Мой прекрасный князь - Анна Евгеньевна Антонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василиса, правда, ничего не просила. Гордая! Когда приехал из армии, встретились не сразу – несколько дней он провалялся дома, отъедался и отсыпался, даже не позвонил ей. Она тоже не беспокоила, хотя наверняка знала, что вернулся. Впрочем, откуда? С его предками она не общалась, только друг мог рассказать – вместе с Саней его из психушки вытаскивала…
Наконец, немного отойдя от жесткого армейского распорядка и заново привыкнув к гражданской жизни, Елисей написал ей сообщение. Василиса предложила встретиться, и он не посмел отказать, хотя большого желания не испытывал. Ну да, опасался того, что увидит…
Оказалось, ничего страшного – она практически не изменилась. Та же девушка, которая задыхалась в его объятиях и шептала что-то бессвязное… Та же, да не та.
Пересечься договорились возле ее дома – Василиса сказала, что сейчас ограничена в перемещениях. Она попросила подождать у подъезда и вышла с коляской, отчего у него сразу испортилось настроение. Заглядывать в нее не имелось ни малейшего желания, но она смущенно улыбнулась и кивнула:
– Вот.
Пришлось посмотреть. Запакованный в комбинезон спящий младенец не вызвал у него никаких эмоций. Василиса, кажется, поняла – отвернулась и сделала вид, что поправляет одеяло. А потом предложила, не глядя на него:
– Пойдем в парк? Мы там обычно гуляем.
– «Мы»? – немедленно прицепился Елисей. – Ты теперь говоришь о себе во множественном числе, как все овуляшки?
Сам не понимал, что за бес в него вселился, но очень уж хотелось ее задеть. Почему он должен один страдать? Ну да, он тоже пострадал – любимой девушки лишился!
Василиса удивленно взглянула на него:
– Мы же вместе гулять идем – я и Ярик…
– Кто? – удивился он.
До сих пор поинтересоваться именем ребенка не приходило ему в голову.
– Ярик, – тихо, но твердо повторила она.
– Нет такого имени, – заявил Елисей.
– А вот и есть.
– И какое полное?
– Ярослав.
Она даже не посоветовалась с ним, и это неожиданно резануло. Впрочем, какая разница? Ярик так Ярик…
Они шагали по аллее, усыпанной опавшими листьями. Елисей на каждом шагу поддевал носками кроссовок красно-желтый шуршащий ворох и не мог вспомнить, когда делал это последний раз. В армии листья полагалось сразу убирать, а с метлой в руках под бдительным надзором прапорщика особо не попинаешь…
Оба молчали, как будто спустя год им было не о чем поговорить.
– Роды – это, конечно, жесть, – наконец осторожно произнесла Василиса. – Не знаю, как другие соглашаются выдержать это испытание больше одного раза. Изначально мне было не страшно: понимала, что по-другому не обойтись, ради этого все затевается, да и не представляла толком весь процесс. Но теперь…
– Космонавты рассказывают то же самое, – сообщил Елисей, радуясь, что нашлась тема для беседы. – Пока первый раз не полетишь, не боишься – не знаешь, что тебя там ждет…
Темы хватило ненадолго – другими подробностями Василиса делиться не захотела, за что он был ей очень благодарен. Они погуляли около часа по пустынным осенним аллеям, изредка перебрасываясь словами. Малыш все время спал и никак себя не проявлял. Елисей искоса поглядывал на шагавшую рядом с ним женщину с коляской, и теперь она казалась ему совершенно чужой…
Да хрень полная. Это он сейчас так думает, а тогда вообще никаких мыслей не было. Абсолютно пустая голова.
Когда вернулись к дому и остановились у подъезда, Василиса неуверенно спросила, глядя в сторону:
– Ты в свидетельство будешь записываться?
Елисей сразу понял, о чем речь – мать просветила. Конечно, от предков ничего скрыть не удалось, и они успели поездить по его ушам не хуже прапорщика.
– Лучше ей в строке «отец» прочерк поставить, – втолковывала та. – Будет как мать-одиночка всякие льготы и пособия получать. Гораздо выгоднее.
Он тогда слушал вполуха, не особенно вникая. Пособия, льготы – ну и тоска! Это что-то на старперском…
– И на наследство претендовать не сможет, – вкрадчиво заметила мать.
Елисей словно очнулся:
– Кто?
– Да ребенок же! Нет документов, значит, никаких прав… А у тебя же появится своя семья? Жене и детям это не понравится…
Он так посмотрел на нее, что мать смешалась и пробормотала:
– Решай сам, конечно. Но я бы не советовала…
Именно поэтому сейчас, когда Василиса спросила, он твердо ответил:
– Да, давай.
На ее лице отразилось облегчение, значит, переживала из-за этого. И Елисей был уверен, что вовсе не из-за наследства.
– А фамилия?
– И фамилия, – великодушно кивнул он. – И отчество, само собой.
Ему было не жалко. Пусть еще один Царевич подрастает. Как она сказала – Ярослав? А что, неплохо. Вкус у нее хороший. Взять хотя бы его…
Самомнения у него с тех пор поубавилось, но о своем решении Елисей ни разу не пожалел. Однако что-то не давало ему покоя. Словно царапало изнутри, вызывая смутное ощущение, будто жизнь идет как-то неправильно. Поэтому он не любил вспоминать бывшую. Но почему-то постоянно это делал, и в последнее время все чаще…
– Я тебе буду всяко помогать, но жениться пока не готов, – сказал он ей тогда на прощание. – А тем более ребенка воспитывать. Я бы вообще хотел своего ребенка увидеть, когда ему стукнет лет четырнадцать…
Василиса промолчала и наклонилась к коляске, хотя малыш по-прежнему спал и не проявлял никакого беспокойства. Может, слишком резко прозвучало, зато честно. Зачем обманывать ее, заставлять ждать и надеяться? Пусть не чувствует себя привязанной к нему и устраивает личную жизнь, он не против…
Елисей не знал, как у нее с отношениями, – не будешь же спрашивать. Василиса его не донимала: ничего не просила и никогда не настаивала, чтобы он общался с ребенком. Он и не общался, нисколько не переживая по этому поводу. Голос крови у него так и не проснулся.
По Василисе он, конечно, первое время скучал. Год воздержания в армии сказывается, утешал себя Елисей. Впрочем, эту проблему он быстро решил. А вот остальные…
Да ладно, нет у него никаких проблем! Все в порядке. Молодой, успешный и, главное, свободный. Но сейчас, когда сын внезапно позвонил и попросил подписать какие-то бумаги, то самое чутье подсказывало, что скоро они появятся…
* * *
Свобода – не когда ты ни от кого не зависишь, а когда от тебя никто не зависит. Стоит понять эту простую истину, и сразу многое становится на свои места. Именно поэтому детство считается самым счастливым временем в жизни человека – нет никакой ответственности ни за себя, ни за других. Жаль, что
