Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов

– Верни Анну, Иуда! Христом богом заклинаю, верни!

Его колотило.

– Э-э, какой ты хлипкий, брат мой, – назидательно сказал ему Иуда из Кариот. – Кишка-то у тебя тонкая, как дело самого касается.

Ванин не отрываясь смотрел своими немигающими голубыми глазами на Лизу. Возможно, в первый раз в своей взрослой жизни они были наполнены слезами.

– Верни, – простонал он.

Иуда подошел к Сергею Арнольдовичу и положил свою ледяную руку на его пылающий лоб.

– Успокойся, – сказал он.

Дрожь в мгновение покинула его измученное тело.

– Пусть Лиза еще поспит, – сказал он, коварно улыбаясь, – а мы с тобой посмотрим телевизор.

Ванин не понимал, что происходит, и лишь тупо пялился на «Тайную вечерю». Там же происходило нечто невообразимое. Апостолы превратились в живых людей, шумели, спорили, пытались в чем-то убедить Иисуса. И только место Иуды пустовало. Вдруг все исчезло, и Ванин увидел на экране себя и Лизу, где он обещает ей акции. И она такая радостная и счастливая обнимает его и кусает за ухо.

– Какая идиллия! – произнес Иуда. – Ну чем не любовь, а?

Ванин опустил голову.

– Наше замечательное кино продолжается, – подбодрил Иуда своего брата.

На экране появилась квартира Лизы. Ванин отпирает дверь и заводит в нее еле стоящую на ногах подвыпившую хозяйку. «Иди в душ, приведи себя в порядок, – слышен голос Ванина. – Разговор есть». Лиза послушно бредет в ванную комнату. Ванин нервно переключает каналы телевизора, ждет ее, развалившись в кресле. Выходит Лиза с полотенцем на голове в белом халате. «Что-то я сегодня перебрала», – говорит она Сергею Арнольдовичу, присаживаясь к нему на колени. – От радости, наверное». Ванин грубо отталкивает ее и идет на кухню. Открывает холодильник, достает коньяк, наливает себе и Лизе. Она ждет, что он скажет. Молчат. Лиза спрашивает: «Что с тобой?» И тут начинается. Ванин впадает в истерику: «Как ты могла попросить у меня акции? Я что, тебе мало даю? Ты – вице-президент банка. У тебя сумасшедшая зарплата. И положение. Я столько для тебя сделал. У тебя есть все. Ты посмотри на себя со стороны. Ты ведь с жиру бесишься. Соришь деньгами налево и направо: машина – не машина, квартира – не квартира, дом – не дом. Нет же, этого мало. Акции ей подавай. Ты же, сучка, знаешь меня лучше всех. Я никогда никому ничего не даю из того, что считаю своим». «Сережа, Сережа, успокойся», – испуганно пыталась успокоить его Лиза. «В понедельник придешь на работу и напишешь заявление об уходе по собственному желанию. Все поняла?»

«Да, как ты можешь такое говорить? – закричала она. – Я отдала тебе лучшие годы своей жизни? Кому я нужна со всем этим без тебя? И потом…» «Что потом?» – перебил он ее. «Я хочу тебе что-то сказать, очень важное. Только не перебивай меня». «Ты уже сказала все, что хотела. Сыт по горло. Делай, что я тебе говорю. Не напишешь заявление – потеряешь все». Он вышел из квартиры, хлопнул дверью. Лиза оставалась одна. Сидела на диване молча, курила. Потом пошла на кухню, достала из аптечки снотворное, насыпала жмень в руку. Вернулась назад, проглотила, запив остатками коньяка. Через несколько минут бутылка и бокалы были осушены. Изображение исчезло.

– Ты же знал, что она без снотворного не спит после принятия алкоголя? И что врачи ей строго-настрого запретили пить?

– Знал или нет? – снова повторил свой вопрос Иуда голосом полным ненависти и неприязни. – Разве нельзя было обойтись по-человечески, по-хорошему, без смерти?

– Я ее не убивал, – твердил Ванин, уткнувшись безжизненным взглядом в пустоту.

– Скажи мне, брат мой, – обратился Иуда к собеседнику, который продолжал сидеть, находясь в полной прострации. – Тебе ее жалко?

– А ты знаешь, что она хотела? – почти фальцетом закричал Сергей Арнольдович. – Она хотела мои акции, которые я потом и кровью заработал. Унижался, терпел лишения, отказывал себе во всем. Ради одного, чтобы стать независимым и свободным. Этого можно добиться только с деньгами, с большими деньгами. И я шел к этому. А она… она захотела их у меня забрать. Мои, мои кровные, потом заработанные деньги.

Он замолчал, потом снова продолжил, как бы споря с самим собой:

– Она бы не остановилась. Она бы продолжала меня мучить. И, в конце концов, добилась бы своего.

– Это как понимать? – полюбопытствовал Иуда. – Попросить поделиться бизнесом своего партнера означает «мучить»?

– Именно. Потому что бизнес мой и только мой. Пока он мой, я могу им управлять, во всяком случае в нашей стране, – продолжал утверждать Ванин. – Но еще раз говорю, я ее не убивал. Я только предположил, что такое с ней может случиться. Ее неоднократно предупреждали, что алкоголь и снотворное убьют ее. Не виноват я, Иуда, не виноват.

– Да, – согласился Иуда. – Мы, евреи, не знаем такого понятия как «вина».

Иуда поднялся и предложил Ванину пройти в столовую и помянуть рабу божью Лизу-Лизавету. Ванин встал, обескураженный наглостью Иуды, распоряжающегося у него в доме как у себя, но Иуда успокоил его:

– Нет, я не хочу выглядеть в твоих глазах невоспитанным человеком. Просто мне надо тебе сообщить еще одну новость, для восприятия которой тебе лучше выпить.

Помянули Лизу молча. Ванин напрягся: «Какую еще неприятность несет мне этот пришелец из неизвестности? Что он хочет еще мне сказать? Что ждать от него?»

Иуда успокоил:

– Я скажу только то, что ты должен знать, брат мой. Ответь мне, пожалуйста. Ты знал, что Лиза ждет от тебя ребенка?

– Что-о? Что такое ты говоришь? – возмутился Ванин, не веря ушам своим.

– Да, да, брат мой. Грех большой лежит на душе твоей.

– Как же это такое получается? – не выдержал Ванин. – Это кошмар какой-то. Я живу нормально, спокойно, своей собственной жизнью. Никого не трогаю. Ничего плохого не делаю. Я уважаемый человек. Меня знает вся страна. Я создаю рабочие места, плачу налоги. И семьянин я тоже хороший. Я люблю свою жену, люблю своих детей.

Он не говорил, он кричал:

– Жена у меня умница, красавица. Светик мой – дочка моя. В конце концов, если подумать, то и Бог любит меня. Ведь ни у кого нет в доме этого великого полотна «Тайная вечеря». Она у меня висит на стене над камином. И после этого говорить, что я безбожник и преступник? Убийца матери и ребенка своего? Так получается? Так, послушать тебя я – деспот. Дракула какой-то!

– Ладно, тебе, брат мой, – успокоил его Иуда. – Все равно же дружок твой Бритов, милиционер, уже генерал, поди, все следы твоего пребывания убрал, отпечатки стер. А мои доказательства к делу не пришьешь. Они только для души. Как свидетель я тоже выступить не могу. Меня нет, поэтому зачем тебе меня бояться? И не принимай сказанное близко к сердцу. В жизни у тебя много еще чего будет, пока уйдешь в мир иной. Поэтому береги здоровье.

Между тем Ванин встал и на цыпочках прошел за дверь в соседнюю комнату. К его великой радости на кушетке спала сладким сном Анна. Он поправил на ней плед и облегченно вздохнул:

– Слава богу! Кошмар закончился.

– Ну, что? – спросил его Иуда. – Продолжим наш разговор?

– На чем мы остановились? – растерянно спросил Ванин, не в силах отойти от полученного шока.

– Вас, брат мой, интересовал вопрос, с кого Леонардо писал образ Иисуса Христа?

– Да, – подтвердил Ванин. – Интересовал до тех пор, пока Вы меня не вывели из себя своими кошмарными предположениями и этим видеороликом.

– Но если позволите, я Вам все-таки расскажу, с кого он рисовал образ Христа. Если, конечно, Вам это до сих пор интересно.

– Интересно, интересно. Уж, будьте добры, расскажите, – ответил ему Ванин.

– Образ Иисуса он написал с самого себя. И не смотрите на меня, как солдат на вошь. Он писал образ Иисуса Христа с самого себя.

– Любопытно, – произнес Ванин.

– Хм, – продолжал Иуда. – Я Вам уже рассказывал про его странности. Абсолютно ненормальные отношения с отцом, который, заметив чудачества сына, просто испугался его одержимости и отправил подальше от дома. И, как оказалось, навсегда. Леонардо, я, кажется, Вам уже рассказывал, даже на похоронах отца отказался присутствовать. Настолько глубоко в нем засела обида за то, что тот отдалил его от семьи и лишил родительской любви. О матери он вообще ничего не знал. Я думаю, что и знать не хотел.

– Странный был человек, – прошептал Ванин. – Однако мне непонятно, как даже после встречи с Вами он мог решиться на такое.

– Действительно, – согласился Иуда. – Это выглядит, по меньшей мере, странно, если не знать Леонардо да Винчи, конечно. Я уже Вам говорил, что он не был набожным человеком. Он был естествоиспытателем. У него был замечательный товарищ Джованни Бортанелли, его ровесник, и такой же, как Леонардо, одержимый жаждой познания. Владел он несколькими языками и служил в Ватикане при Пантифике в архиве. Леонардо, когда еще работал над картиной, поделился с Джованни тем, что ему приснился любопытный сон, но фактически он пересказал ему суть нашей встречи с ним. Но Джованни, оказывается, был удивительно глубоко посвящен в жизнь земную Христа из записей на свитках древних христиан – коптов. Эти свитки, то бишь документы, свидетельствующие о земном пути мессии, хранились под большим секретом от глаз простолюдинов. Но Джованни их внимательно изучал. И он пересказал Леонардо их содержание. Из чего тот сделал не те выводы, какие подобает сделать нормальному человеку. И это было его глубочайшее заблуждение.