Жена на пробу, или Хозяйка проклятого замка - Илана Васина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне становится неуютно.
Я закрыла дверь на защелку, но читала, что горгульи — каменные существа. Если нашу дверь начнут таранить каменные фигуры, боюсь, долго она не выдержит. Хотя… если буду молчать и трястись от страха, то сердце долго не выдержит.
Просто скончаюсь к утру.
Так. Нельзя поддаваться панике.
Делаю глубокий вдох.
Я еще жива.
Медленно выдыхаю.
Так что прорвемся!
Глава 16
Внезапно вдалеке раздается надрывный вой, от которого по телу бегут мурашки.
Проходит какое-то время, и стуки раздаются уже со стороны двора. Кто бы там ни был, теперь он вышел из замка и стучит во дворе об стены. Потом совсем рядом, будто под полом, раздается трескотня, скрежет, а потом высокий свист. Стуки вместе с воем и прочими шорохами производят жуткое впечатление. Но, с другой стороны, звуки удаляются, а потом и вовсе тают в тишине, отчего на сердце становится чуть спокойнее.
— Госпожа, — зовет белка в моей голове и пугливо жмется ко мне. — Вы тоже это слышали?
— Слышала, — отвечаю тихим шёпотом и добавляю в попытке переключиться на что-то более приземленное: — Как думаешь, почему лорд Элиас несколько месяцев не возвращался с Болота? Может, у него здесь женщина? Не здесь, в замке, где женщины гибнут все подряд, а в какой-нибудь безопасной хижине?
Высказав это вслух, понимаю, что это ахинея. Не бывает безопасных хижин в болоте! По крайней мере, не на том болоте, которое меня окружает.
— Ох, госпожа, — с досадой восклицает Тания. — Есть женщина или нет, я не знаю. Знаю одно. У лорда Элиаса проблемы с оборотом! Если он долго не посещает Проклятый Замок, то не может обернуться в дракона. А оставаясь в Проклятом Замке, теряет способность обернуться человеком.
— Теряет, но не до конца. Как-то он ведь обернулся в итоге, и человеком, и драконом, так ведь?
— Обернулся, но…
Вздрагиваю всем телом, когда в кухонную дверь раздается неровный стук, и вслед за этим скрежет. Воображение сразу рисует когти, скребущие дерево.
Жуть.
Какая же я была счастливая всего час назад, когда думала, что моя самая большая проблема — это капризная белка с богатой фантазией!
Тогда я и знать ничего не знала про горгулий. Нащупываю ручку чугунной сковороды, и мне становится чуть спокойнее.
Если такой сковородкой треснуть по летающему камню, он стопудово расколется!
Сейчас, когда я понимаю, что монстры не выдуманные, начинаю сомневаться, смогу ли заснуть этой ночью. А вдруг они из колодца к нам полезут?
Для каменных горгулий вряд ли послужит серьезной преградой тонкая деревянная крышка.
С такими мыслями совсем не до сна!
Сворачиваюсь в тугой комочек под соломой и обхватываю себя руками. Мешок не накрывает меня полностью, но сухие стебли создает достаточную прослойку, чтобы защитить от быстро остывающего на кухне воздуха.
Снова рваный стук в дверь.
Сначала тихо. Потом громко, до оглушающей пульсации в висках.
— Тания, — шепчу. — Постарайся вспомнить, что нравится и не нравится горгульям! Вспоминай все, что угодно. Сплетни, слухи — все, что придет в голову.
— Ох, госпожа… — задумчиво тянет она. — Помню, матушка говорила, что горгульи по ночам сильны, а днем их можно разбить одним ударом молота. Да только кто же до них днем доберется? Ведь твари, хитрые, обитают в самых труднодоступных местах!
— Хорошо, что у них есть хоть одно слабое место, — задумчиво тяну. — На крайний случай, учтем.
— Да, леди Виола. А… вы про какой крайний случай говорите?
— Про самый крайний, — отмахиваюсь от нее.
Не объяснять же девочке, что, если нас этой ночью совсем допекут, придется мне днем искать способ залезть на стены замка, чтобы заниматься вандализмом, разрушая их каменные фигуры! Ох, видела бы меня сейчас Иришка, которой я на стенах мелочками запрещала рисовать!
— Интересно, — говорю задумчиво, — если я буду бережно относиться к замку, горгульи увидят во мне друга и союзника? Им ведь тоже хотелось бы замок видеть ухоженным.
— Ох, нет! Это же нечисть безмозглая! Они ни в ком друга не способны увидеть.
— А что они едят?
— Ничего они не едят, это же камни!
— Тогда что им приятно?
— Ох, госпожа, я от ваших вопросов уже вспотела, — белка замолкает — видимо, усиленно думает. — Говорят они таскают иногда украшения у людей. Драгоценные камни. Получается, камень испытывает симпатию к камням. Вы не находите это странным, госпожа?
— Ни капли. Подобное тянется к подобному.
— Это же нечисть. Как она может к чему-то тянутся?
Нечисть…
Кажется, в этом мире привыкли не заморачиваться по поводу нечисти. Изучать их повадки, пристрастия здесь почему-то считают ниже своего достоинства.
Взять, к примеру, ерпов.
Милейшие существа, если знать к ним подход.
— Даже в хозяине замка горгульи друга не видят?
— Ну… Наверно, в хозяине они видят часть замка.
— Вот бы они в нас увидели часть замка! — даю волю фантазии. — Тогда бы мы здесь развернулись. Сама посуди. Мы тут одни. Нам никто ничего не запрещает. Целое поле для деятельности. Завтра обойдем замок. Посмотрим, что можно выкинуть, а что оставить, чтобы соорудить себе уютное гнездышко. Уверена, мы наверняка найдем какую-нибудь комнату с нормальной кроватью!
Внезапно меня отпускает волнение.
Веки тяжелеют. Больше всего на свете охота их закрыть и забыться сном. В конце концов, почему бы и не вздремнуть? Хороший отдых — залог моей завтрашней адекватности.
Шепчу: «Доброй ночи, Тания!» — и переворачиваюсь на другой бок.
— Доброй? — возмущается она. — Вы лучше добавьте «Доброй последней ночи, Тания!» Так будет вернее…
Под ее уютный бубнеж мысли уплывают куда-то, будто влекомые плавным течением реки. Странно… Чувствую, как подо мной колышется пол.
Меня обдает морозом, от которого стынет кровь.
Растерянная, открываю глаза. Надо мной нависло лицо девушки, красивой, с черными, как смоль, волосами и пронзительными синими глазами. На бледном лице застыла тревога. От ее фигуры веет могильным холодом.
Удивляюсь. Такая красивая и такая холодная.
Может, ей погреться у очага?
Девушка склоняется надо мной и шепчет:
— Спаси его! Помоги! Заклинаю! Ты сможешь. Я знаю, я это чувствую.
— Вы вообще кто будете, уважаемая? — бормочу растерянно. — И за кого просите, я что-то не поняла.
— За Алана. А звать меня Нерия.
Она тяжело дышит — видно, что волнуется. Тянет ко мне руки в умоляющем жесте. В глазах стоит такая мольба, что мне становится ее жаль.
— Вы просите за моего мужа?
Красавица коротко кивает.
— Почему?
— Потому что я виновата в его судьбе.
— Это хорошо, — сонно бормочу, — что вы признаете свою
