Царский пират - Иван Апраксин

– Отпустить, – ответили все. Только Ипат с Агафоном открыли было рты, чтобы потребовать убийства, но и они, увидев всеобщее единодушие, хмуро кивнули – отпустить. Это же не пираты, которые напали на них в Северном море, а обычные солдаты и матросы. Зачем их убивать, раз сдались?

– Если отпустим, – мрачно заметил кровожадный Ипат, – они попадут к своим и станут сражаться против наших войск. Своих же врагов отпускаем.

– Высадим на ближайшем острове, – сказал Степан. – Найдем островок подальше от берега, да там и высадим. Оттуда они долго к своим не попадут. К тому времени уже война закончится.

– А с гребцами как быть? – задал капитан следующий вопрос. – Освободить? Они – люди подневольные, на цепи сидят.

– Освободить! – заговорили снова все разом.

– А если кто из них захочет с нами идти, то принять, – предложил Василий. – А то мало нас. Некому сражаться, сами видели. Сколько нас осталось-то?

Все переглянулись и приуныли. Действительно, сейчас, после того как погиб Каск и неизвестно, выживет ли Фрол, боеспособных людей оставалось лишь десять человек. С таким количеством бойцов в море не повоюешь.

– Если захотят из гребцов к нам присоединиться – возьмем, – повторил сотник, но тут вмешались Федор с Кузьмой. Еще недавно они сами были гребцами на галере и теперь обеспокоились.

– Осторожнее надо, – сказал Кузьма. – Среди гребцов ведь не одни пленные. Туда преступников сажают – убийц, воров, грабителей. Мы пока с Федором в гребцах были, всякого насмотрелись. Там народ такой бывает, что прямо беда. Куда ж их брать к себе?

В этот момент с кормы раздался истошный крик Лембита, звавшего на помощь.

– Пожар! – кричал он, что было силы. – Сюда! Пожар!

Главная каюта была охвачена пламенем. Огненные языки лезли по занавескам на окнах, лизали поразившие Степана гобелены с изящными сценками, трещало горящее дерево.

Лембит стоял на страже возле дверей каюты, где находились пленники, и ничего подозрительного не замечал. А затем вдруг почуял запах дыма. Потянул носом, потом еще раз принюхался и понял – дым идет из каюты. Когда он распахнул дверь, то увидел, что епископ лежит на полу, а девушка и секретарь, онемевшие от ужаса, жмутся по углам, отступая от огня, разведенного прямо на ковре в центре помещения.

Пожар на корабле – огромное бедствие. Воды кругом полно – море, но как ее достать? На галере нашлось две бадьи, которые пришлось опускать на веревке, а затем поднимать наверх. Тушить пытались вдесятером, но что могут сделать десять человек, у которых есть только две бадьи?

К тому же весть о пожаре услышали все находившиеся на борту, и корабль буквально дрожал от криков. Кричали и бились в дверь запертые пленники, вопили о помощи прикованные цепями галерные гребцы. Кому охота сгореть заживо в трюме пылающего корабля?

Вместе со своими товарищами Степан таскал воду из-за борта, плескал ее в огонь и постоянно чувствовал ужас. Пленных ливонцев, допустим, еще можно выпустить из помещения и предоставить своей судьбе. Но расковать сорок гребцов никто просто не успеет – на это нужно часа два, а пожар ждать не станет.

Пламя удалось сбить и потушить лишь в самую последнюю минуту, когда горящие доски пола уже готовы были упасть в трюм, после чего пожар было бы не остановить.

Из сгоревшей каюты спасли всех. Девушка от страха потеряла сознание, а секретарь надышался дыма и с трудом приходил в себя. Только епископ, которого вытащили из огня первым, лежал неподвижно, без признаков жизни.

– Сдох, латинская собака, – сказал Василий и пнул носком сапога мертвого епископа. – От страха сдох.

Но Степану было ясно, что это совсем не так. Покойный Хуго фон Штернберг, похоже, не знал страха и уж, по крайней мере, был не менее храбр, чем сотник Василий. Отчего же он умер?

Кто устроил пожар? И для чего?

Поняв, что они не сгорят в огне, пленники и гребцы постепенно успокоились. Приказав людям перегружать на бриг захваченное оружие и боеприпасы, Степан решил вплотную заняться оставшимся в живых секретарем епископа. Может быть, он будет более сговорчивым, чем его покойный господин?

Первое впечатление не обмануло Степана: юный Георг Браушвиц был именно таким человеком, каким казался – патологическим трусом. От охватившего его страха он был готов рассказать все, и даже больше того, но трясся так, что не мог говорить.

С большим трудом, и только пригрозив смертью, секретаря удалось разговорить.

– Я не разводил огонь, – трясущимися губами поведал Георг. – Его преосвященство приказал мне, но я не смог. Он сделал все сам. Нужно было сжечь бумаги.

– Какие бумаги?

– Важные бумаги, – закивал Браушвиц. – Очень важные бумаги. Письмо от Его Святейшества Папы к архиепископу Риги и еще другие.

Внезапно он спохватился:

– Но я читал все эти документы, – умоляюще заглядывая в глаза Степану, сказал он. – И могу дословно пересказать вам их содержание.

Но бумаги не интересовали поморского капитана. Что толку в сожженных бумагах, когда так много важных дел вокруг?

Осознав это и желая во что бы то ни стало спасти свою жизнь, секретарь Браушвиц рассказал самое главное – архиепископ вез деньги для сражающейся Ливонии.

– Вот тут, – прошептал он, встав на колени и указывая дрожащей рукой на сундук, стоявший у стенки каюты. – Вот здесь огромные драгоценности, которые Его Святейшество послал в Ригу. Мой господин – архиепископ фон Штернберг должен был передать их. Это деньги от святой Католической церкви для поддержки ливонцев против русского нашествия. Это – главное, что вез господин архиепископ.

– Здорово, – прохрипел сдавленным голосом сотник Василий из-за плеча Степана. – Эти сокровища – как раз то, что нам нужно. С этим сундуком мы и явимся в Москву. Все увидят, как мы служим великому государю.

С этим Степан спорить не стал. Действительно, забавно будет, если деньги, предназначенные для войны с Россией, попадут как раз в руки русскому царю. Что ж, на это он согласен. Главное теперь, чтобы команда не узнала об этих громадных богатствах – такое известие может помутить разум у многих.

Открыв сундук, Степан с Василием ахнули – он был наполнен золотом до краев. Можно было себе представить, как терзался несчастный Хуго фон Штернберг, осознавая, что теперь все это богатство попадет в руки тех, против кого оно предназначено. Но уничтожить сундук с золотом он не имел возможности. В окно не выкинешь, а сжечь невозможно – золото не горит. Теперь понятно стало, отчего он покончил с собой – от отчаяния и бессилия. Сделал все, что смог: уничтожил важные бумаги и ушел из жизни.