Под псевдонимом Ирина - Зоя Воскресенская

Машина снова пошла в гору. Андрей уже прохаживался вдоль перекладины на обочине, Кин притормозил и произнес пароль, хотя оба узнали друг друга и обменялись улыбками. Получил отзыв. Еще пароль, контрольный.

Место было пустынное. Обзор хороший.

— Быстро в машину, — скомандовал Кин Андрею и велел мне пересесть на заднее сиденье.

— В случае чего, — добавил Кин, — можешь обнять мою жену, чтобы скрыть свою физиономию.

— У меня времени в обрез, — Андрей явно торопился. — Сообщите в Москву. Прибыл нормально. Остановился на жительство у Павло. Имейте в виду, я для Павло представляю украинское националистическое подполье. О моей фактической роли Павло знать не должен. Так решил Центр.

Кин повернул машину на лесную дорогу.

— Здесь, Андрей, я вас выброшу. Пойдете по этой дороге до трамвайной остановки…

— А далее везде, — сыронизировал Андрей.

— Следующая встреча, основательный разговор, в пятницу. Заберем на том же месте. А пока осваивайтесь с городом и окрестностями. Присмотритесь получше к Павло, он наш, постарайтесь с ним подружиться.

Кин остановил машину.

— Итак, до встречи!

Сидя в машине, я присматривалась к нашему новому подопечному. Меня поразила кожа на его лице и шее. Красная, бугристая. Заплывшие глаза. Андрей заметил мое недоумение и пояснил, что двое суток, пока он пробирался через болота и озера, его пожирало комарье. Я вынула из сумки флакончик с гвоздичным маслом. Летом комары в Финляндии действительно одолевают нещадно…

Андрей имел задание Центра внедриться в руководство ОУНа (Организация украинских националистов) в качестве эмигранта «из Совдепии». Ему следовало выявить Антисоветские планы ОУН, ее связи с иностранными разведками, агентуру и диверсантов на Украине. И главное, расколоть Провод — верховную власть этой организации.

Встречались с Андреем мы обычно в лесу под Хельсинки, забирали его в машину, я его кормила всякой домашней вкуснятиной. Он был всегда голодный: немудрено, жил на скудное оуновское пособие. На закуску он тут же в машине получал любимое лакомство — плитку шоколада с калеными орехами. За это благо ему приходилось немедленно расплачиваться. Шоколад был швейцарский, пахучий, каленые орехи тоже. Поэтому я заставляла Андрея заедать шоколад чесноком или луком. А он не выносил ни того, ни другого, но вынужден был покоряться в вдобавок потом дыхнуть…

Фигура Андрея в нашей разведке уникальная и требует специального обстоятельного рассказа.

Задание Центра Андрей выполнил блистательно. Он завоевал расположение руководителя Провода — галичанина, бывшего полковника австро-венгерской разведки, действовавшего под началом адмирала Канариса, шефа абвера.

В Финляндии представителем ОУНа был наш агент Павло, человек-легенда. Он очень много сделал в нашей разведке, сыграл большую роль в установлении Андреем связей с филиалом ОУНа в Париже, Берлине и Вене.

Пришло время, и Андрей по предложению Провода должен был вернуться на Украину, чтобы там в условиях подполья продолжить нелегальную ОУНовскую деятельность. Сопровождать Андрея до финляндско-советской границы Провод поручил полковнику петлюровской армии Роману Сушко.

…Помню день, когда мы сидели с Андреем в овраге — он только что приехал из Парижа в Хельсинки — и обдумывали, почему именно Сушко, мужчина в возрасте, взялся сопровождать до границы молодого сильного парня. Советской закордонной разведке Сушко был хорошо известен как специалист по диверсиям и террору. Это он, Сушко, был одним из организаторов крупной диверсии в 1921 году, когда с территории Польши на Украину была переброшена группа в три тысячи сабель под командованием генерал-хорунжего Юрко Тютюнника, полковника Романа Сушко и полковника Отмарштейна. Вот этого-то Отмарштейна полковник Сушко и убил, после того как их зловещая диверсионная затея провалилась.

Андрей поразил нас зрелостью и дальновидностью своих суждений.

— Очень возможно, — сказал он, — Сушко и его группа решили меня уничтожить. Считают меня виновником раздора в руководстве Провода. От них всякого можно ждать. Ведь мы затеяли большую и важную игру, из которой должны выйти победителями. Обязательно победителями. Поэтому, дорогие мои друзья, — Андрей обнял Кина и меня, — если я по дороге домой пропаду, надо во что бы то ни стало выяснить, что произошло. Утонуть я не могу, плавая в любое время года в любом озере и море… Я заставлю Сушко идти впереди меня, он будет у меня ведущим. Вступить в драку со мной он не посмеет. Я его одолею. Но… меня или нас обоих может в этой глухомани задрать медведь, загрызть волк, засосать болото… В конце концов, не исключено, что запросто финская погранстража пристрелит. Если Сушко меня убьет, мы проиграли. Во всех других случаях после моей гибели игру надо продолжать, послать другого оперативника…

Андрей ушел в сопровождении Сушко. Об этом нам дал знать Павло. Мы полагали, что через пару дней полупим телеграмму о его прибытии.

Прошло три, четыре, пять дней — ни слуху, ни духу. Несколько суток ждали его на нашей границе. Выстрелов на финляндской границе не зафиксировали. Что же стряслось?

В Центре пришли к выводу, что Андрей погиб. Но как погиб? Оставаться в неведении было нельзя, и нам предлагалось принять все меры для выяснения обстоятельств его гибели.

Выход мы видели только в одном: рассекретить Андрея перед Павло и включить Павло в поиск. Так и сделали. Павло сказал, что никогда не сомневался в Андрее, «печенкой чувствовал — наш, просто влюблен в него». Через Павло стало известно, что Андрея задержала финляндская погранохрана и он водворен в тюрьму. Наша телеграмма в Центр начиналась словами: «Счастливы сообщить Андрей жив — здоров, находится в финской тюрьме. Руководство ОУН принимает меры к его освобождению…»

Вскоре Андрей был освобожден и продолжал действовать по своей «легенде».

…В жгучие июльские дни сорок первого по Маросейке, на углу которой находится здание ЦК ВЛКСМ, вытягивалась по тротуару нескончаемая очередь молодежи, главным образом из не достигших призывного возраста. Было среди них много и девушек. Все они требовали немедленной посылки на фронт, и только на передовую.

Я отбирала из этих ребят радистов, переводчиков со знанием немецкого языка, парашютистов, лыжников, «ворошиловских стрелков» и включала в наши группы, которые именовались «Смерть немецким захватчикам».

Глава 6

В храме Божьем

Мы встретились с Василием Михайловичем в кабинете райвоенкома. Я уже знала, что в военкомат обратился епископ Василий, Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, чтобы «послужить Отечеству и защитить от фашистских супостатов православную церковь».