Ловушка для княгини (СИ) - Луковская Татьяна

Одна ступенька осталась, теперь они почти вровень, даже Настасья чуть ниже, уж больно богатырского роста хозяин Дмитрова. И эта его застывшая ухмылка, которую хочется стереть. Стереть?

Настасья неожиданным рывком ловчего обхватила щеки Всеволода руками и чмокнула мужа в губы. А дальше она, нет, не побежала, как нашкодившая девчонка, а продолжила спускаться горделивой поступью царицы. «Ну, чего ж ты не орешь, не возмущаешься?» — напрягла она слух, но не обернулась. За спиной была тишина. «Все равно ему, ну и ладно», — начала Настасья бороться с поздним раскаяньем. Шутка не удалась.

Только завернув за угол, княгиня ускорила шаг почти до бега. Сердце отчаянно колотилось, грозя выпорхнуть, досада сжимала горло. «А мне не стыдно, пусть сам стыдится, а я своего мужа поцеловала, и никто не видел, а коли бы и видел, так и что? Ну, не виновата я, что он не разбушевался, не заорал — да, как ты смеешь, ну и все такое, а так хотелось. У него на меня даже гнева нет», — глаза защипало, в который уже раз молодая княгиня собиралась рыдать из-за князя.

Добежав до обвитых калиной столбов, Настасья повернула к своим покоям и негромко вскрикнула. Упираясь руками в столбы, запыхавшийся и взъерошенный, дорогу ей перегораживал Всеволод. Видно, он знал еще один, более короткий путь.

— Чего в конюшни перестали ходить? — выдал он, кашлянув.

Теперь Настасья растерялась и не знала, что ответить.

— А я гляжу, ты колечко обронила, думал отдать, а ты не идешь, — Всеволод полез в поясной кошель, пошарил там и достал золотое маленькое колечко с ярким рубином. — Вот, забирай, — протянул он Настасье.

— Это не мое, — с раздражением в голосе произнесла она и отвернулась.

— Твое, смотри, в пору же, — князь поймал ее руку и одел на один из пальцев колечко, — впору же? — повторил он, заглядывая в глаза.

— Не мое это, — упрямо повторила Настасья, теряясь под его испытывающим взглядом.

— Твое, — не терпящим возражения тоном произнес князь.

Настасья никак не могла понять, что к чему: «Это он мне так подарок сделал?» — недоумевала она, рассматривая в неверном свете настенного светца алые искры яхонта.

— Целуешься жарко, — как-то просто, не играя, выдохнул Всеволод.

И жарко стало уже Настасье: «Да что ему нужно? Стоит, дорогу загораживает».

— Спасибо за подарок, пойду я, — решила она обойти столб с другой стороны.

— То целуешь, на шею кидаешься, то убегаешь, — тоже появился Всеволод уже с другой стороны резной калины, опять перегораживая путь.

— Не кидалась я тебе на шею! — сбрасывая трепет волнения, возмутилась Настасья. — Просто позлить тебя хотела… чтобы ты там поорал, как давеча на дворе, руками поразмахивал.

— Зачем? — улыбнулся Всеволод, отчего-то совсем не обидевшись, широкая мужская ладонь обвила женский стан.

Настасья попыталась освободиться, но муж лишь крепче прижал ее к себе.

«Чтоб тебе как мне здесь плохо стало», — пролетела правдивая мысль, но вслух княгиня лишь пожала плечами.

— Хочешь, по-половецки целоваться научу? — Всеволод отвел руки Настасьи, упиравшиеся ему в грудь.

Первый раз она была так близко к мужу, опасно близко.

— То как, в лоб, как покойника? — хихикнула Настасья, опять пытаясь разжать его объятья.

— Не брыкайся как кобылка, так покажу, — мурлыкнул Всеволод.

— Я еще и кобылка, — вконец разобиделась Настасья, — пусти, не хочу я ничего.

Всеволод, извиняясь, потерся своей щекой об ее щеку, пощекотав бородой. А он, оказывается, может быть нежным. И сильные руки, бережно оглаживающие спину, будили какие-то новые, неведомые ощущения, обещая и заманивая.

— Своенравная кобылка, необъезженная, — улыбнулся муж, и не давая ответить, прижался губами к губам.

Его поцелуй совсем не походил на недавний, Настасьин. Тот был хоть и бойким, но каким-то вороватым, стыдливым; этот — неспешный, обстоятельный, распаляющий. Смелый язык попробовал нежные девичьи губы на вкус, нескромно попросился внутрь, приласкал. «Точно половецкий, непристойный», — испугалась Настасья, как быстро в ней просыпается женщина. Они целовались и целовались, забыв обо всем, Всеволод добивался, чтобы жена ответила ему, словно вырывал признание. Противиться не было сил, Настасья потянулась к нему, обвила крепкую шею, пошевелила припухшими губами, прижалась крепче. Всеволод глубоко вздохнул, она услышала, как ритмично ускоряется бег его сердца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Быстро ты меня скрутила, Всеволодова[1], не думал, что так будет.

— Я не крутила, я просто… — прошептала Настасья, видя свое отражение в его пронзительных серых глазах.

— Ладушка моя, — потянулся муж опять к ее губам.

Первый раз Настасья почувствовала себя в Дмитрове счастливой…

— Княже, дурное стряслось!!! — раздался истошный крик. — Дурное!

Всеволод неохотно отпрянул от жены. Из-за столба вынырнул гридень княжьей охраны, глаза воя были расширены от оглушительной новости.

— Чего там стряслось-то? — напрягся Всеволод.

— Княже, прежнюю няньку Сулену убили и… дочь ее Желану… Топором обоих надвое разрубили, — совсем страшным голосом добавил гридень, — кровищи, смотреть дурно.

Князь сорвался с места и побежал в черноту теремного перехода. Настасья осталась потрясенно стоять у калинового столба.

[1] На Руси жену могли называть не по отчеству, а по имени мужа.

Глава XIII. Ведьма

Настасья ждала Всеволода, прислушиваясь к каждому звуку за окном, время от времени вскакивая и пытаясь всмотреться в ночь, и даже отослала холопок на двор, не пропустить, когда явится князь. На душе было муторно, княгиня уже не держала зла на красавицу Желану, жалея, что так властно, без раздумий, распорядилась чужой судьбой. Может это новый муж в порыве гнева убил ее, а за одно и пытавшуюся заступиться мать, может противно было ему после Всеволода подпорченный товар брать?

— Господи, прости меня, — Настасья подошла к красному углу и запрокинула голову, вглядываясь в святой лик иконы, — я же не думала, что так обернется, я ей зла не хотела… вернее хотела, но не такого же.

Муки совести не оставляли в покое, а еще Настасья боялась за мужа. Как, должно быть, тяжело ему сейчас видеть изуродованным прекрасное тело, которое еще недавно обнимал, ведь раз он позвал девку на ложе, то, наверное, кроме похоти, были и какие-то еще чувства, пусть и робкие. Всеволод, он же не плохой.

Князь явился за полночь, от него разило хмельным, лицо было серым и совсем бескровным. Настасья выбежала навстречу, хотела обнять, пожалеть, но осеклась, как срезанная стрелой в полете птица, от устремленного на нее испепеляющего взора.

— За что ты их убила? — раненным зверем прорычал Всеволод.

— Я? — от неожиданности Настасья потерялась. «О чем это он?!»

— Зачем надо было их убивать?! Змеиная ты душа! — Всеволод пошел на нее с яростью сжимая кулаки, Настасья невольно попятилась. — Девку невинную загубила, я и так пред ней виноват был, а теперь там от нее такое, — и он закрыл лицо руками, судорожно рыдая, и от этого стало страшнее чем от ярости.

— Это не я, — слабым голосом произнесла Настасья.

— Да я с ней не был, как мы повенчались. Я бы и сам ее отослал. Зачем?

— Я просила Якова доброго супружника ей найти, чтоб за прошлое не бил. Спроси у Якова, тиуна, — Настасья попыталась коснуться плеча мужа, но он дернулся как от удара, отшатываясь.

— Не смей меня трогать, ведьма! — заорал он, прочь пошла. — В монастырь вещи собирай. Завтра поутру уедешь.

И, обойдя широкой кривой Настасью, он завернул в свои покои.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Так нельзя! — отчаянно крикнула ему вслед Настасья, — Что я дурного сделала? Распутницу замуж пристроила, откуда мне знать было, что ее муж убьет, — настырно побежала она за Всеволодом.

— Какой муж? — резко развернулся к ней князь. — Мужа, удавленного, под лавкой нашли. И это ты сделала, больше некому. Никому они худого не делали, ни с кем не ссорились. Только тебе дорогу перешли!