Орден. Дальняя дорога - Дмитрий Шидловский

— Если русские неспособны к сопротивлению, откуда же взялась армия князя Андрея?

— Не понимаю, к чему вы клоните. Бандиты, бегущие как с орденских земель, так и с ордынских.

— Ваша светлость, бандиты не объединяются в армии. А если объединяются, то это уже не бандиты, а воины. А почему вы не направляете против них новгородские и псковские дружины, а гоняете по болотам рыцарей? Я слышал, в русских дружинах есть серьезные воины, они знают местность и обычаи.

— Ну, как вам сказать, они малочисленны. И кроме того, они нужны мне для обороны от набегов степняков и литовцев, а с русскими…

— Вы не уверены в их преданности, — закончил фразу барон. — Боитесь, что они повернут оружие против ордена. Они снова ощущают себя единым народом и хотят освободиться от иностранного владычества.

— Правда в ваших словах есть. Я им не доверяю в этом деле. Но только потому, что они могут пожалеть разбойников и дать им уйти. Мы, рыцари, скреплены клятвой чести и вассальской преданности. Русские же живут другими понятиями. Но объединиться против нас? В первом же сражении моя рыцарская конница сметет их.

— А если нам в тыл при этом ударят степняки или литовцы?

— И все-таки, к чему вы клоните?

— Только подтверждаю высказанную вами мысль. Надо использовать русских против степняков, пока ордынцы не использовали их против нас.

— Что вы предлагаете?

— Я готов представить подробный план на рассмотрение вашего сиятельства завтра же.

— Прекрасно, господин барон. Я не ошибся в вас. Прошу вас принять должность моего советника. В старом городе пустует дом. Я выкупил его за долги у предыдущего хозяина и теперь он принадлежит ордену. Можете поселиться там. Арендная плата будет включена в ваше денежное содержание советника Гроссмейстера. Жду вас завтра после смены утренней стражи. Ориентироваться в городе вам поможет… отец Паоло. Он помощник Великого Инквизитора и верный слуга ордена. Я пришлю его к вам.

Глава 14

Агент

Барон фон Рункель стоял у окна своего новообретенного дома и меланхолично смотрел, как на улице ругаются два куца, привезшие товары на рынок. Их телеги мешали друг другу, но ни один из них не хотел уступать другому. Спорили они уже с четверть часа. Если бы хоть один уступил, оба бы уже торговали на рыночной площади. Но сейчас они, похоже, подерутся и скоротают вечерок в подвалах ратуши. Что ж, люди везде одинаковы. Барон вспомнил свои родные места. Замок Рункель, стоящий над мирно текущей, в живописном ущелье, рекой Лан. Когда-то он казался ему раем на земле. Как давно это было. Но и там все то же. Набеги, грабежи, кровь. Почему люди не могут договориться? Почему отнимают друг у друга, перерезая глотки, один ломоть хлеба, вместо того чтобы вместе работать и обеспечить себя всем необходимым вдоволь?

Барон вспомнил степь и тот проклятый день, который лишил его семьи. Он вспомнил, как методично уничтожал заговорщиков. Он не мстил, не ненавидел их. Может быть, в тот момент, потеряв возможность любить, он потерял способность ненавидеть. Он просто делал то, что должен был делать. Он вспомнил холодное чувство, которое сидело у него в груди, когда, с небольшим отрядом, он окружил юрту, где заговорщики ждали известий о его смерти. Как вошел в шатер, охрана которого уже была бесшумно перебита, и сел, молча обведя взглядом собравшихся. Их было двенадцать человек. Он был один. Но они знали, что сейчас умрут. Он читал их мысли, как открытую книгу. Они умерли в тот день. А зачем? Это не вернуло ему семью. Это не помогло залечить ему душевную рану, которая и сейчас, бывает, ноет и не дает покоя.

От невеселых рассуждений его отвлек тихо вошедший Питер.

— Там пришел человек от отца Паоло, — негромко уведомил он.

— Шпион, как всегда? — усмехнулся барон.

— Шпион-то шпион, — сказал, откашлявшись, Питер, — но что-то в нем не так, никак не пойму.

— Не узнаю тебя, Питер.

— Взгляните сами, — смиренно произнес Питер, приоткрыл дверь и крикнул кому-то: — Эй ты, заходи.

Вошедший, молодой человек лет двадцати семи — тридцати, в форме ополченца магистрата и при мече, вежливо поклонился. Барон быстро оглядел его. Одет аккуратно, брит по немецкой моде, хотя отец Паоло обещал русского и православного, чтобы легче ориентироваться в местных обычаях. Глаза барона впились в стоящего перед ним молодого человека. Рункель был опытный физиономист, он умел видеть людей и привык чувствовать опасность, силу и слабость людей. Сейчас, разговаривая с незнакомцем, он будто сканировал его личность, не забывая подключить столь развитое у него шестое чувство.

— Ты русский? — обратился он к вошедшему по-немецки.

— Да, господин барон, — отвечал вошедший на том же языке, с заметным акцентом, но вполне понятно и четко.

— Как твое имя?

— Артем.

— Ты родился в Петербурге?

— Нет, господин, под Владимиром. В Петербурге я живу около года и нахожусь на службе у магистрата.

— Мне нужен человек, который знал бы русские обычаи и город. Ты справишься с этой задачей?

— Сделаю все, что в моих силах.

— Какого ты сословия?

— Мой отец был купцом.

— Почему ты нанялся в воины?

— Все мои родственники погибли, я остался без средств к существованию. Мне пришлось поступить на службу.

— Как давно?

— В ноябре прошлого года. До этого я служил приказчиком при православном приходе в Петербурге, который приютил меня после ограбления.

— Понятно. А почему все-таки пошел на службу в магистрат?

— Хотел попробовать добыть счастье мечом. Я не склонен к торговле.

— Понятно. Почему ты не остался в землях своих предков?

— Так сложились обстоятельства. Я не мог вернуться.

— Здесь ты будешь моим слугой. Ты будешь стражником в моем доме, кроме того, я и Питер будем давать тебе некоторые поручения. Еще я хочу, чтобы ты помог мне и моему слуге Питеру осваивать русский язык. Готов ли ты к такой службе?

— Да, господин.

— Хорошо, подожди в прихожей.

Когда Артем вышел, барон обратился к Питеру:

— Что скажешь?

— Нам впервые подсовывают шпиона с таким развитым интеллектом. Выражается слишком изысканно для солдафона и даже для купца. Либо Гроссмейстер нас очень уважает, либо наши старые друзья уже здесь. Если так, то дело плохо.

— Нет, наших старых друзей здесь пока нет. По крайней мере, нет никаких следов их активности. Эта земля пока не входит в сферу их интересов. Что ты скажешь про этого Артема?

— Он либо замаскированный отпрыск благородного рода, либо тот, кого с детства учили, как минимум, при каком-либо монастыре. Держу пари, он грамотный.

— Совершенно верно. Только монастырь тут ни при чем. Осанка у него человека, который много лет занимается фехтованием. Кто как не ты должен был заметить это первым? Но походка у него не кавалерийская. Стало быть, и благородные тут ни при чём. Судя по лицу, он вовсе не авантюрист, каким хочет казаться. В торговле он тоже ничего не понимает. Но его, безусловно, подослали шпионить. Он умеет служить. Но ситуацию он анализирует прекрасно. Кроме того, Гроссмейстер здесь ни при чем. Я в достаточной степени познакомился с отцом Паоло, чтобы понять, что этот человек ведет свою игру. Так что этот парень шпион одной из группировок, которая интригует при местном дворе.

— Но кто же этот Артем? Русских в ландскнехты не берут. Может, он из новгородской или псковской дружины?

— Может быть и так. Хотя есть у меня предположение, что те, кто подослал его, сами не понимают, с кем имеют дело. Надо его проверить. Понаблюдай за ним.

— Считаете, этот парень ведет более тонкую игру? Может, он все-таки приставлен врагом?

— Нет, нас здесь не ждали, это точно. Думаю, парень действительно жертва обстоятельств. Только вот каких? Я хочу, чтобы каждое его движение анализировалось тобой. Чтобы каждое его слово было известно мне.

Часть 2

ИНТРИГИ

Глава 15

Выбор

— Я решительно отказываюсь вас понимать барон, — продолжал Гроссмейстер, — это невероятно, немыслимо, невозможно. Я встретил вас как человека, наделенного опытом в искушенного в вопросах политики там, где христианский: мир соприкасается с землями язычников. Те советы, которые вы мне давали вначале, были весьма смелы и необычны. Впрочем, столь же ценны. Но то, что вы предложили сейчас… Невероятно.

— Во-первых, господин Гроссмейстер, мы имеем дело не с язычниками, а с иной ветвью христианской веры, пусть заблудшей. А во-вторых, именно потому, что я знаю народы иные, чем те, что исповедуют истинную веру, я и предложил то, что предложил.

— Еретики, считающие, что исповедуют истинную веру Христову, хуже язычников… — начал Гроссмейстер и вдруг оборвал фразу. — Так бы сказал Великий Инквизитор, а я скажу по-иному. Мне безразлично, слева направо или справа налево они крестятся, я хочу, чтобы во веки веков на берегах Невы и Волхова правили благородные рыцари. Чтобы славяне прочно заняли позицию слуг и не помышляли об ином. То, что вы предлагаете, — провозглашение государства, в котором и немцы и славяне обладали бы равными правами, — приведет к тому, что они вытеснят нас отсюда.