Шипи и квакай, и пищи на весёлую луну ! - Глеб Раздольнов

Ранним утром стрингер распрощался с гостеприимным добродушным Поликарпычем, чмокнул на прощанье чуть смущенную Маринку (у них прошла бурная ночь), пообещал на днях обязательно появиться, завел "Седан" и был таков.

Двинулся предусмотрительно не на старую московскую трассу, откуда спешно ретировался сутки назад, а в противоположную сторону.

Поликарпыч снабдил Веньку, готового, как считал старик, партнера по бизнесу, подробной картой местности, подсказал, как лучше выбраться на модную магистралку.

Во время путаных стариковских объяснений Венька - не будь лопухом, косился глазком на свою пассию и искренне удивлялся. Та менялась в цвете, то отчаянно неуправляемо краснела, то желтела внезапно, то становилась полотняно-белой, рисовала ножкой что-то застенчиво на земле, крутилась возле мужиков, то совсем близко подходила, заглядывая через отцовское плечо на отмеченный в карте маршрут, то отходила в сторонку, отворачивалась спиной, стояла молча, не двигалась. Но плечи вздрагивали.

- Черт! Елы-палы! Блин казанский! Перестарался! - клял себя мысленно Веня, - Переусердствовал. Влюбилась. Втюрилась морковка, что теперь? Ну что теперь, делать-то с ней?..

К такому обороту стрингер не был готов. Хотя еще ночью после жаркой с травами бани ощутил нечто не хорошее - его насторожило поведение случайной знакомицы - Марина демонстрировала высший пилотаж. Причем, Веня - честный малый - сразу предупредил, что платить ему нечем ни за ночлег, ни за дополнительные услуги. Гонорары большие в Московии, а малых, мол, денег самому маловато. Та лишь покривилась. И вот тебе на - теперь!

Пришлось стрингеру включать максимальные авральные обороты чувственной лести. Обещать - ничего не обещал, кроме скорого приезда ненадолго, но растряс слов ласковых в результате на три короба.

Маринка расчувствовалась, в прощальном экстазе лизнула в ухо, шепнула что-то нежное, Венька и не расслышал, а головой закивал - ладно, ладно! Буду, буду! - только б смыться, потом уже неважно, возвращаться в теплый дом он, понятно, и не думал. Другие дела, заботы у него другие.

Ждет его странная страна с широкими проспектами, высокими домами, богатыми горожанами, где жизнь в трех уровнях - надземном - развязки и высотки высотные; в прямом смысле - земном, что ни на есть, земном; и подземном - метро, стоянки - понятно, а теперь - и рестораны, и заведения всякие - коридоры, коридоры, завороты, залы, вниз-вверх, ой, кто не был в нижней Московии - обязательно надо б туда опуститься, обязательно!

В нежном детстве, когда Веня не знал, что Подмосковьем называют географически близкие к столице населенные пункты, думалось ему, что это то, что непосредственно под Москвой находится.

Он представлял себе селения и города, где живут обычные люди, пашут, сеют, в праздники водку пьют. Представлял себе как сказку о царствах подземных, откуда герой вылетал только с помощью волшебной птицы, прикармливая ее собственным мясом.

Все там есть в подземном мире. Все. Только солнца нет. Впрочем, оно там и не нужно. Без него хорошо. Некогда тамошним жителям еще и на солнце любоваться. Красоты и так хватает.

"Седан" внезапно затянул гнусаво и визгливо пронзительный жалобный аккорд, захрюкал утробно, затрясся, гукнул раз движком и остановился уже в полном безмолвии. До трассы не дотянул всего ничего.

Вон она - рядышком, раз шагнуть, кажется. Повисла на желтых столбах, похожих на курьи ноги, замерла острой длинной стрелою над размокшей землею. Редкие, пока еще утро, машинки проносятся - туда-сюда мелькают, поскольку скорости бешенные, меньше ста верст и двигаться запрещено. Чуть поодаль еще в паре верст Венечка и въезд рассмотрел, как Поликарпыч обещал, без понтовый. Только электроника на турникете - пешеходам вход закрыт.

Такой подлости от своего автомобиля стрингер не ожидал. Чем хорош был "Седан", так тем, что никогда без предупреждения не ломался. Как только в нем заводилась какая-нибудь неисправность он начинал истошно, будто дикое животное, выть и стонать, уведомляя владельца, что сил мало осталось. Веня бросался к ремонтникам и те уже парились над хитроумным устройством. Теперь посреди славной дикорастущей русской природы Веня кумекал, как ему поступить.

Вариантов, прямо сказать, немного. Возвращаться в Николо-Царевну бессмысленно и сложно. Веня успел отмахнуть, если верить приборам, тридцать с гаком километров. Идти вперед еще смешней - на трассу не попасть, а попадешь, так все одно - никто не остановит; чем прелестна магистраль - даже патрулей нет на ней, до самого Янска никто не тормознет, даже если очень захочет. Первый блок-пост на повороте в город.

Но что делать? Шариться лесом - занятие опасное, в первую очередь, и ни к чему не ведущее, во вторую. Проплутать в здешних местах можно всю жизнь, так и не выйдя из леса.

Последнее, что оставалось - установить связь с большой жизнью. Но и здесь возникали проблемы. Первое - Веня не зарядил батарею, дом у Поликарпыча без лампочек, а энергии оставалось ровно на один звонок и то непродолжительный, второе, более важное, как только возникало соединение, сигнал телефона фиксировался, а значит, его преследователи могли тут же воспользоваться этой информацией.

Но больше делать было нечего. Стрингер вышел из машины, пнул в отчаянии "Седан" по колесу и окунулся в тучные размышления, как наилучшим образом использовать последнее оставшееся у него благо цивилизации - право последнего звонка.

И здесь выбор был ограничен. Более того, Венечка с удивлением обнаружил, что он, практически, отсутствует. Звонить просто некуда. В обычную ремонтную мастерскую смысла нет - не Америка, даже за большие деньги, каких у Вени и не было, механики в такую глушь не поедут. Каждый боится за свою задницу. Хочешь ремонтироваться - добирайся до конторы, как хочешь.

Из всех янских знакомых реально помочь Вениамину не мог никто. Из московских - тем более. Звонить телевизионщикам - себя вознелюбить и заживо сгноить. Продадут, как пить Тем более, что стрингер пока сам плохо понимал в какую вступил игру, одно отчетливо уяснил, что увяз, увяз по горло в чей-то мощной, со смаком выполненной авантюре, где и стал лишним, потому что - или наследил, или так спланировано было ранее, а может быть, просто глупое стечение обстоятельств привело его в нынешнее положение.

Гадать об этом бессмысленно, понятно только, что обращаться нужно к человеку, который точно сохранит Венино инкогнито и поможет разобраться в ситуации. Таких, увы, не было.

Без особой надежды на успех, Веня рефлекторно щелкал клавишей аппарата - рылся в бесконечном списке телефонных номеров, скопившихся в памяти лет за десять, а то и больше.

При покупке новой, более современной трубки, Веня ленился просеивать информацию - просто сгонял со старых карт-книжек все, что содержалось в их памяти скопом в новую. Порядок в файлах тоже не наводил, а потому время от времени приходилось пролистывать массу застывшей в недрах телекомпьютера информации, находя нужное.

Вот и сейчас на экран дисплея полезли адреса и телефоны, записанные еще в одном из первых Вениных телефонов, купленных на рубеже тысячелетий. Тогда Веня, как оператор Большого телеканала, на месте не сидел, находился в постоянном профессиональном движении. О чем и свидетельствовали электронные надписи - "Бишкек", "Владикавказ", "Тбилиси", "Вена", "Секешвехервар", - что за тьму-таракань, подумал Веня, так и не вспомнив, где такое находится и как он туда смог попасть; "Грозный -2000" - выскочило, Веня нажал "открыть".

Здесь хранились адреса, телефоны, чуть ли не пароли и явки, с которыми стрингер работал во время антитеррористической операции, так тогда назвали военную кампанию против горных бунтовщиков.

Начинающим необстрелянным оператором он попал на Кавказ, где еще отчетливо виднелись, а в некоторых местах даже заботливо содержались и охранялись следы первой чеченской кампании.

Но первые сюжеты, которые он снял в Грозном, ему самому не понравились. Веня стремился воссоздать масштаб многолетней бойни.

Натура представала перед ним шикарная, а Веня тратил много времени, чтобы разыскать характерные детали. Ему хотелось выдавать не просто стандартные новостийные видеосюжеты, а приблизиться к документальному кино, стать хроникером чеченских событий третьего тысячелетия.

"Город теней" представал в его передаче не только в виде развороченных кварталов с холмами из щебня, строительной арматуры, битого кирпича, и воронками от мин и авиабомб.

На его кадрах в разбитых зданиях с обгорелым кирпичом нехотя, со страхом, в оглядку, совсем не победно размещались российские комендатуры, а рядом даже во время перестрелок не утихала торговля; за углом - пацаны, совсем крохотные, балуются с АКМСами, которые чуть ли не больше их самих; женщины в платках, продают ручные гранаты, квадратные километры пустот в самом центре города - все снесено...