Соперник - Бренда Джойс

Оливия с трудом овладела собой и после некоторой паузы вымолвила:

– Собственно говоря, Анна вовсе не нуждается ни в каком особом уходе. Едва ли ее можно назвать недееспособной. Она видит с помощью слуха и осязания и зачастую гораздо лучше зрячих, вроде меня и вас, леди Лейтон.

Оливию всю трясло как в лихорадке. Стараясь скрыть свое состояние, она скрестила руки на груди, краем глаза заметив, что Арлен пришел в крайнее бешенство и покраснел, словно вареный рак.

Но тут леди Лейтон шагнула к Оливии и ласково взяла ее за руку.

– Дорогая, я уверена, что ваш ребенок не будет ни для кого обузой, и с радостью приму вашу девочку в своем доме.

– Мы оба будем рады принять вас и вашу дочку в своем доме, миледи, – вступил в разговор сэр Джон, искренне и добродушно улыбаясь взволнованной Оливии. – Но мы уезжаем через несколько часов. Надо поторопить слуг, пусть побыстрее упакуют все необходимое.

Оливия благодарно кивнула, чувствуя, как у нее стучит в висках. Она старалась не смотреть на Арлена, в глазах которого явно читалась угроза жестокой расправы. Ей вовсе не хотелось вступать с мужем в открытый конфликт. Возможно, потом, когда страсти улягутся, она попробует поговорить с ним, взывая к разуму… Впрочем, подобные беседы прекратились еще девять лет назад.

– Вы правы, я сейчас же распоряжусь насчет отъезда.

С этими словами Оливия натянуто улыбнулась и быстрыми грациозными шажками вышла из столовой.

Шел дождь. Начавшись еще накануне, он продолжался весь день. Было пасмурно и довольно прохладно. В гостиной за решеткой большого камина уютно пылал огонь. После обеда леди Лейтон, сославшись на головную боль, удалилась в свои покои. Сэр Джон уехал в клуб, Анна занималась французским языком в своей комнате. Оливия и Сьюзен остались в гостиной одни. Сьюзен принялась что-то вышивать, а Оливия молча читала сонеты Шекспира. Она жила у Лейтонов уже три дня.

Неожиданно Сьюзен отложила рукоделие в сторону и тихо сказала:

– Ничего не понимаю! Он давно уже в Лондоне, но до сих пор не давал о себе знать. Во всех газетах уже объявлено о нашей помолвке, а он не удосужился даже познакомиться со мной! Не понимаю!

Оливия тоже ничего не могла понять. Отложив книгу в сторону, она сказала:

– Он не был дома много лет, наверное, у него уйма дел.

Оливия поймала себя на том, что готова защищать этого незнакомца, который и впрямь вел себя странно.

– А я даже рада, – продолжала тараторить Сьюзен. – Всем известно, он ужасный человек, и нужно только радоваться тому, что наша встреча откладывается на неопределенное время, хотя помолвка уже стала достоянием гласности…

Оливия наклонилась к девушке и сказала:

– Сьюзен, послушайте, может, вы постараетесь по-иному, по-доброму взглянуть на человека, женой которого вы рано или поздно станете? Может, не такой уж он плохой, как об этом твердят?

За последние несколько дней Оливия искренне привязалась к Сьюзен и дала себе твердое слово не вмешиваться в ее дела с лордом Кэдмоном. Пусть станет графиней Стэнхоуп.

– Честное слово, Оливия, я пытаюсь это сделать, но все вокруг только и говорят о том, что он убил своего старшего брата! Боже мой, какой ужас!

– Уверяю вас, Сьюзен, это всего лишь гнусная сплетня, которой нельзя верить… – начала было Оливия, но мисс Лейтон, словно не слыша ее, продолжила:

– Говорят, он последним видел брата живым, и, уж конечно, после его смерти именно он стал наследником графа Стэнхоупа. Кому еще была выгодна смерть Лайонела де Вера? А вчера я слышала, как одна дама говорила другой, что Гаррик де Вер превратился в самого настоящего дикаря – разгуливает по Лондону в потрепанной одежде, без парика, без пудры на волосах… Что же, в том нет ничего удивительного! Граф Стэнхоуп много раз просил его вернуться домой, но этот дикарь предпочитал оставаться на своих сахарных плантациях на Барбадосе! И еще я слышала ужасную историю о том, что он соблазнил хорошенькую аристократку. Это случилось как раз перед его отъездом на Барбадос. Тогда разразился страшный скандал, потому что он наотрез отказался жениться на несчастной, хотя это было делом чести. Вот тогда-то его отец и принял окончательное решение отправить сына в ссылку на далекий Барбадос! Господи, – поежилась Сьюзен, – чем дальше, тем хуже…

Оливия тоже успела ознакомиться с этими сплетнями за те три дня, что провела в Лондоне.

– Мне кажется недостойным осуждать человека за глаза, не имея на то веских доказательств, – довольно резко произнесла она.

– Ах, Оливия, вы слишком добры! – пробормотала Сьюзен, и на глазах у нее выступили слезы жалости к самой себе. – Не зря ведь говорят, что нет дыма без огня.

– Много лет прошло с той поры, когда были якобы совершены упомянутые преступления, – со вздохом сказала Оливия. – Возможно, он изменился к лучшему и успел раскаяться в содеянном, если это и вправду было делом его рук.

Внутренне Оливия не сомневалась, что этот человек не был убийцей своего брата. Дикарь – возможно, соблазнитель невинной девушки – тоже может быть, но убийца – нет!

– Ах, Оливия, – с улыбкой сказала Сьюзен, – вы самая добрая женщина на свете! Остается только надеяться, что в конечном итоге вы окажетесь правы.

Оливия тоже улыбнулась, потом посмотрела на отложенную книгу сонетов Шекспира и… увидела его! Она замерла на месте, не сводя глаз с окна, сквозь которое было видно, как из подъехавшей к дому большой лакированной кареты с внушительным серебряным гербом вышел мужчина и все лакеи с почтением согнулись перед ним. Даже не разглядев как следует герб, Оливия уже знала, чья это карета и кто в ней приехал.

Он был высок, мускулист, темноволос и смугл. У нее не было никаких сомнений в том, что это и есть Гаррик де Вер, виконт Кэдмон-Крэг.

Сьюзен тоже увидела в окно гостя и, тихо вскрикнув от ужаса, уронила на пол рукоделие.

– О Боже! Это он!

Оливия временно потеряла дар речи. Ее сердце бешено колотилось, пока гость в накинутом плаще с капюшоном, защищавшим его от моросившего дождя, шел к парадному входу.

Оливия удивлялась своему крайне взволнованному состоянию. Подлинный Гаррик де Вер в точности соответствовал тому образу, который поселился в ее воображении еще неделю назад.

– Боже мой! Мне нужна нюхательная соль! Я сейчас упаду в обморок! – прошептала Сьюзен, охваченная паническим страхом.

У Оливии тоже странным образом закружилась голова, но она слишком хорошо понимала, что сейчас не время поддаваться женским слабостям. Она встала, подняла упавшее на пол рукоделие Сьюзен и властным жестом протянула его вконец смутившейся девушке.

– Никаких обмороков! – приказала она. – Продолжайте вышивать, Сьюзен!