Тень одиночества - Светлана Беллас

В кабинете находились двое. Один из них – Дмитрий. Второй?! Очень важного вида человек! Он сидел в тени, на него не падал свет от ночной лампы, что была включена на столе, большой свет в комнате был выключен. Дима попросил девушек пройтись перед ними. Они молча прошлись туда и обратно, остановившись, стали вслушиваться в приглушенный голос из тени, мужчина вслух произнес:

– Попрошу раздеться до нижнего белья, надеюсь, это Вас не смутит, я просто хочу посмотреть на линии вашего тела и движения. Девочки послушно разделись. Оставшись в новом, достаточно приличном нижнем белье.

Они выглядели великолепно, особенно Ирина. Она казалась отточенным шедевром, чьей – то свыше руки.

Дмитрий внимательно смотрел на знаки мужчины из тени, искоса глядя на девочек. Тот сделал круговые движения правой рукой, дав понять, чтобы те, попробовали сымпровизировать танец.

Дима вслух сказал:

– Девчонки! А – ну, ка! Покачайте, пожалуйста, своими бедрами, ну как в кино! Надеюсь, видели и не раз как там у них, в Голивуде, да? Девочки осмелев, начали делать плавные движения бедрами.

Мужчина из тени односложно произнёс:

– Браво!!!

Дмитрий остался доволен. Гоша также засиял от радости. Мужчина в тени, начал отсчитывать деньги, к нему на полусогнутых ногах, как исполнительный лакей, подошел Дмитрий, мужчина произнес:

– Одень каждую по высшему пилотажу! Будут скоро нужны!

Дмитрий произнес:

– Будет сделано, Арсений Иванович!

Он вернулся за стол на свое место. Оттуда рукой показал девочкам, что можно, уже одеться. Арсений Иванович! Прошел мягкими шагами мимо них. Так, что лицо смогла рассмотреть, только Ирина, которая стояла к нему лицом.

Они встретились глазами. Как ей показалось, он ей улыбнулся, она тоже, улыбнулась уголками губ.

Как только Арсений Иванович вышел, Дмитрий подошел к девочкам и Гоше.

– Вот что, молодежь! Вы нам подходите, будем с вами работать! Вытирая пот со лба, продолжил: – Здесь к нам ходят очень «значимые люди», сами видели. Беру на работу, так как знаю Иришку, а она меня попросила и ходатайствовала за вашу троицу!

Гоша и девочки переглянулись, улыбнулись. Они довольно закивали утвердительно головами.

Дмитрий не выдержал напряжения и высказался вслух, в очередной раз, вытирая пот, со вздохом констатируя:

– Этот дядька – дядькам! Поняли? Из самого ТОГО дома! Депутат Думы! Так что, не подведите старичка! Я тоже хочу на старости есть хлеб с маслом сливочным и икоркой! Привык, уже! Отучаться не хочу! Он вздохнул. Ребята тоже вздохнули, кивая опять в знак понимания головами.

Ирина и Вика сидели на кухне в ночных сорочках, поедая за обе щеки приготовленную им на завтрак, Анной Петровной, яичницу. Она казалась по вкусу, тем ушедшим в прошлое – напоминанием из детства. Гостеприимная хозяйка, прислонившись к холодильнику, наблюдала за ними, как за своими детьми. Вика успевала болтать, есть и еще поглядывать в приоткрытое окно. Там, за окном шла обычная московская жизнь. Народ спешил, мелькая перед окнами. И жизнь всем казалась суетой сует. Вика произнесла:

– Нет! И куда только все спешат?! Так и мелькают, так и мелькают! Сколько же здесь в Москве людей? Без остановки шастают, не то, что у нас в провинции. Сиди, хоть час, два. Если, кто и пройдет, то соседка, которая по часам выгуливает своего тузика, доберманчика.

Она изобразила с полным ртом еды соседского добермана. Всем стало смешно.

Анна Петровна, смеясь, сказала:

– Да, Викусь! С тобой не соскучишься! Весёлая ты у меня! Теперь и мне с вами повеселей станет. А то ведь, с моим разгильдяем одни нервы! Она приблизилась к столу, смахивая крошки, вслух продолжая: – Ешьте! Ешьте! Вы сейчас, куда намыливаетесь, сердешные?! Девчонки, посмотрев на неё, с гордостью сказали:

– Пойдем на разведку! Осмотримся! Что и как?! Попробуем начать работу.

Ирина, тяжело вздохнув, встала из-за стола. Открыв кран, под большой струей воды, начала монотонно мыть посуду, вслух, как-то глуховато сказала:

– Так не хочется! Что-то страшновато! Там дядька такой был, на нашем кастинге! Как товар осматривал! Пройдитесь! Разденьтесь! Словно, он нас покупает?! Сказав, обернувшись с горечью, посмотрела на всех.

Анна Петровна, тяжело вздохнув, расстроено произнесла:

– Да! Ты права, деточка! Именно так сегодня принимают на работу! В наше время, конечно, тоже бывала, иной раз сталкивались нос к носу, с самодурами. Но сегодняшним днём! Вот что значит, в себе барственность развили. Она, вздохнув, посмотрев на девчонок, хлопнув по столу полотенцем, смахивая невидимую крошку, констатировала: – За что боролись на то и напоролись! Может?! Так оно и лучше, а может, совсем «конец» нам настал?! Короче! Призрак «ДЖО» бродит по ЕВРАЗИИ. То, есть! «От Карпат и Курил! Стало быть, до самых – самых!.. Мать их! До окраин и наоборот». Окно в Европу! Витражом стало! Ирина посмотрев, улыбнувшись, пожав плечами, махнув в пространство рукой, сказала:

– А-а! Не сорок первый, как Вика говорит! Прорвемся! Да, Викусь?

Та, мрачно сидевшая, от её слов вдруг очнулась. Одев голивудскую, дежурную улыбочку, хихикая, разводя руками по сторонам, сказала:

– Мир! Он, ведь надеяться надо, не без добрых людей! Вдруг?! Эта «сладкая парочка», Ирэн и этот, любящий икорку нормальные! Уже совсем повеселев, переводя в шутку, добавила: – Живы будем не помрем! Она стала изображать танец, похожий на танец живота, напевая какую – то непонятную песенку: – Киль, киль, Кильмана! Дульбоквас, дульбоквас! Анакаделия! Ашери-бух-бух! Бух!

Это вызвало всеобщий смех. Анна Петровна, ласково обняв Вику и Ирину, подтолкнув, выгнала их из кухни одеваться на работу, с нежностью произнеся:

– Идите уж, птахи! Артистки мне тоже! Она счастливая смотрела им в след, как может смотреть, только любящая мать.

Девчонки вылетели из подъезда, сбив с ног «бабульку» с первого этажа, та с любопытством ожидала их появление, держа в руках мусорное ведро. От них пахло вкусно недорогими духами. Они были одеты по-городскому, по– московски. Ольга Ивановна! Так звали «бабульку», отпрянув, открыв рот, поправляя спадающие к кончику носа очки, сказала:

– От, заразы! Ни дня не проработав, а ходят, как стиляги! Каждую бы к станку, как меня в их годы! Притулили по комсомольской путевке! И так! Всю жизнь! От звонка до звонка! А теперь! Ни почёта, ни уважения! Тьфу! Она сплюнула в мусорное ведро. – Вертихвостки! Сорют! И сорют! Ни дня, ни ночи! Покоя нет! Сказав, нагнулась и подняла фантик от конфеты, брошенный Викой. Неизвестно кому, крикнула: – А мусор, значит! Мне на мусорку сносить? Лимита!

…Москва стояла гудом уже с утра, как только появились первые лучи солнца. Облака спрятались от веселого настроения прохожих. Все радовались жарким, июльским дням. Солнце, прихорашивало москвичей и приезжих, касаясь их липким загаром. Глаза прохожих блестели от хорошего настроения. Девушки, женщины в легких платьях, шортиках радовали мужской глаз. Казалось, что все мужчины города и стар, и млад были на улицах. Глазели своё «бесплатное кино», смакуя на свой вкус проходящую мимо них девушку, женщину. Ритм Москвы! Он несравним с ритмом провинциальных городов. Там жизнь лениво текла в устоявшемся русле: ВРЕМЕН, СОБЫТИЙ. Они привыкли к нападкам со стороны истории, и уже не сопротивлялись. Москва же! Постоянно искала новые канавки, тропинки, лазейки к новому, к лучшему! И этот процесс нельзя ничем остановить! Такая! Она – Москва! Гордая, неугомонная, работящая! Для неё! Движение – ЖИЗНЬ!