Синдром Glamoura - Лидия Новоселецкая

Мне всегда казалось, что специалистами по кадрам становятся только те, кому больше некуда себя деть. Люди посредственные, с безликой душой, тошнотворной физиономией, серой судьбой, вечными котлетами с вермишелью на завтрак, обед и ужин, ненавистным мужем, бездарными детьми и горой грязной посуды по выходным и в будни. Наверняка, в школе они были нудными зубрилками, никому не давали списывать и подсиживали настоящих отличников.

Повзрослев, они поняли, что зубрежка больше не работает, списывать никто не рвется. Остается только подсиживать, чем они успешно и занимаются.

Что может быть хуже такой работы? Ты выступаешь в роли официального осведомителя, тебя все ненавидят и сторонятся, в твоем присутствии напрягаются и замолкают. А еще, тебя всю жизнь съедает зависть к тем, кого ты изо дня в день закладываешь, только за то, что они не такие посредственности, как ты.

Единственная радость для таких людей — сделать кому-нибудь гадость и доказать самим себе, что жизнь может быть гадкой и жалкой не только у них.

Наша кадровая богиня, к сожалению, не была исключением. Будучи моей ровесницей, она здорово смахивала на старшую сестру моей мамы — тетю Зою — старую деву. Растянутые свитера, грязные, месяцами некрашеные волосы, серое лицо без макияжа, обувь, очевидно, купленная еще родителями в конце девяностых годов, и патологическая ненависть ко всему живому и прекрасному. Особенно ее неприязнь распространяется на тех, с кем она с удовольствием поменялась бы местами.

Она бдила мой и Витин отделы с особой горячностью. Ее до смерти раздражали творческие и одаренные ребята. Она развлекалась тем, что высчитывала деньги из их зарплат за опоздания и несвоевременные уходы на обед, попойки на кухне и прочее "несоблюдение корпоративных правил". Чего мне стоило каждый месяц отвоевывать деньги моих сотрудников!

Я всегда считала ее типичным персонажем из времен расцвета советского застоя: бронелобой, серой, скучной. Мне до смерти хотелось быстрее от нее отделаться и больше никогда не видеть. Она же, в свою очередь, не торопилась отпускать меня с миром и решила завести душевный разговор.

При общении с сотрудниками она нарочито применяла местоимение "Вы". Следует отметить, что такое положение вещей никого не огорчало:

— Кира Валерьевна, далеко ли собрались? Покидаете нас так стремительно, не пожалеть бы.

Мне остро захотелось на нее вырвать.

— О чем я должна пожалеть? Может, Вы пытаетесь мне угрожать? Или хотите сказать, что будете оплакивать мой уход? Ну а как же! Мы же с Вами так любим вместе чаю попить, — я понимала, что открыто хамлю ей, но ощущение вседозволенности, вызванное моим уходом, окрыляло и побуждало на подвиги.

Конторская крыса скривила физиономию в попытке улыбнуться. Получилась ужасная гримаса, от которой ее не погодам морщинистое лицо, стало еще более сморщенным и кислым.

— Ну что Вы Кирочка, такие глупости говорите! Мне просто непонятно, как это Вам так быстро подписали заявление об уходе, без двухнедельной отработки, не согласовав со мной. У нас так не принято, Вы же знаете.

— Я не знаю, что у вас принято, а что нет. Мне нужно уйти, руководство в курсе. Ваша задача — выдать мне трудовую книжку, подписать расчет и передать его в бухгалтерию. Не превышайте свои полномочия, будьте любезны.

С этими словами я протянула руку в ожидании документов, не отрывая взгляда от ее лица. Она еще раз скривилась. На этот раз получилось просто кошмарно. Харя превратилась в хорька.

— Не стоит разговаривать в таком тоне! Мир ведь не так велик, вдруг еще где-то пересечемся.

— Если такое произойдет, предлагаю не узнавать друг друга, — сказала я, выдергивая из ее рук свою трудовую книжку.

Всегда ненавидела таких людей. Должно быть, они нужны для равновесия. Но жертва, принесенная в дар равновесию, явно слишком велика.

С горем пополам я получила расчет. Наша бухгалтер обычно считала зарплату на протяжении полутора недель, а тут такой форс-мажор, требующий быстрого мыслительного процесса.

Вити на работе не было. Мы накануне сильно засиделись и он, сказавшись больным, решил выспаться. Еще он не хотел видеть, как я его бросаю.

Я передала все текущие дела своему наиболее способному подчиненному — Юре. Предложила звонить, "если что". Не разобравшись где и что, я сбросила свой хлам с рабочего стола в пакет, забрала чашку с изображением двух мультяшных собак, и, с легким сердцем, покинула офис "Маклаферти" навсегда.

На вечер у меня был запланирован ужин в "Пеликане" с приятельницей Ирой, бывшей сокурсницей и вечной заклятой подругой.

Если честно, мне совсем не хотелось с ней трапезничать. Мы всегда соперничали во всем: учебе, парнях, местах работы, достижениях. До того момента, как она вышла замуж за олигарха, и соперничество стало бессмысленным: наши пути просто разошлись. Она ушла в богатую жизнь богатой женщины, а я — в жизнь, богатую чем угодно, только не деньгами.

Нам с ней практически не о чем было разговаривать. Наверное, ей, в очередной раз захотелось напомнить самой себе, как лихо она меня обошла, или что на свете есть люди менее значительные, чем она сама. В моменты, кризисные для ее самооценки, когда ее сказочный муж, в очередной раз, западал на новую манекенщицу, она всегда просилась встретиться со мной, а я, из вежливости, никогда не отказывалась.

Ей всегда хотелось произвести на меня впечатление, поэтому, она всякий раз одевается на наши встречи так, словно, собирается пройтись по подиуму или красной фестивальной дорожке. Думаю, я была одним из ее немногочисленных зрителей, приходилось усердно аплодировать.

В тот день я чувствовала себя превосходно. Впереди маячило светлое будущее, и настроение было отличным. Мне хотелось поделиться им с целым миром, а с одной Иркой, и подавно, было можно.

Но, у меня ничего не получилось. Она сидела и хныкала, как маленькая, чем ужасно меня угнетала и расстраивала, но я держалась до последнего, как рядовой Райан на девяносто шестой минуте фильма, только бы не расклеиться вместе с ней.

Оказывается, ее жизнь не удалась, муж не любит, работы нет, друзей от зависти как ветром сдуло, осталась только я. Это что-то новое: обычно Ирка не хныкала, тем более при мне. Видимо, ее сильно достало существующее положение вещей. Даже мое предполагаемое злорадство ее не остановило. Мне стало ее жалко. Еще один неустанный борец за капиталистические идеалы и любитель конфет в блестящих обвертках.

В чем-то мы с ней были похожи: наши огромные амбиции вели нас по ложному, тернистому пути, и расплата была не за горами. Нам обеим до коликов хотелось красивой жизни, только дороги мы выбрали разные: она — бессловесной куклы, я — неутомимого борца за какие-то идеи, уже с трудом вспоминалось, за какие именно, потому, как за время пути они постоянно менялись. В итоге, мы с ней оказались в одной лодке и гребем двумя веслами в сторону водопада.