Неприличные истории - Андрей Цунский

Потом нас всех поодиночке вытаскивают в типа контору, и там уже сидит этот хуй их посольства, а с ним переводчик, потому что сам он кроме хуев, полиции и байки про свой паспорт нихуя не знает.

Меня вытащили предпоследним, и по кислой роже переводчика и по первому же вопросу копов я понимаю, что все весьма заебись, и даже выпивка будет. Переводчик по-русски тоскливо говорит этому в пиджаке без воротника:

-Валерий Петрович, вас же предупреждали, что это недопустимо, к тому же мы находимся в штате, где законы в этой области очень строгие, и теперь все зависит от этих вот самых хулиганов, как они себя поведут, так что...

А коп в это время через того же переводчика меня спрашивает, правда ли, что господин Хуеплеткин, или как там его, уже не помню, назвал мистера Джонса ниггером с агрессивной интонацией? Я тут же напяг голову и говорю, ээ, батенька, нет, не ниггером, а мазефакин ниггером итчи сакером, кричал при том еще "факин блекс маст дай"," клин америка фром дерти ниггерс ," и "уайтс форевер".

При этих моих словах кенты мои негры, не поняв, в чем дело, начинают смотреть на меня как-то уж очень пристально, и я думаю, что же они поняли из мною сказанного.

Тут полис им что-то по-американски "пиздл-пиздл-пиздл-еб-ца-ца бум?!!!", а до них видно, дошло, и они все наперебой стали кричать "Еп! Еп! Еп!" и ласково хлопать меня по спине, отчего мне стало нехорошо...

Ну, думаю - если у них такие планы, то надо линять по быстрому.

Но в это время переводчик и говорит - так ваши друзья все подтвердили... Только не могу я понять, Андрей Осипович, зачем вам понадобилась эта провокация...

Я ему и говорю:

- А затем, что этот пидорас сейчас пойдет с нами в магазин, и купит там нам все, что мы скажем, а скажем мы очень много виски, и пива, и три больших "смирновки" для моего друга, и еще пожрать, а еще заплатит нам за такси, и даст по сто баксов на непредвиденные расходы.

- Ты, сучара, - ласково говорит мне Валерий Петрович, жертва расового равноправия без воротника, - ты только попадись мне на Родине...Уж я тебе покажу...

- А ты мне фотографию свою подари,-говорю,- я ее на буфет поставлю, чтоб дети сахар не воровали. Заявление на тебя можно подать, как только пожелаешь. Так что меня-то ты в покое оставишь, только смотри, как бы этот тубиба-переводчик на тебя не накапал.

Ну, так все оно и было. Купил он нам всего, дал денег, покатал на такси и выматерился напоследок, но шепотом, про себя, ему ж тоже, как патефонной пластике, на хую у меня полжизни вертеться неохота.

Закончив рассказ, Басманов вынимает из под куртки флягу в виде книги, на "обложке" которой напечатано "Стендаль. Красное и черное". Увидев флягу, председатель оживляется и поспешно закрывает заседание, и другие участники так же торопливо подерживают эту идею. Кто был секретарем, писать?

--------------------------------------------------------------------------

ИСТОРИИ ОБ ИСКУССТВЕ

ПРОТОКОЛ ПЯТЫЙ НОЧНОГО ЗАСЕДАНИЯ АПЕТКАРЕЙ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ, 7-Я ЛИНИЯ В.О., САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД.

УЧАСТВОВАЛИ:

А народу-то в тот день было как-то очень много. День был очень хороший, вечер тожеф. а про ночь вы уж позвольте мне умолчать - нельзя же делать все на свете объектом искусства, что-то надо и для себя оставить. А то напишешь такую вот книжку, глянешь - а тебя и нет...

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Дорогие мои... Задумавшись сегодня с утра о нашем прекрасном клубе, о том великом объеме полезнейшей информации, которую мы черпаем из рассказов, звучащих на этой кухне, о жизни, о ее ценностях, столь буйно произрастающих в непредсказуемом потоке дней, я встревожился одним очень щекотливым моментом.

Все мы в той или иной степени заняты непредсказуемым трудом, который люди некультурные именуют творчеством. Вчера по телевизору, который мне довелось посмотреть в гостях, я увидел человека, который сообщил аудитории следующее :" В моем творчестве преобладает... Мое творчество призвано... В начале моего творческого пути..." Я бы убивал таких, честное слово.

Есть слова, которые нельзя произносить всуе, и независимо от степени патетичности момента недопустимо произносить о себе. Увы - немногие люди теперь способны это понять.

Чаще всего количество отпущенных обществом индивидууму атрибутов признания и восхищения, а так же материальных благ, зависит от вещей, не имеющих к его работе почти никакого отношения. Да вы и сами это прекрасно знаете... Множество знаменитостей - не более, чем ловкие торговцы, а то и откровенные проходимцы и жулики.

Есть мнение, что время - лучший судья, и оно все расставит на свои места, воздаст каждому по достоинству, залечит раны, обеспечит, и даже гарантирует торжество справедливости. Но я позволю себе усомниться в этом, и думаю, что я не одинок. Уверенно можно сказать лишь то, что рано или поздно время вгонит каждого в гроб... А насчет справедливости - так ведь посмертная слава нужна не тому, кто работает, а тем, кто сделанное им потребляет, чтобы сделать свое потребление престижным и модным занятием. Не ему - себе поют славу посетители могил и музеев.

Вот ведь Гоген отказался помогать выставке Ван Гога, посмертной. А почему да потому, что на носу была своя. И сказал этим всем постоянным членам комиссии по организации похорон всего и вся - идите на хер, деньги ваши ему уже не достанутся, а на ваше уважение он при вашей жизни положил с прибором, потому что понял, что при жизни от вас его хер дожешься, да и цена ему пять копеек пучок! Ох, простите, я несколько возбужден...

Так вот я про что. Надо бы нам в нашем клубе об искусстве поговорить, а то мы все про какой-то секс, да про негров... Перед читателями наших протоколов просто неудобно.

Председатель замолкает, и слова просит художник Владимир Георгиевич Петухов-Аксиненко. Получив разрешение председателя, он начинает повествование и звучит,таким образом

РАССКАЗ ХУДОЖНИКА О ТОМ, ЧТО КАК ТАМ НА ЭТО НИ СМОТРИ И КАКИХ ТЕОРИЙ ПОД ЭТО НЕ ПОДПИХИВАЙ, НО НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ, И ТВОРЧЕСТВО - ЭТО БОРЬБА.

Вы бы знали все, какая у меня на Фонтанке мастерская... Да что я говорю вы же все знаете. Сейчас, когда мне осталось дожидаться всего шесть часов до самолета и отправиться на учебу во Францию, мастерская будет сдана тому, кто докажет предварительно чистоту своих помыслов. Я вынужден буду тестировать всех претендентов, потому что меня всего месяц назад кинули, как последнего маляра, и даже сладостное чувство мести и наказания неблагодарного подлеца не могут залечить мои душевные раны.

Все началось с журналистки и с искусствоведки. Эти порождения дьявола были порождены дьяволом с кокретной целью - сбивать с пути истинного несчастных и наивных художников и всячески мешать им работать, под шумок проталкивая блатных.

Но эти две были вроде ничего. О журналистке после. Сначала про эту, искусственницу. Эта самая Адель писала в газеты и журналы, а кроме того, числилась при Очень Большом Музее искусствоведкой. С ней меня познакомил пьяный Володя Яшке, причем познакомил коварно - он меня привел к себе в мастерскую, познакомил, выпил еще стакан - и уснул, а она как давай меня хватать за шею, и такое развела паскудствоведение - что и водить стало нечего. А я -то поработать думал - мы же всего и выпили до того полторы бутылки.

А утром я проснулся, Яшке нету, убежал поди, от стыда, а она сидит тут, в моей рубашке, и протягивает мне бутылку пива, искусительница, змея...

И я выпил это ее изворотное зелье, и стала она меня "протежировать", то есть водить на всякие встречи, устраивать мне знакомство, включая знакомство с ейным мужем, но тут я ее в чем-то понял и оправдал, муж у нее такой толстый, что половина ее талантов остается нереализованной, ну, это, вы поняли, не в сфере искусствоведения. Он на меня посмотрел, у него во взгляде так и читалось, " мне бы годков двадцать да килограмм сорок сбросить, и..." А что уж теперь икать - кушать поменьше надо... Но я отвлекся.

Протежирует она меня - я уж похудел, кисть в руке дрожит, о карандаше и не говорю, тот просто пляшет. Раньше оно поутру все дрожало и плясало, пивка попил - и все проходит, а тут - сплошные мышечные боли и нервная истощенность.

Договорилась она с одной галереей - выставку мою там провернуть. Вставили меня в план, я под этим делом себе выбил пятидневные каникулы с правом отказа от секса под предлогом работы, и стал кое что подправлять, заканчивать, дотягивать... И тут она, озабоченная моим имиджем, прибегает меня причесывать, одевтаь в рубашки и костюмы, иговорит, что сегодня, мол, журналистка придет, надо перед ней выглядеть соответственно, что она мол, имеет вес, и при ее хорошей оценке и появлении статьи вполне реально получить стипендию для поездки во Францию.

И вот приперлась эта журналистка, по имени Люба, попросила рюмку коньяку, я глазами хлопаю, а Аделька хвать сумку - и в магазин, а та, как будто того и ждала - шасть ко мне и этаким низким голосом говорит - "Я помню вашу серию обнаженной натуры, потом вы продолжили эту тенденцию в серии посвященной дикой природе и любви, а теперь сделали паузу, все больше работаете в области натюрморта, а почемюю?"