Челябинский драматический театр имени С.М. Цвиллинга - Николай Петрович Скрыльников

Меня сразу приятно удивило, что Морозовы умело организовали репетиции, точно определили и распределили актерские задачи, интересно задумали оформление. Гигантская эстакада из металлических трубок заполняла всю сцену доверху, а под нее въезжал боком к зрителям вагон электрички. Все выглядело внушительно, современно.

Встреча с молодыми режиссерами, как мне кажется, была для театра не менее полезной, чем с маститыми мастерами. «Случай в метро» стал для театра памятным спектаклем. Он хорошо принимался зрителями, особенно молодежью.

Вскоре после этого Борис Морозов закончил ВГИК и работает теперь главным режиссером театра им. Пушкина в Москве. А Анатолий приглашен в наш театр режиссером и уже осуществил несколько постановок.

«Случай в метро» примечателен еще и тем, что он продемонстрировал широкие возможности молодежного состава Челябинского театра.

За многие годы на сцене появились десятки и десятки хороших спектаклей, естественно, как результат и режиссерских, и актерских удач. В том числе «Конармия» И. Бабеля, «Село Степанчиково и его обитатели» Ф. Достоевского, «С любимыми не расставайтесь» А. Володина, «Зыковы» М. Горького являлись в свое время лицом театра.

Однако не всегда и не все шло гладко. Случались, увы, неудачи и срывы. Причин в таких случаях сыщется всегда предостаточно: поспешность выбора пьесы, неудачное распределение ролей, слабость актерского состава, да мало ли что может стать виновником провала спектакля. Один из обидных срывов произошел с пьесой В. Лаврентьева «Человек и глобус» в постановке режиссера В. Радуна. Почти такая же судьба постигла и другой спектакль — по пьесе Ю. Чепурина «Мое сердце с тобой» в постановке режиссера И. Перепелкина.

О неудаче в постановке спектакля «Горячее сердце» А. Островского хотелось бы рассказать подробнее. Началось с оформления. Вместе с художником В. А. Кузьминым режиссер предложил не курослеповский двор, не хлыновскую «роскошь», а рассыпанные по всей сцене пни, символизирующие якобы вырубленную Россию — все, что оставляют после себя господа курослеповы, градобоевы, хлыновы. Костюмы тоже задумали экстравагантные. В частности, Градобоев, которого предстояло играть мне, одет странно: сверху стеганый халат, а на голове гусарский кивер... Мнением членов художественного совета по поводу костюмов и декораций пренебрегли. Успеха спектакль не имел. Прекрасная комедия Островского оставила досадное воспоминание...

С Н. Ю. Орловым как с режиссером я встретился впервые в спектакле «Алена Арзамасская» К. Скворцова, где сыграл роль Убогого. Об этом герое пьесы стоит сказать несколько слов. Первоначально у автора Убогий в какой-то мере повторял пушкинского юродивого. И вот режиссер Наум Юрьевич предложил К. Скворцову изменить трактовку его. В новой редакции — это уже идейный руководитель в стане Алены. Умный и дальновидный, образованный по тому времени человек, безбожник, он пользуется большим авторитетом у повстанцев. Свою любовь к Алене Убогий ничем не выдал, но на костер взошел вместе с ней.

Большой творческой удачей О. В. Климовой стала ее Алена. Красивая и мужественная, умная и убежденная в своей правоте, она вырастает в ходе народного восстания в его предводительницу, и это актриса убедительно показала.

Вообще в спектакле многое удачно состоялось. Отлично поставлены Орловым массовые сцены. Умным и сильным получился Патриарх в исполнении Е. И. Агеева, ярко и колоритно сыграли свои роли Л. И. Варфоломеев — Федор и Т. О. Золотарева — Игуменья. Постановка, хорошо принятая публикой, шла несколько лет. И теперь, когда этого спектакля уже нет в нашем репертуаре, меня не оставляет мысль о том, что он бы мог жить в другом, так сказать, измерении. Материал пьесы предлагает большой простор для композитора. Например, я, в общем-то лишенный музыкального дара, «слышу» арии для Алены, Патриарха, Убогого, хоры казаков на привале, в лодке. Мне кажется, и пьеса, обогащенная таким образом, может стать значительным произведением на сцене музыкального театра. Здесь, конечно, окончательное слово принадлежит композиторам. А как здорово, если бы народная драма «Алена» зазвучала на сцене нашего оперного!

Готовясь к 30-летию Победы советского народа над фашистской Германией, мы перечитали десятки пьес о Великой Отечественной войне. И остановились на пьесе «Русские люди» К. Симонова. Премьера спектакля состоялась 16 апреля 1975 года и до конца мая имела свыше 20 аншлагов. Выступали мы с первым спектаклем перед учащимися городских профессионально-технических училищ, школьниками. Актеры волновались: зритель юн, неопытен, поймет ли? Перед началом в зале шум голосов, хлопанье сиденьями. «Ну,— думали,— сегодня играть будет трудно». Но пошел занавес, забегал по сцене луч прожектора, высвечивая замерших людей с оружием в руках, и в зале установилась тишина. Она стояла до конца спектакля. Ребята поверили в то, что происходило на сцене, прониклись жизненной правдой, которой пронизана вся пьеса. В конце постановки актерам дружно и благодарно аплодировали.

Особый успех выпал на долю В. В. Качуриной, игравшей Валю. Хрупкая, большеглазая девчонка, наполненная первой чистой любовью, она самоотверженно идет на смерть и погибает ради счастья других. Погибает в нашем спектакле, а у Симонова она оставалась живой. Но это режиссерское решение (с согласия автора) было закономерно: спектакль обращался теперь к молодежи, он как бы звал каждого юношу, каждую девушку оглянуться в прошлое и задуматься над тем, смогли бы они поступить так же в минуты испытаний? Думаю, современность нашего спектакля именно в этом и состоит, хотя несомненное достоинство его — в точной передаче атмосферы того времени.

Интересно, содержательно играли в спектакле Е. И. Агеев, Ю. В. Цапник, О. В. Сафронова. Мне дали роль Глобы. Роль прекрасная, многие актеры в свое время блистали в ней, я знал это и, признаться, на первых порах растерялся. Играть ее традиционно не хотелось, а своего решения никак не находил. Поэтому нервничал. Мне казалось, что и грим не тот, и режиссерская трактовка не такая. Было уже сыграно немало спектаклей, а я все не мог остановиться на гриме: то наклеиваю бороду, то снимаю ее, то играю в парике, то без него. Ну, а суть? Привычное исполнение Глобы — это русский веселый, бесшабашный человек, идущий на смерть с песней. Здорово? А мне кажется, верно сказал о моем герое, когда мы были на гастролях, смоленский рецензент: «Есть люди, которых горе делает добрее. Они смеются, поддерживая павших духом товарищей даже тогда, когда на душе кошки скребут. Именно таким предстает перед нами Глоба Милосердова: шутки, комплименты, острые словечки — кажется, легкий человек. И только иногда мы видим в его глазах горе. Мы так и не узнаем, какое оно. Впрочем, мало ли его было у русских людей в том тяжелом 41-м году?»

Да, непросто найти свое решение образа и трудно опрокинуть его привычное понимание. «Русские люди» сыграны более