Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Решающая встреча с Гинденбургом, касающаяся его выдвижения кандидатом в президенты, произошла во время его пребывания в Берлине. Гергт и Штреземан явились, чтобы получить его согласие. Нельзя сказать, что их визит явился для маршала полной неожиданностью. Они уже обращались к нему с письмом, и, проконсультировавшись с доверенными лицами в Ганновере, Гинденбург выработал ответ. При определенных условиях, сказал маршал, он готов дать свое согласие. Но он не примет предложение, если ему предназначают роль номинальной фигуры, которой придется работать с социалистическим правительством. Посетители заверили маршала, что ввиду очевидного усиления правого крыла у него нет оснований опасаться такой возможности. Предстоящие выборы в рейхстаг наверняка завершатся поражением левых. Они также были весьма убедительны, когда речь зашла о шансах на победу. Гинденбург не желал подвергать себя разочарованию поражения. Прояснив все волнующие его вопросы, маршал сказал, что больше не имеет возражений против своего выдвижения, хотя, конечно, такое развитие событий вызовет необходимость жертв с его стороны. Но, как убежденный монархист, он чувствует необходимость посоветоваться с императором и потом даст свой ответ в течение ближайших двух недель.

Бывший монарх дал добро, и вскоре началась подготовка к предвыборной кампании Гинденбурга на непартийной основе. Когда, спустя несколько недель, Людендорф связался с маршалом, решение о выдвижении кандидатуры последнего уже считалось свершившимся фактом. Официальное объявление последовало 8 марта 1920 года.

Однако выборы так и не состоялись. Злосчастный Капповский путч, имевший место в середине марта, спутал все политические планы. После этого события Гинденбург уже не мог действовать вне партии, да и уверенности в нужном исходе выборов теперь не было. При таких обстоятельствах Гинденбург немедленно объявил о снятии своей кандидатуры. А последовавшее предупреждение союзников о том, что они не потерпят избрания человека, возглавившего список «<военных преступников», убедило маршала в правильности принятого решения. Он всегда стремился избавить свою страну, да и себя тоже, от тех трудностей, которых можно было избежать.

Капповский путч явился отражением грандиозных трудностей, преследовавших молодую республику с первых дней ее существования. После войны, закончившейся поражением, экономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Буржуазия была крайне обеспокоена продолжающимися волнениями и желала восстановления в стране порядка и стабильности. Казавшаяся бесконечной череда забастовок, демонстраций и столкновений подтверждала пессимизм тех, кто с недоверием отнесся к установлению республиканского режима. Другие, принявшие его, теперь пришли к выводу, что их личная и экономическая безопасность напрямую зависит от восстановления в стране традиционного авторитарного правительства. Страхи усилились, когда рабочие, неудовлетворенные тем, что делало для них правительство, устремились в ряды независимых социалистов и коммунистов. А если новый режим оказался неспособным поддерживать порядок внутри страны, он тем более не сможет, считало бюргерство, поддержать свое существование дипломатическими усилиями. Национальная непримиримость, казалось, несла в себе единственную надежду на лучшее будущее. Ходили слухи о сомнительных сделках правительства и партийных лидеров, и, хотя большинство из них были необоснованными, они накаляли и без того непростую обстановку. Повсеместно звучали требования перемен, но большинство тех, кто их требовал, видели единственный выход в новых выборах, посредством которых социалистический президент и левое большинство в рейхстаге будут устранены.

В военных кругах тоже ждали перемен, и даже ходили разговоры об установлении военной диктатуры под руководством Носке, впрочем, не слишком серьезные. Когда Носке отказался присоединиться к заговорщикам, разговоры быстро смолкли. Тем не менее недовольство офицерского корпуса усиливалось, в его рядах открыто высказывалось раздражение политикой определенных министров, не скрывавших своего недоверия к военным. Однако большинство генералов не желали прибегнуть к насильственному свержению правительства. Старые военные понимали, что такая акция не найдет поддержки у населения.

На фоне всеобщего недовольства и волнений 13 марта 1920 года произошел военный путч, зачинщиками которого стали всегдашние сторонники вооруженного восстания. Учитывая колебания большинства армейских командиров, путчисты рассчитывали в основном на фрайкор, у которого была своя, особая цель – избежать расформирования корпуса, которое правительство собиралось провести по настоянию союзников.

Капповский путч был прямым отрицанием всего того, за что Гинденбург выступал после краха монархии. Путчисты отвергали попытки, всегда ассоциировавшиеся с именем маршала, построения моста от монархии к новому государству. Те, кто запланировал и поддержал восстание, никогда не пользовались таким глубоким уважением, каким нация окружила Гинденбурга. Лидер путча – Вольфганг Капп – был восторженным почитателем Людендорфа и считал, что именно генерал, а вовсе не старый маршал, явился организатором и вдохновителем побед армии. Он недолюбливал Гинденбурга за его неизменную медлительность и осторожность и не мог простить ему поддержки республики в первые месяцы ее весьма непростого существования. Его союзники – Людендорф и его бывший помощник полковник Бауэр – разделяли недоверие к маршалу. Не был Гинденбург и популярной фигурой во фрайкоре, поддержавшем путч: в глазах этих не имеющих корней авантюристов степенный, хладнокровный и неизменно сдержанный маршал казался им человеком, ищущим легкий выход из любого кризиса. Многие говорили о нем с откровенным презрением. Они отказывались видеть в Гинденбурге символ национального единства, который способен вдохновить нацию и повести ее к новому величию. Генерал фон Лютвиц, военный лидер Капповского путча, был более терпим к маршалу, но даже и он не желал иметь с ним ничего общего.

Начало путча ускорила попытка правительства, предупрежденного о заговоре, отстранить Лютвица от командования. Даже не посоветовавшись с Каппом, Лютвиц решил, что пришло время действовать, и приказал частям фрайкора двигаться на столицу. Поскольку армия отказалась защищать правительство, у кабинета не было средств остановить Лютвица. Правда, он успел вовремя покинуть Берлин и обосновался сначала в Дрездене, а потом в Штутгарте. Так оказалась сорванной главная задача Каппа – он рассчитывал арестовать застигнутых врасплох министров. Планы Каппа оказались расстроенными во многих отношениях. Поскольку планировалось нанести удар в конце марта или в апреле, он не успел завершить формирование правительства, и, как оказалось, сделать это ему было уже не суждено.

В результате произошло то, что можно назвать только трагикомедией ошибок и путаницы. Даже несмотря на присоединение к путчу отдельных частей рейхсвера, Капп сразу понял, что все потеряно. Переговоры с ненавистными ему социалистами были не более чем жестом отчаяния, а в один из моментов полной деморализации он даже принял делегацию независимых социалистов. Через несколько дней, когда некоторые депутаты народной партии потребовали, чтобы он призвал Гинденбурга на его прежнее место, а сам перешел под его командование, Капп даже выразил готовность пойти на это, хотя и не испытывал к маршалу симпатии. Однако, принимая во внимание тот факт, что большинство офицеров и генералов не пожелали поддержать его, путч в любом случае был обречен на провал. Всеобщая забастовка, объявленная профсоюзами и одобренная законным правительством, ускорила конец путча. Уже 17 марта Капп бежал из Берлина, где он четырьмя днями ранее объявил себя канцлером, его «министр обороны» Лютвиц последовал за ним спустя несколько часов.

В те дни Гинденбург оставался в стороне от событий. Имея некоторую информацию о планах Каппа, он лишь выразил свое неодобрение этих планов. Он ненавидел хаос гражданской войны, да и, скорее всего, чувствовал безнадежность этого предприятия. За три дня до начала путча маршал прибыл на празднование годовщины создания фрайкора «Гинденбург», стоявшего недалеко от Ганновера, но его визит не носил политического характера, и он был не менее удивлен, чем члены фрайкора, когда Капповский путч положил конец торжествам.

Четыре дня, в течение которых продолжался Капповский путч, Гинденбург оставался дома. Многие видели в нем идеального посредника между противоборствующими лагерями. Кто – то (Гренер?) предложил президенту Эберту, чтобы тот попросил Гинденбурга воспользоваться своим влиянием на рейхсвер. Сообщив об этом маршалу, он настоятельно советовал, чтобы тот принял предложение, если оно последует, потому что «одного вашего слова будет достаточно, чтобы вернуть рейхсвер на конституционный путь». Однако маршал предпочел не предпринимать никаких действий, предоставив событиям идти своим чередом.