оставалась спокойной, хладнокровной, собранной. Утешительных объятий от нее не дождешься.

— А потом твоя мать продала ваш дом, так? Половина твоей семьи ушла, и то же самое случилось и с вашим домом?

— Откуда вы знаете…

— Если хочешь узнать кого-то получше, по-настоящему узнать, для этого есть много способов. Как и у твоей матери было много вариантов разрешить эту ситуацию.

— Она вынуждена была продать дом, потому что страховки у отца не было.

Через шесть месяцев мать наконец приехала и забрала меня. Именно тогда я и узнала, что нашего дома больше нет.

— Возможно, но наверняка было тяжело переезжать, после того как столько в жизни изменилось. Да еще и в такой маленький дом.

— Нас было всего двое. Много места нам не требовалось.

Мы переехали в тесный, сдаваемый в аренду домик с двумя спальнями в худшем районе Клейтон-Фолс, с видом на целлюлозную фабрику. Пузырьки из-под лекарств сменились бутылками из-под водки. Мамины розовые шелковые халаты стали нейлоновыми, а духи «Уайт Аайнен» от Эсте Лаудер были поддельными. Хотя с деньгами у нас было неважно, она все равно умудрялась покупать французские сигареты — она считала, что все французское элегантно, — и свою не такую уж элегантную водку. «Попов» — это все-таки не «Смирнофф».

Она продала не только наш дом, но и все отцовские вещи. Но, разумеется, оставила призы Дэйзи и все ее костюмы, которые и сейчас висели в мамином шкафу.

— Но вы не так уж долго оставались с ней только вдвоем?

— Ей пришлось многое пережить. Это тяжело для матери-одиночки. Да и вариантов тогда было не так уж много.

— Поэтому она решила, что должна найти мужчину, который сможет о ней позаботиться, — улыбнулся он.

Я внимательно посмотрела на него.

— Она работала… после той аварии.

Она была секретаршей в небольшой строительной компании, но в основном напряженно работала над тем, чтобы хорошо выглядеть. Она никогда не выходила из дома без полностью сделанного макияжа, но, поскольку часто выпивала, размазанные глаза или слишком яркие щеки были для нее делом обычным. Однако это каким-то образом срабатывало, как это бывает с поломанной любимой куклой, и мужчины смотрели на маму так, будто готовы были спасать ее от этого большого и жестокого мира. Статус недавно овдовевшей женщины не мешал ей улыбаться им в ответ.

Через четыре месяца у меня появился отчим, мистер Большая шишка. Он занимался продажами в какой-то фирме, ездил на «кадиллаке», курил сигары и даже носил ковбойские сапоги что могло бы иметь какой-то смысл, будь он из Техаса или хотя бы из провинции Альберта в Канаде, — но не думаю, чтобы он когда-нибудь вообще уезжал с острова. Мне кажется, что он — этакий пообтрепавшийся крутой парень, по-своему красивый, в стиле стареющего Тома Селлека.[7] Сразу после того как они поженились, мама бросила работу. Думаю, она считала его очень надежным.