Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

закон, установленный царским правительством с началом войны, привел к тому, что крестьяне повсеместно, даже в мусульманских районах — Татарии, Башкирии — стали зерно не направлять на продажу, а гнать из него самогон, названный тогда же ханжой.

Правительству пришлось срочно формировать продотряды, чтобы изымать хлеб по «твердым», то есть им же определенным ценам. Непрерывный призыв в армию крестьян вынудил использовать на сельскохозяйственных работах не только военнопленных, но и рядовых, проходивших обучение в запасных полках. Несмотря на это, Временное правительство продолжало отвергать любые предложения Земельного комитета, пытавшегося хоть как-то решить земельный вопрос и тем несколько успокоить крестьян.

К экономическим проблемам прибавились и военные — тяжелейшее поражение русской армии в ходе единственной за 1917 год наступательной операции.

Стремясь оправдать лозунг «война до победного конца» и хотя бы с трехмесячным опозданием выполнить соглашение с союзниками, требовавшими поддержать их действия во Фландрии, Ставка и Генеральный штаб разработали план летнего наступления тремя армиями Юго-Западного фронта (командующий генерал-лейтенант Е. А. Гутор), поддерживаемыми соседними фронтами — Северным, Западным и Румынским.

Операция в направлении Львова началась 29 (16) июня.

Поначалу частям лишь 8-й армии (командующий — генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов) удалось добиться некоторого успеха. Занять Галич, Калуж и продвинуться на 50 км. Однако вскоре они столкнулись с 13 германскими и 3 австро-венгерскими дивизиями, переброшенными с западного фронта, где к тому времени наступило затишье. 25 (12) июля силы центральных держав начали контрнаступление. Остановили армии Юго-Западного фронта, обратив их в паническое бегство, и отбросили более чем на 100 км от первоначальных позиций.

Потери русской армии оказались огромными — более 150 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Однако решающей для судьбы второго коалиционного правительства стала проблема национально-государственная.

31 (18) мая в Киев прибыл военный министр А. Ф. Керенский. Присоединился к делегации, в которую входили еще трое министров — иностранных дел

М. И. Терещенко, путей сообщения Н. В. Некрасов, почт и телеграфов И. Г. Церетели, а также командующий войсками Киевского военного округа генерал-лейтенант К. М. Оберучев — ведших нелегкие переговоры с председателем Центральной рады М. С. Грушевским и главой Генерального секретариата (самозваного правительства) В. К. Винниченко о предоставлении Украине областной автономии.

После долгого обмена мнениями обе стороны согласились сделать Генеральный секретариат краевым органом, через который должны были бы проходить, получая одобрение, все правительственные указы и распоряжения, касающиеся пяти губерний — Волынской, Подольской, Киевской, Черниговской и Полтавской. Такой, по представлению столичных делегатов, являлась территория Украины.

В Петрограде же при обсуждении 15 (2) июня проекта соглашения трое министров-кадетов — финансов А. И. Шингарев, просвещения А. А. Мануйлов и государственного призрения Д. И. Шаховской — потребовали отвергнуть документ, поддерживаемый премьером Г. Е. Львовым. Оставшись в меньшинстве, они в знак протеста подали в отставку, создав тем правительственный кризис.

Но не нехватка хлеба, не сепаратистские устремления Киева, а страшное поражение летнего наступления оказалось той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения народа. Повторилась ситуация, сложившаяся в России после разгрома в мае 1905 года Второй тихоокеанской эскадры в Цусимском сражении.

Рабочие и солдаты Петрограда вышли на улицу с требованием отставки Временного правительства и перехода власти к Советам. Вышли 16 (3) июля.

1.

По свежим впечатлениям, в 20-х числах июля, Зиновьев так описал происходившее в те дни в столице и свое в них участие.

«Утром 3-го числа (июля — Ю. Ж.) мы с тов. Каменевым составляли очередной номер “Правды”, еще не зная, верны ли слухи об уходе кадетов. Затем мы направились в Таврический дворец на заседание соединенных бюро исполнительных комитетов. Здесь мы впервые, часа в 3, узнали вместе с другими членами собрания, что начинаются выступления рабочих путиловцев, «Треугольника», пулеметчиков (солдат I запасного пулеметного полка — Ю. Ж.). Мы заявили собранию, что наша организация (ЦК РСДРП(б) — Ю. Ж. ) против выступления и что мы со своей стороны примем меры, чтобы его не допустить.

Троцкий, Каменев и я сейчас же отправились звонить по телефону в наши (районные) организации в этом духе. В эту минуту пришло известие, что пулеметчики уже выступили. Через несколько мгновений меня вызвали к телефону и известили, что пулеметный полк не выступил еще, но во дворе казармы все стоят наготове. Тут же я узнал, что один из лучших военных агитаторов (М. М. Лашевич — Ю. Ж.) находится в пулеметном полку и уговаривает не выступать. Я еще раз просил принять все меры к тому, чтобы не допустить выступления. Об этом разговоре я сейчас же доложил собранию соединенных Исполнительных комитетов. В собрании кем-то предложено было послать сейчас же ораторов в полки и на заводы, чтобы удержать от выступлений. Все кандидаты из сторонников большинства отказались ехать. Некоторые из них заявили при этом, что ехать бесполезно, ибо теперь никому не удастся удержать выступление.

В “Правду” я и тов. Каменев послали с собрания же короткое воззвание против каких бы то ни было выступлений с тем, чтобы оно большими буквами помещено было на первой странице в номере от 4-го числа. “Никаких выступлений”, — писали мы там. Это воззвание было уже набрано, но вырезано было из номера (см. “Правду” от 4-го числа, первая страница) поздно ночью под влиянием событий, о которых ниже.

С собрания исполнительных комитетов я отправился в большой зал Таврического дворца, где заседала рабочая секция Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, которой я должен был сделать доклад о борьбе с контрреволюцией. Туда же вскоре пришли тт. Троцкий, Каменев, Рязанов, Либер, Анисимов и другие.

В этом собрании теперь тоже пытались увидеть “заговор” с нашей стороны. Мы, дескать, тщательно готовились к этому собранию, заявляли, что опубликуют имена неявившихся большевиков и т. д. Последнее верно. Мы действительно готовились к этому собранию. Частичные перевыборы в течение двух месяцев изменили состав в нашу пользу. Большинство в рабочей секции стало большевистским. Мы не раз открыто заявляли в печати, что рабочая секция должна стать нашим оплотом. Мы просили Исполнительный комитет созвать рабочую секцию. Исполнительный комитет, зная, что большинство перешло к нам, оттягивал созыв. Наконец, на 3-е число Исполнительный комитет назначил собрание рабочей секции (назначение дня зависело не от нас, а от меньшевиков и эсеров из Исполнительного комитета).

На собрании сразу выяснилось, что большинство (вероятно, не менее 2/3) за нас. Я прочел доклад о борьбе с контрреволюцией в духе тезисов, напечатанных дней за десять до этого. (Отчет об этом докладе, конечно, извращенный, напечатан был во всех буржуазных газетах, и ему “Речь” посвятила очередную