Анкер - Кирилл Кудряшов

— Реальность, — без колебаний ответил Слава. — Виртуальность, или то, что мы зовем этим словом, появилось вместе с «Интернетом».

— «Интернет» лишь дал нам путь в виртуальность, — терпеливо, словно маленькому ребенку, разъяснял Андрей. — В своем роде, мы и есть виртуальность. Вначале был хаос — хаос информации, составленной из цифр…

— Пифагоризм? Число — первооснова? — спросил Слава.

— Какой, на хрен, пифагоризм! — взорвался Андрей. — Истина! Не гипотеза, не философский трактат — истинное строение мира. Виртуальность — это хаос. Хаос цифр. Наш мир, реальность — это порядок. Мир формул и законов. В виртуальности нет закономерности, нет порядка, нет форм — это все привнесли туда мы, открыв туда вход, войдя в сеть и начав изменять числовой хаос. Люди сковывают виртуальность, подчиняют ее себе самым простым способом — упорядочивая ее.

— А ей это не нравится… — начиная понимать то, о чем ему говорят, пробормотал Слава.

— Это ее убивает, — закончил за Андрея Никита.

— И она защищается…

Слава почувствовал, как по спине скатываются липкие капли пота. Против него — не абстрактный троян, названный им вирусом бабочки. Его хочет уничтожить целый мир, олицетворение хаоса и пустоты.

— Пойдемте отсюда, — сказал он, кивая на ближайшую подворотню, поговорим где-нибудь во дворах.

— Скоро она должна подойти? — Сергей уловил ситуацию на лету. Впрочем, чему тут было удивляться — они же нашли его, значит знали и о Кате.

— Через пол часа — максимум, — ответил Слава, взглянув на часы. — И у меня такое чувство, что она уже давно перестала быть собой.

Все трое согласно кивнули, признавая его правоту. Андрей первым двинулся во дворы, остальные последовали за ним.

Удивительное дело, переход из центра города всего-то на пару шагов вглубь, уже давал ощущение шага в виртуальность. Яркий даже в дождь, цветной и холеный Красный Проспект, казалось, был создан специально для иностранцев, время от времени посещающих город. Но стоило шагнуть во дворы все того же Красного Проспекта, и все кардинально менялось. Здесь можно было наткнуться на бомжей, распивающих пиво у подъездов, на кучи собачьего помета прямо на тротуаре, на покосившиеся деревянные сооружения, служившие с былые годы не то складами, не то и вообще жилыми домами. Даже стена дома, отделявшего яркий, упорядоченный мир центра от хаоса его задворок, и то разительно менялась. Снаружи на доме не было ни единой трещинки, стены украшены яркими лампами, создававшими ночью великолепную иллюминацию. Внутри же — дом, как дом. Серый и обыденный. Поцарапанный, словно болванка CD-Roma тысячелетней давности.

Они присели прямо на мокрую скамейку, совершенно не заботясь о чистоте своей одежды, наскоро прикрылись зонтами от мерзопакостного дождя, и продолжили разговор. Сергей подал идею спрятаться в подъезде, но остальные хором отклонили ее — их разговор не был предназначен для чужих ушей.

— Как я понял, — упавшим голосом заговорил Слава, — Теперь за мной охотится вся виртуальность. Так? Я вношу в нее упорядоченность, и она, защищаясь, хочет меня убить.

Парни переглянулись, и в их взглядах читалось раздражение.

— Ты так ничего и не понял, — ответил Андрей. — Ты, как раз, полезен для виртуальности. Ты вносишь хаос! Нет, не так, можешь провести хаос в наш мир!

— Тогда зачем же… — Слава осекся. Действительно, не за чем. Его никто не пытался убить, кроме, конечно, этих троих, ворвавшихся к нему домой в прошлый раз.

Старуха в подъезде лишь напугала его, крича вслед, чтобы он быстрее бежал домой и запустил загрузчик. Сошедший с ума, а точнее — подчиненный виртуальностью Гепард, стрелял в Катю, а не в него. Сама Катя, за которой он не раз замечал касание виртуальности — тоже не предпринимала против него враждебных действий. Она лишь дразнила его, подначивая на то, чтобы он вновь и вновь возвращался в этот день, на встречу с ней.

Отец и мать, а точнее — то, что ими управляло, тоже не стремилось нанести ему вред. Они хотели убить лишь Катю, твердо зная, что ради нее он вернется… Виртуальность лишь демонстрировала ему свое могущество, и даже более того, спасла ему жизнь, когда Андрей пытался убить его.

Спасла ему жизнь, чтобы он мог загрузиться и попытаться все исправить.

— А что происходит с миром, из которого я ухожу? — спросил, вдруг, Слава, которого посетила внезапная догадка. — Я имею в виду, когда я загружаюсь — тот мир, что остается без меня… Что происходит с ним? Получается, что это — новая ветвь развития? Еще один мир… И при каждой загрузке будет возникать все новые и новые…

— Почти так, — кивнул Андрей. — Ты уходишь, мир остается. Создается новая ветвь, в которой уже не будет тебя. Но живет он не долго…

— Почему?

— Как ты назвал то, что едва не отхватило тебе сегодня руку?

— Worm…

— Worm из Worm'ов… — пробормотал Андрей. — Наверное, это судьба, или просто какая-то закономерность. Мы все его так называли. Просто очень трудно представить себе хищный мир, вот мы и придумываем себе аналогии. Режиссеры «Матрицы» придумали агентов-охотников. Мы же все представляли боевую часть виртуальность в виде червя.

— Как только ты уходишь в виртуальность, — продолжил за него Никита, — Она ощущает возмущения потоков информации в том месте, где ты начал загрузку. Можешь представить себе, что этот червь слеп, но может слышать, как ты входишь. И едва услышав тебя, он бросается туда, находит окно, открывшееся в тот мир, который ты только что покинул. В мир, ставший параллельным… Вползает в него и уничтожает его!

— Как? — вырвалось у Славы.

— Мы не знаем, — развел руками Андрей. — Виртуальность присоединяет этот мир к себе, обращает его в хаос. Ты можешь представить себе, что в один миг не станет целой Вселенной? Что вся она обратится в пыль, в бесконечный и безначальный поток чисел, которые никогда уже не станут упорядоченными значениями? И я не могу.

— Зачем?

— Виртуальность защищается. Наш мир — продукт ее жизнедеятельности, и я не смогу объяснить тебе, как это получилось. Просто хаос стремится к упорядочиванию, сам не осознавая это, и из этого упорядочивания возникла наша реальность. Порядок же стремится обратиться в хаос, таким образом между нами и виртуальностью существует некая связь, некий процесс, связанный в единое целое. Равновесие…

Но потом появились люди, которые нарушили это равновесие, вклинившись в виртуальность и создавая в ней свои микромиры. Упорядоченные миры. И она вынуждена защищаться, чтобы сместить равновесие обратно, или вовсе уничтожить реальность, присоединить ее к хаосу.

А потом появились такие, как мы. Люди, интуитивно почувствовавшие родство миров, и научившиеся заглядывать в виртуальность. Мы вдвойне опасны для нее…

— Почему?

— Потому, — продолжил Андрей, — Что загружаясь, ты оставляешь после себя еще один мир. Новый мир, новый очаг порядка. И в нем также живут люди, способные изменять виртуальность. Но, уходя, ты оставляешь «окно», через которое Worm может проникнуть в этот мир, ставший нереальным для тебя, но остающийся реальным для всех, кто живет в нем. Стоит червю выбраться в реальность, как она исчезает…

— Обращается в хаос.

— Да, именно так. А потом червь уходит в виртуальность, в которой ты оставил четкий след.

— След… — пробормотал Слава, вспоминая ощущение холодящего душу взгляда, преследовавшее его в виртуальности. — Значит, он идет за мной…

— Да. Ты для него — путь в наш мир. И с каждой твоей загрузкой Worm все четче узнает тебя, ему все легче следовать за тобой. И однажды он догонит…

— Он уже почти догнал… — Слава потер левой рукой вновь занывшее правое плечо.

— Червю нужен не ты. Он ищет окно в наш мир, в последний очаг порядка, до которого не может дотянуться виртуальность. Тебе нужно объяснить, что будет. Если он догонит тебя?

Нет, объяснения были излишними. Крах мира. Победа хаоса…

— Значит, — медленно, следуя профессиональной привычке программиста раскладывать все по полочкам, заговорил Слава, — Виртуальность, или этот чертов Worm, хочет, чтобы я загружался еще и еще. Так он находит меня, и так собирается войти в наш мир. Тогда почему он не может просто подчинить меня себе, как подчинил моего отца? Просто заставить меня загрузиться…

— Человек, нашедший дорогу между мирами, становится неподвластен ему. Он может подчинять лишь тех, кто не подозревает о том, что они — не более чем продукт жизнедеятельности виртуальности.

Дождь, наконец, перестал моросить, окончательно сойдя на нет. Тучи рассеивались, и в маленьком просвете между ними выглянуло солнце, осветившее замутызганный дворик, тут же засиявший всеми цветами радуги. Лужи радостно искрились, ловя последние дождевые капли, зазевавшиеся и слишком поздно упавшие с неба. Даже серость, казалось, уступила место блеску и солнечной желтизне.