Возмездие - Фридрих Незнанский

—        Но эта экономическая деятельность какое имеет отношение к преступлению? Где и у кого здесь умысел на убийство? У жителей деревни? У руководства ООО... как его там?

—        «М.Н.Р», — подсказал Безухов.

—        Вот именно. Им, как я понимаю, тоже невыгодно терять руководителя, который освобождает их от уплаты налогов? — вслух размышлял Турецкий.

—        Я тоже так думаю, — откликнулся Безухов и виновато вздохнул.

—        Чего вздыхаешь? Поработал хорошо, молодец. Накопал много.

—        Только толку мало, — буркнул Грязнов.

—        А что его супруга? Каков ее социальный статус?

—        Бывшая учительница. Английский язык. Преподавала в гуманитарном лицее. После замужества не работает.

—        На ней какая-нибудь собственность числится?

—        Только квартира на Таврической. И та вдвоем с мужем.

—        А может, это вдовица мужа кокнула? А что? Наследство какое-никакое, — предположил Колобов.

—        Чем же он ей мешал? Не работала, жила на его иждивении. Опять же у ребенка отец появился. И картины украдены. С чего это ты? Откуда такие мысли?

—        Да понимаешь, Сан Борисыч, я разговаривал с ребятами из дежурной бригады. С теми, что первыми на труп выехали. И со своими потом... Все, кто видел ее в тот день, говорят одно: не выглядела эта дамочка убитым горем человеком. Дежурный следак вообще заявил, что пропажа картин взволновала ее гораздо больше. Ну да, она глазки утирала платочком. Все как положено. Но когда увидела, что Малевича и Филонова сперли, тут же плакать перестала. Заорала как резаная, где, мол, мои картины? Не вяжется это с настоящим горем. Потому как если ты теряешь любимого человека, то тебе на картины плевать, будь то хоть Рафаэль с Микеланджело.

—        Это, конечно, наблюдение интересное. Но нельзя же на одном только впечатлении строить версию. Даже если предположить, что она его за три года совместной жизни разлюбила, это еще не повод для убийства. Эта версия слабая, Василий.

—        А все-таки я бы за ней наружку установил. Понаблюдал бы, чем дамочка занимается, — поддержал подчиненного Грязнов.

—        Что ж, установи.

—        Хотелось бы побыстрее свет в конце тоннеля увидеть. Да только такие праздники судьба нам редко подкидывает, — вздохнул Вячеслав.

—        Ладно, быстро только котята родятся. Вот побеседуем с господином Зыковым, глядишь, что-нибудь и забрезжит...

—        Это если он еще предстанет пред твоими ясными очами, Санечка.

Глава десятая КОШКИ - МЫШКИ 

—        Мама, завтра двадцать пятое сентября! — Митя Оленин вышел на кухню, где Марина листала исписанную аккуратным почерком тетрадь.

—        Одна тысяча девятьсот девяносто восьмого 

года, — не отрываясь от конспекта с лекцией, откликнулась Марина. — И что?

—        Как — что? Завтра собрание родительское.

—        О, мой бог, я совершенно забыла!

—        Ничего себе! Как это? Ты что?

—        Во сколько?

—        В шесть вечера.

—        У меня в четыре — лекция.

—        Отмени.

—        Не могу! Как я ее отменю, если билеты уже проданы? И мне уже аванс выдали. Может, я не пойду? Или бабушку отправим?

—        Ну ты что?! Я же тебя предупреждал! Тебя несколько преподов хотели видеть.

—        Откуда ты знаешь?

—        Они сами список зачитывают, с кем из родителей хотят поговорить. По каждому предмету. Тебя хотят математик и физик. И химичка.

—        А в чем дело?

—        В том, что у меня проблемы по алгебре, и по физике, и по химии. И нужно поговорить с учителями. Ты что, хочешь, чтобы меня выгнали?

Митька аж покраснел от возмущения. Марина чувствовала себя виноватой. Привыкла в прежней школе на собрания не ходить, вот и забыла... Что делать? Попросить Наташку Глебову? Она этот материал знает, может, согласится заменить?

Марина бросилась к телефону. К счастью, приятельница и коллега оказалась дома.

—        Наташка, выручай, горю синим пламенем! Завтра должна читать лекцию по европейскому изобразительному искусству восемнадцатого века... — Марина объяснила ситуацию.

—        Но у меня же нет текста готового, Мариш! — попыталась отказаться Наташа.

—        У меня есть! И текст и слайды. Все готово, только прочитай! И заработаешь, и меня выручишь. А то сын меня из дома выгонит, — шепотом добавила Оленина.

—        Ладно, — рассмеялась Наталья. — А как ты мне все это передашь?

—        Завтра, в Эрмитаже.

—        Я завтра не работаю. У меня свободный день.

—        Ну тогда давай встретимся где-нибудь. Или мне к тебе подъехать?

—        Нет, это долго. У тебя туда-обратно часа два уйдет. Твои мужички за это время с голоду опухнут. Давай на Маяковской. И зайдем куда-нибудь кофе выпьем, поболтаем.

—        Отлично! — обрадовалась Марина.

—        Ну что? — Митька вырос на пороге кухни.

—        К счастью, тетя Наташа согласилась меня заменить. Но нужно встретиться, отдать текст лекции. Придется мне на пару часов отлучиться. Так что ужинай сам.

—        Не, я тебя подожду! — широко улыбался обрадованный Митька.

Они сидели в небольшой уютной кофейне. Пили кофе, курили.

—        Ну как твои архаровцы? Митька, Санька?

—        Санечка сейчас в основном у мамы живет. К школе ближе. И болеет он часто. Под присмотром бабушки идет борьба за здоровье. А Митька борется за успеваемость в своем знаменитом лицее.

—        И как успехи?

—        Переменные. Завтра узнаю в деталях.

—        Ольга Бычкова собирается увольняться, слышала?

—        Да? Почему?

—        Она же замуж выходит! Помнишь, летом такой итальяшка жирный по залам бегал? Он и к тебе клеился.

—        A-а, помню. Противный такой. Глаза плотоядные, ноги короткие, пузо на глаза лезет, а сам все наскакивает, наскакивает. И такое несет.... мама миа...

—        Ага, вот за него! Он ее в Италию забирает. Вместе с дочкой.

—        Что ж, совет да любовь, — пожала плечами Марина и, вспомнив итальянца, передернулась: — Бр-р- ры-ы!!

Женщины рассмеялись.

—        А вообще, Маришка, ты зря так. На ее месте могла быть ты. Подумаешь, пузо, глупости несет... Зато Италия! Венеция, Флоренция... За это можно все отдать...

—        Тебе так только кажется. Это в первый-второй день можно все отдать. От избытка впечатлений и эмоций. А на второй месяц захочешь все забрать и скрыться. Потому что он пошляк совершеннейший. Знаешь, что он мне говорил? Он меня увидел первый раз в жизни, я веду экскурсию. И через пять минут слышу, что его чрезвычайно волнует моя маленькая грудь. Придурок!

—        Зато вырастил бы тебе детей.

—        Да от такого мужика я бы через месяц удавилась и выросших детей уже не увидела бы. А я еще хочу на них посмотреть.

—        Ладно, он тупой пошляк, согласна. А кто умный и деликатный? Где они, ау?

—        Да уж, пустые разговоры, Наташа!

—        Девушки, вы позволите угостить вас бокалом вина? Вы, пожалуйста, не отказывайтесь. У меня сегодня, видите ли, день ангела. — За их столик сел пожилой господин приятной наружности. — Очень хочется получить подарок. Может, это мой ангел и послал мне общество столь прекрасных молодых дам? Так я могу угостить вас?

—        Спас-с-и-бо, — поощрительно откликнулась Наталья.

—        Спасибо, но мы, к сожалению, уходим, — перебила ее Марина.

—        Вот как? Очень, очень жаль! — Мужчина не сводил с Олениной глаз. — Может быть, мне удастся вас уговорить? Мы можем переместиться в другое место, более изысканное и соответствующее вашей редкостной красоте.

—        Нет, нет, спасибо! Наташа, мне домой пора, меня ребята ждут. Ты, если хочешь...

Марина поднялась, торопливо направилась к выходу. Наталья едва поспевала за подругой.

—        Мне очень жаль, что я вас напугал! — воскликнул вслед мужчина.

Они завернули за угол.

—        Давай еще по сигаретке выкурим? — Наташа достала пачку, щелкнула зажигалкой. — Ну и чего ты вскинулась, побежала, как Наташа Ростова? Этот-то чем тебе не угодил? Воспитанный, хорошо одет, никаких пошлостей не говорил.

—        Так и осталась бы с ним. Ты не торопишься, а меня дети ждут. Правда, Натусь, вернись, а? Он еще там. А то мне стыдно, что я лишила тебя развлечения.

—        Нужна я ему.

—        Он обращался к нам обеим.

—        Но смотрел только на тебя. Дура ты, Маринка!

Что ты шарахаешься от всех? Что ты хранишь и для кого?

—        Наташ, позавчера был год, как Сережи не стало...

Марина затянулась.

—        Мариша, но ты-то жива! — ласково проговорила приятельница. — Что же ты себя словно замуровала? Зачем? Ради детей? Думаешь, они тебе спасибо скажут? Вырастут, женятся, уйдут в свои заботы. А ты с кем останешься? И кому вообще нужны жертвы?