Тайна врат Аль-Киира - Роберт Джордан

Беззвучно выругавшись, она пошарила в темноте в поисках стола, лампы — и наткнулась на угли и лучины. Она дула на угли, пока они слабо не засветились, и сунула лучину в стоявшую рядом лампу. Вспыхнул свет, и она испуганно затаила дыхание, когда увидела, что еще стоит на столе. На нее глазел отвратительный рогатый уродец. С облегчением она убедилась в том, что это всего-навсего рогатая фигурка из бронзы, но в глубине души она затаила злобу на это существо, потому что ее инстинкт подсказал ей: оно враждебно женщинам. Мог ли человек, которого она искала, так измениться, чтобы держать в своей комнате подобных монстров? Человек, которого она искала!

Со стучащим сердцем, с кинжалом в руке, она обернулась. Он еще спал, молодой великан, вытянувшись на кровати во весь рост. Конан из Киммерии! Тихими шагами она подошла ближе. Ее глаза схватывали каждую деталь, резкие черты лица, широкие плечи, сильные руки, которые когда-то ее...

Все! Она оборвала воспоминания. Что он сделал с ней, этот человек? Она жила в степях Заморы и Турана, вольная, как сокол, пока не появился Конан. Из-за него пришел конец ее разбойничьей банде. Его идиотская мужская честь и глупая клятва, которую она вырвала у него в минуту гнева, — вот причина тому, что она была продана в рабство и оказалась в султанапурском гареме. Всякий раз, когда на нее обрушивался удар кнута, всякий раз, когда ее заставляли обнаженной танцевать для тучного купца, ее хозяина, и его гостей, она снова и снова клялась отомстить Конану.

Ей наконец удалось бежать и скрыться в Немедии, где она быстро сделалась королевой местных контрабандистов. И там она снова встала поперек ее пути. Она погрузила на мулов свое с таким трудом добытое добро и снова вынуждена была бежать.

Тогда она сама прогнала его — но не воспоминания о нем. Воспоминания о том жаре, который он зажег в ней и раздул в полыхающий костер, испепеливший ее, истощивший ее душу, как полная трубка наркотика истощает того, кто курит ее. Это воспоминание преследовало ее, оно швырнуло ее в водоворот беспутства, в такой разврат и излишества, которые поставили бы на уши даже терпимый к таким делам аквилонский двор. Только когда все ее золото было истрачено, она снова обрела личную свободу. Она начала вести свою прежнюю жизнь, как ей нравилось, и перебивалась кое-как, кормясь от своей острой сабли и не менее острого ума. Так она пришла в новую для себя страну, в Офир, где намеревалась собрать вокруг себя новую орду бандитов.

Сколько месяцев прошло с тех пор, как она впервые услышала о рослом человеке с севера, о его отряде вольных наемников, который стал ужасом для тех, кто бывал вынужден сражаться с ним? Как долго она выясняла, не тот ли это человек, что постоянно ввергал ее во все более скверные неприятности? И вот теперь она знала, что снова находится в одной стране с ним. Но в этот раз она не побежит. Наконец-то она будет свободна от него. Непроизвольно всхлипнув, она подняла кинжал и резко опустила его.

Странный шум нарушил сон Конана — всхлипыванье женщины, подумал он удивленно — и вырвал его из объятий Морфея. Он как раз увидел возле своей кровати фигурку, падающий с высоты кинжал и успел откатиться в сторону.

Кинжал воткнулся в перину, там, где только что была его грудь, и сила этого удара бросила нападающего к нему. Он тут же схватил разбойника — даже сонный, Конан ощутил нежную кожу бандита — и отшвырнул его через всю комнату. В тот же миг он спрыгнул с кровати, схватил обмотанную ремнями рукоять своего меча и отбросил ножны. И только тут он впервые увидел убийцу как следует.

— Карела! — вскричал он удивленно.

Рыжеволосая красавица осторожно поднялась с пола у стены и зашипела ему в лицо:

— Да! Пусть Деркэто вырвет твои глаза! Если б она заставила тебя спать еще мгновение!

Он посмотрел на кинжал, торчащий в перине, и поднял брови. Но он сказал просто:

— А я думал, ты живешь в Аквилонии как светская дама.

— Я не дама! — фыркнула она. — Я женщина! И я достаточно женщина для того, чтобы покончить с тобой раз и навсегда!

Она протянула руку к плечу и внезапно набросилась на него, занося трехфутовый острый, как нож, кривой клинок.

Злость полыхнула в глазах Конана, когда он встретил мечом этот удар. Лицо Карелы исказилось от страха, она недоверчиво приоткрыла рот, потому что сабля чуть не выпала из ее руки. Она отклонилась на шаг назад и только этим сумела избежать удара, который обрушил на нее его сверкающий меч. Он не теснил ее назад, но всякий раз, когда она отступала, делал шаг следом за ней. При такой быстроте его ударов ей не оставалось ничего иного, как только отходить. Она хрипела, отчаянно пыталась перейти в наступление, но для этого у нее не было возможности. Демонстрируя полное презрение, он метил только в ее клинок, но при этом заботился о том, чтобы каждый удар сотрясал ее. Холодная усмешка на его лице и полнейшее спокойствие, с которым он дрался, жалили ее куда сильнее, чем любая рана.

— Чтоб Деркэто лишила тебя мужской силы, ты покрытый мышцами варвар! — взвыла она.

Кривая сабля пролетела по воздуху и упала с лязгом и дребезжанием. На мгновение Карела застыла, но потом наклонилась поднять клинок.

Конан отбросил в сторону свой широкий меч. Когда она приготовилась к прыжку, он схватил ее. Ткань, которой она перевязывала грудь, лопнула по всей длине, пока они боролись, и теперь ее грудь была почти обнажена. Конан быстро сорвал с нее ткань и связал Кареле руки. Он поймал дикую, разрывающуюся от злости кошку, однако, как он установил, довольно-таки соблазнительную кошку с прелестным бюстом.

— Трус, — рычала она, — отродье вонючей козы! Сражайся со мной клинок против клинка, я сделаю из тебя каплуна! Но ты и есть каплун.

Он без труда отнес ее к своей кровати, уселся и уложил ее себе на колени, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться.

— Нет! — проскрежетала она. — Не это! Киммериец, я вырву твое сердце! Я отрежу тебе...

Ее бессильные угрозы завершились пронзительным воплем, когда он звонко шлепнул ее своей ручищей по мягкому месту.

По тяжелой деревянной двери забарабанил кулак, и из коридора донесся голос Махаона:

— Что там у тебя, к черту, творится, Конан?

— Ничего опасного для жизни, — ответствовал Конан. — Я тут воспитываю одну очень несговорчивую шлюху.

При этих словах Карела бешено забилась в его руках, но при железной хватке Конана это было бесполезно.

— Отпусти меня, киммериец! — пыхтела она. — Или я подвешу тебя голыми пятками над медленным огнем, пока ты весь не прокоптишься. Отпусти же! О, чтоб Деркэто забрала твою мужскую силу!

Конан ответил ей следующим шлепком и, как следствие, раздался новый вопль.