Люби меня через годы (СИ) - Орланд Лилия

А это всё требовало денег.

Постепенно Сева увяз в кредитах и уже сам путался, где кончается один и начинается другой.

А тут Шурка…

Милая. Открытая. Немного наивная. И главное, совсем неизбалованная мужским вниманием. К тому же с собственной квартирой в центре и перспективами.

Был, правда, у неё один недостаток – нагулянный в юности ребёнок. Но, поразмыслив здраво, Всеволод решил, что как-нибудь вытерпит его присутствие. Хотя детей он не слишком жаловал.

Сева разработал целый план по завоеванию перспективной фотографши.

Узнал её распорядок, места, места, где она бывала. Собственный свободный график и, если честно, отсутствие серьёзной работы, позволяло следить за Шуркой по несколько часов в день.

Тогда и сложился план.

Сева «совершенно случайно» зашёл в кафе, где она обедала. Присел за столик. Постарался очаровать.

Правда, с этим вышло не сразу. Стерва даже телефона не оставила. Но он не привык отступать. Написал ей в соцсети, проявил изрядное терпение, хотя сто раз хотелось послать её подальше.

И всё же добился своего.

Хотя, прежде чем дала наконец, она изрядно его поморозила. Но тут Сева особо не переживал, для снятия напряжения у него было полно желающих. С внешностью ему повезло, и женский пол не обходил вниманием.

В сексе Барановская оказалась снулой рыбиной. Какой-то шуганной и безынициативной. Без огонька.

Но и тут Сева не расстроился, благо было, где снимать раздражение.

С Шуркой же он оставался неизменно терпелив, тратил и без того утекающие сквозь пальцы деньги на цветы, разные подарочки. В общем, сплошные розовые сопли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зато, пару раз дав, Барановская предложила переехать к ней, чтобы не тратить время на дорогу.

И Сева поздравил себя с успехом.

Начало положено. А там глядишь, и до Европы рукой подать.

Сладость этой бочки мёда немного портил мальчишка. Но его всегда можно сдать в какое-нибудь Суворовское училище и забыть.

Когда Шурка пришла к нему со своими сомнениями по поводу предложения от Cosmopolitan, Севе так и хотелось настучать ей по голове. Ну как можно быть настолько глупой? Это же такой шанс! Ради него он и терпел эту гусыню столько времени.

И Сева начал рассказывать ей о перспективах жизни в Париже. Пришлось напирать на плюсы для мальчишки, потому что о себе эта курица думала мало.

Что ж, он согласен был смириться с чужим ребёнком.  Тем более всё равно не собирался прожить всю жизнь с Шуркой.

Так, зацепиться во Франции, найти кого-то получше. Поперспективнее…

Думал, кольцо будет для неё серьёзным аргументом, как для любой нормальной женщины. Но… вот бывают бабы – дуры… к бриллианту (хоть и поддельному, но она же об этом не знала!) Барановская осталась равнодушна. Всё сомневалась. Уговаривать пришлось, чтобы взяла…

И вот теперь этот её папаша…

Ну что ему стоило на полгода попозже свалиться с инфарктом? Когда Сева уже будет во Франции. С визой и разрешением на работу.

Надо бы позвонить Шурке. Поторопить с возвращением. А то с неё станется пожертвовать карьерой ради родных. Пусть уж лучше ради него. Севы, чем-нибудь жертвует. Это ж он её в постели ублажает.

Хотя с ублажением, если честно, у него получалось не очень. Всё-таки привык, чтобы было наоборот. Но это мелочи. Это он потерпит, пока она ему нужна.

Но, надо признаться, что в отсутствии обоих Барановских были и свои плюсы. Сева перевёл взгляд на обнажённое женское тело модельной внешности, раскинувшееся на измятых простынях. Эта штучка хорошо развлекла его ночью. Так, что он даже разрешил ей остаться, рассчитывая утром повторить забег. После утренних повторений они снова уснули. И теперь день уже давно перевалил за половину. Но выгонять старательную девицу Всеволод не спешил. Всё-таки он одинокий мужчина, кто-то должен скрашивать его долгие вечера.

Чувствовать себя хозяином просторной трёшки в центре Питера было очень круто. Особенно ему, парню из небольшого посёлка Волховец в Новгородской области.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сева подошёл к окну, потянулся. Потом достал из холодильника початую бутылку шардоне, который так любила Шурка, и налил себе в бокал. Фу, кислятина. Он сделал ещё глоток.

Всё же надо позвонить своей.

Но телефон зазвонил сам.

– Сева, – раздался в трубке какой-то неуверенный голос, как будто она плакала, – прости, пожалуйста, но нам нужно расстаться…

А дальше Шурка понесла какую-то ахинею, что встретила свою первую любовь, что чувства там не остыли. И вообще, эта шлюха уже успела с ним переспать. А перед ним, Севой, она очень виновата и очень просит его простить.

После разговора с Шуркой ему хотелось рвать и метать.

Сука!

Тварь!

Как она могла? Ведь всё же было так хорошо. Ведь Сева уже всё продумал. Не могла потерпеть до Парижа. И всё ему испортила.

Бокал полетел в стену, разбрызгивая вино по занавескам и усеивая осколками пол.

Телефон зазвонил снова. Увидев, кто это, Всеволод уже хотел сбросить вызов, но какое-то шестое чувство заставило его передумать.

– Алё, дядь Сев, – голос у сосунка был писклявый и противный, – у мамы телефон занят. Не могу дозвониться…

– Что случилось, Тёма? – Всеволод заставил себя говорить приветливо, делая вид, что ему действительно интересно, что происходит в жизни этого мальчишки.

– У нас в лагере карантин. Всех отправляют по домам. Ты сможешь меня забрать?

– Конечно, Тёмочка. Я прямо сейчас выезжаю.

Когда Всеволод положил трубку, на его губах расплылась довольная улыбка. Он торжествовал. Всё-таки грузовик с имбирными пряниками не объедет его улицу.

 Сева вернулся в спальню и сдёрнул простыню с женского тела.

– Вставай, тебе пора убираться.

20

Разговор с Севой оставил тягостное впечатление. Я почувствовала себя ещё более виноватой. Он хороший человек и совсем не заслужил такого отношения. Но как можно было бы исправить эту ситуацию, я совершенно не представляла,

Ведь теперь мне виделось совершенно ясно, что Севу я никогда не любила и не смогла бы полюбить. Мы были бы несчастливы в браке. А значит, это хорошо, что мы расстаёмся.

Дома пахло чем-то вкусным, но я совершенно не чувствовала голода. Хотела прошмыгнуть незамеченной к себе. Но из кухни вышла мама:

– Саш, есть разговор.

Когда мама говорила таким непререкаемым тоном, спорить с ней было бесполезно. Потому я пошла в кухню и села за накрытый стол.

В тарелке, стоящей передо мной, был налит суп с фрикадельками – папин любимый. Но сам папа не спешил начинать еду, он пристально смотрел на меня.

И под этим взглядом мне стало неуютно. Казалось, он знает все мои секреты.

Я поёжилась.

– Рассказывай, – велел папа.

– О чём? – я сделала удивлённые глаза и тут же опустила взгляд. Взялась за ложку, осторожно перемешивая содержимое тарелки. Это давало возможность хоть ненадолго отвлечься от пристального внимания.

– О том, где ты была весь день, – мама тоже подсела за стол.

Я раскрошила ложкой одну фрикадельку и принялась за вторую. Что говорить родителям? Правду? Но папе же нельзя волноваться.

– Ты опять встречаешься с Логиновым? – отец вдруг проявил излишнюю осведомлённость в моей личной жизни.

Я как раз поднесла ложку с супом ко рту и закашлялась, втянув его не в то горло.

– Серёж, мы же договорились – не давить на неё, – мама мягко коснулась его руки.

А я вскинула удивлённый взгляд. Не думала, что родители обсуждали здесь меня и мои отношения.

– А я и не давлю, – папа как ни в чём не бывало ел суп, – просто хочу знать, собирается Ярослав признавать своего ребёнка?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я положила ложку обратно в тарелку и отставила её подальше, ещё после прошлой попытки першило в горле.

– Так что, Саш, он признает Тёму? – присоединилась мама к неудобному вопросу.

Вот не люблю, когда они оба начинают наседать. И смотрят так… выжидающе. Никак не избежать ответа.