Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа - Кристофер Гортнер

Вопреки утверждению матери, будто римский папа не может держать при себе незамужнюю дочь, папочка был рад тому, что я играю роль его неофициального представителя. Вместе с Адрианой – по мере увеличения живота Джулии Адриана снова стала надзирать за мной – я принимала послов со всей Европы и из итальянских городов-государств, а они подносили мне подарки и искали моего содействия. Иногда они жаждали церковной должности для внебрачного сына или кардинальской шапки для племянника; другие просили разрешить их споры касательно земли или титула. У меня, естественно, не было никакой власти одобрять что бы то ни было, но Адриана тщательно все записывала, а потом докладывала папочке. Вскоре распространилась весть, что палаццо Санта-Мария ин Портико – это врата, через которые должны пройти искатели милостей его святейшества, и мое собрание драгоценностей выросло до таких размеров, что даже Джулия пробудилась от своей спячки.

Как-то вечером она заявилась в зал, где я в это время развлекала Альфонсо д’Эсте, сына герцога Феррары, – мрачного юношу с огромным носом и грубыми чертами лица. Он принес мне в подарок сокола. Птица восседала на шесте в руках слуги, облаченного в кожаную куртку на мягкой подкладке и рукавицы, а я с опаской поглядывала на нее и думала: не дай Бог моему Аранчино попасть под этот острый клюв. А еще я думала о том, знает ли синьор д’Эсте, что если женщины и участвуют в охоте, то девочки моего возраста – нет. Я занимала его разговором, пытаясь найти вежливый способ отказаться от дара, и тут появилась Джулия. Она шла, неся перед собой живот, одетая в бордовый бархат, в украшенном драгоценностями чепце на уложенных волосах.

Альфонсо д’Эсте выпучил глаза. Джулия остановилась перед камином розового мрамора – одним из немногих, который действовал, – и изобразила дрожь:

– Какая холодина! Боюсь, как бы снег не пошел.

У меня с языка чуть было не сорвалось, что в Риме почти не бывает снега, как вдруг она сняла чепец, и волосы упали ей на плечи.

– Я их вымыла сегодня утром, но теперь они будут сохнуть целую вечность.

Я бы с радостью затолкала ее в огонь. Адриана, сидевшая поблизости в алькове, чтобы не оставлять меня одну, издала оскорбленный вздох. Замужние женщины, в особенности беременные, не должны показывать свои волосы, как куртизанки.

Синьору д’Эсте оставалось только смотреть. На лице его все яснее проступало любопытство, он стал похож на кота, увидевшего мышку. А я вышла, извинившись: он ведь явился ради меня. Я понеслась вверх по лестнице, и мы с Пантализеей принялись рыться в сундуках. Не прошло и часа, как я вернулась: Джулия попивала вино и хихикала с сыном герцога. Я вошла неторопливым шагом, облаченная в фиолетовое платье, шуршащее при ходьбе. Мои распущенные светлые волосы лежали на плечах под кружевной накидкой.

Он вздохнул и заявил с неожиданной любезностью:

– Луны не бывает без солнца.

Джулия смерила меня неласковым взглядом. После того случая она непременно присутствовала при всех визитах, как бы скучны они ни были. Стойко встречала поднесение в дар всего, что только можно представить: от отрезов парчи из Святой земли до бочонков амонтильядо из Испании и свежих карпов из озера Гарда. Наконец схватки одолели, и ей пришлось отправиться в родильные покои, иначе она бы разродилась на глазах у наших гостей.

– Она тебе завидует, – говорила мне Адриана. – Боится потерять свою красоту и любовь твоего отца. Теперь, после рождения ребенка, она стала матерью, как Ваноцца, а ты, мое дитя, остаешься чиста, как ангел.

Мысль о зависти Джулии рождала во мне темное чувство. Но после моего обручения с Джованни Сфорца папочка дал указание секретарю направлять визитеров в его канцелярию. Так я и оказалась стоящей на табурете, с руками и ногами, исколотыми чересчур усердной швеей, тогда как Джулия ничуть не утратила своей красоты, хотя и долго оправлялась после родов.

В коридоре раздались шаги. Я повернула голову к двери. Он даже порог не успел переступить, а мы все уже знали, кто пришел. В особенности Джулия: прежде чем папочка открыл дверь, она выхватила ребенка у кормилицы и устроилась с ним на скамье.

Папочка приказал построить приватный проход между Сикстинской капеллой и нашим палаццо, чтобы посещать нас в любое время, но вот уже несколько недель к нам не заглядывал. Теперь он предстал перед нами, будто облако, озаренное солнцем: отделанная мехом горностая накидка, туфли, сутана и даже круглая низкая шапочка-пилеолус из белой парчи – все это придавало красноватый оттенок его смуглой коже, а глаза делало похожими на черные бусины. Швеи поклонились ему. Он улыбнулся им, похлопал Муриллу по голове, облаченной в тюрбан, потом наклонился и поцеловал Джулию. Она сунула ему малютку Лауру – очень не вовремя, потому что девочка в этот миг испустила вопль.

– Она выросла после вашего последнего посещения, – сказала Джулия.

– Похоже. – Папочка помедлил.

Я удивилась, когда он не поцеловал ребенка, а лишь обозначил благословляющий жест. Его безразличие озадачило меня, а ведь он столько говорил о том, как счастлив. Не сожалеет ли он? Не разочарован ли, что она родила орущую девочку? Как бы я на это ни надеялась (поскольку в таком случае я оставалась его единственной farfallina), такой поворот казался мне странным: папочка должен был любить новорожденную. Не в первый раз пожалела я, что с нами нет Адрианы, которая объяснила бы, что происходит. Но она вскоре после рождения ребенка вернулась на Монте-Джордано: заявила, что слишком запустила свое палаццо, но, скорее всего, потому, что устала от Джулии.

– Что? – Папочка протянул ко мне руки. – Не хочешь поздороваться со своим стариком-отцом?

Я спрыгнула с табуретки прямо в его объятия.

– Моя farfallina, – пробормотал он. – Ты посмотри – настоящая невеста. Как время летит! Кажется, только вчера мы играли с котятами.

Он прижимал меня к себе, а я поглядывала мимо него на дверь, где стояли его вездесущие телохранители. На их лицах было странное одинаковое выражение. Любимый провожатый моего отца, красивый, темноглазый Педро Кальдерон, которого папочка любовно называл Перотто, поспешил снять со стула мой пеньюар и набросить мне на плечи.

– Ой, спасибо, Перотто, – сказала я.

Потом, когда отец отстранился, я увидела, что Джулия сверлит меня взглядом. Я поплотнее завернулась в пеньюар, неловко застегнула поясок на талии.

Я только что прикасалась к отцу, когда мою кожу и его сакральную сущность разделяла лишь нижняя сорочка.

У дверей втянул носом воздух кардинал Асканио Сфорца, родственник моего жениха, – ухоженный человек в красной парче. Его худоба и безразличное выражение были обманчивы: мне представлялось, что он может быть грубым, а мягкий взгляд его карих глаз подмечал гораздо больше, чем он делал вид.

– Чему мы обязаны такой радостью? – Джулия вернула Лауру кормилице и, лучась улыбкой, взяла папочку под руку. – Давно мы вас не видели. Надеюсь, ваше святейшество останется на ужин. Мы поедим на открытом воздухе на террасе. Сад уже закончен, и там прекрасно, правда, Лукреция? – обратилась она ко мне, не сводя глаз с отца. – Вы должны сами увидеть плоды вашей щедрости. И у меня свежий арбуз и окорок, специально привезенный для вас из Испании.

– Вот как? – Папочка облизнулся. – Хороший окорок – это здорово. Но, увы, я пришел поговорить с Лукрецией. Обещал прогуляться с ней сегодня.

Ничего такого он не обещал, и Джулия это знала. Она замерла, словно ей приказали выселяться. Но не успела она произнести хоть слово, как заговорил кардинал Сфорца:

– Для меня будет большой честью прогуляться с донной Лукрецией. В таком случае ваше святейшество сможет насладиться окороком. И обществом прекрасной дамы, – учтиво кивнув Джулии, добавил он.

– Прекрасно! – Джулия крепче ухватилась за руку папочки. – Лукреция понимает. Правда, дорогая?

И опять она не смотрела на меня.

– Да, вы должны остаться, ваше святейшество, – услышала я собственный голос. – У вас нет времени для…

– Значит, решено. – Властным движением руки Джулия отправила прочь из комнаты всех, кроме Перотто и меня.

Папочка с удивленным видом подставил мне щеку для поцелуя.

– Мы поговорим позднее, – прошептал он, и мы с Перотто последовали за остальными в коридор.

– Спасибо за предложение, ваше высокопреосвященство, – сказала я кардиналу Сфорца. – Но я полагаю, у вас есть более важные дела.

– Нет-нет, я настаиваю. Пожалуйста, наденьте что-нибудь подходящее для короткой поездки по городу. Перотто, пожалуйста, проводи донну Лукрецию, чтобы через, скажем, полчаса мы встретились во дворе. – Улыбка не коснулась его глаз. – Его святейшество приготовил для вас особый сюрприз.

Взволнованная, я побежала к себе наверх переодеться. Мне следовало взять с собой Пантализею: Адриана настаивала на том, чтобы я без нее не покидала палаццо. Быстро надев платье легкого шелка и плащ с капюшоном, я в сопровождении Перотто поспешила в cortile.