Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз

Утром в понедельник я, кровь из носа, должна была быть на работе. Кроме шуток. Хоть умри. Давиния попросила о личной встрече, а кроме того, нужно было съездить в Килдэр, проверить площадку и убедиться, что шатер возводят в нужном месте. Знаю, это покажется полным безумием, но с Уэйном Дифни такое однажды действительно случилось (ну, Уэйн Дифни — вы его знаете, он из группы «Лэдс», такой придурочный, с идиотской прической). Его свадебный шатер построили не на том поле, времени разбирать его и монтировать снова уже не оставалось, так что фермеру, которому принадлежала земля, пришлось отвалить астрономическую сумму. Слава богу, это было не наше агентство, и все равно основы Организации торжеств в Ирландии оказались подорваны.

И вот в воскресенье вечером, мучимая чувством вины и самозащиты, я отключила у телевизора звук и объявила:

— Мам, мне завтра просто необходимо быть на работе. Она не ответила и продолжала смотреть на безмолвный экран так, словно не расслышала моих слов.

День прошел ужасно, мама не пошла к мессе, и если вы не знаете, что такое Мама — Ирландская Католичка, то вам не понять всей серьезности этого события. Мама — Ирландская Католичка (назовем ее МИ К) ни за что не пропустит мессу, даже если у нее обнаружится водобоязнь и пена пойдет изо рта — она просто принесет с собой пачку бумажных платков и будет вытираться. Если у нее отвалится одна нога, она прискачет на другой. Если отвалится и другая, она придет на руках, умудряясь при этом приветливо махать соседям, проезжающим мимо на машинах.

В десять часов в воскресенье я прервала мамин увлеченный телепросмотр — она с безучастным видом сидела перед недельной сводкой биржевых новостей.

— Мам, нам не пора собираться на мессу?

Тут я внезапно вспомнила, кто была та четвертая Мэри, которая переехала. Никакая это была не Мэри. Это была миссис Прайер, Лота. Неудивительно, что я сразу не вспомнила. Должно быть, сейчас мне помогла предстоящая месса, поскольку мама как-то раз сказала: «Очень люблю Лоту, хоть она и лютеранка». Но прошлым летом Лота отправилась на небеса — участвовать в конкурсе чечетки, — а мистер Прайер продал дом и перебрался в приют.

Мама, похоже, меня совсем не слышала, и я повторила:

— Мам! Нам пора собираться к мессе. Я тебя отвезу.

— Я не поеду.

У меня в животе засосало.

— Ладно, пойдем пешком.

— Я ведь сказала: я не пойду! Все будут на меня глазеть.

Я прибегнула к фразе, которую слышала от нее с детства всякий раз, как демонстрировала эгоцентризм.

— Не глупи, — сказала я. — Все заняты только собой. Кому охота на тебя смотреть?

— Всем, — горестно проговорила мама, и, правду сказать, была права.

В обычной обстановке одиннадцатичасовая месса у мамы именовалась «променадом». Иными словами, для нее с подружками это был выход в свет. Если кто-то из соседей покупал себе новое зимнее пальто, его впервые демонстрировали публике именно на одиннадцатичасовой мессе.

Но сейчас мама превратилась в брошенную жену, и новые пальто никого не интересуют — а таковых можно было ожидать как минимум одно или два, ведь на дворе январь, время больших распродаж. Все косые взоры и перешептывания будут обращены в сторону мамы и ее одиночества, а, к примеру, бордовое пальто из шерсти пополам с полиэстром, так удачно добытое, предположим, миссис Парсонс за четверть цены, будет оставлено без внимания.

Так что к мессе мама не пошла, она провела еще один день в халате, а теперь отказывалась меня слышать.

— Мам, посмотри на меня, пожалуйста. Мне завтра непременно нужно быть на работе.

Я совсем выключила телевизор, и она с обиженным видом повернулась ко мне.

— Я же смотрю!

— Ничего ты не смотришь.

— Возьми отгул.

— Мам, утром я должна быть на работе. И вообще, в предстоящие несколько дней каждая секунда будет на вес золота.

— Это результат неумелого планирования, когда все оставляют на последний момент.

Ничего подобного. Арендовать шатер стоит двадцать тысяч евро в день, вот поэтому и приходится многие вещи оставлять на те несколько дней, что он у нас.

— А Андреа не может это сделать?

— Нет, это моя обязанность.

— И во сколько ты вернешься? Во мне поднялась паника. Обычно при таком заказе я просто живу на объекте, и если минуту и выкроишь от работы, то только для драгоценного сна. Но сейчас было похоже, что мне придется изо дня в день мотать из Дублина в Килдэр и обратно и дважды в день тратить на дорогу по час двадцать. Два часа сорок минут потерянного сна. Каждый день. О-о!

Звонок будильника в шесть часов утра в понедельник застал меня в слезах. Не потому, что было шесть часов утра, а потому, что мне взгрустнулось по отцу.

Прошедшая неделя была самой странной за всю мою жизнь — я пребывала в шоке и непрерывных заботах о маме. Теперь все отошло на второй план, и единственное, что у меня осталось, — это грусть.

Слезы заливали мою подушку. Как неразумное дитя, я только хотела, чтобы папа вернулся и все опять стало как раньше.

Он же мой отец, он должен быть дома. Он был тишайший человек, все больше молчал и слушал маму, и все равно — его отсутствие в доме ощущалось почти физически.

Это все моя вина. Я мало уделяла ему внимания. Я им обоим мало уделяла внимания. А все из-за того, что решила, будто они очень счастливы вдвоем. По сути дела, я об этом даже не задумывалась, такими они казались мне счастливыми. Никогда не доставляли мне забот, просто жили в согласии где-то рядышком, совершенно довольные друг другом. Ну хорошо, отец ходил на работу и ездил играть в гольф, мама же все время сидела дома, но у них было много общих интересов — кроссворды, поездки в Уиклоу на природу, и они увлеченно участвовали во всяких местных затеях для любителей детективного жанра типа поиска воображаемого убийцы. Однажды они даже ездили на уик-энд под девизом «Таинственное убийство», хотя, мне кажется, это оказалось не совсем то, чего они ожидали: они рассчитывали на некое подобие серьезного расследования, на какие-то «зацепки», которые привели бы их к «злодею». А их нагрузили выпивкой, рассовали по каким-то чуланам, где их потом с хихиканьем «поймали» такие же «сыщики».

Что, если папа уже давно несчастлив? Он всегда был таким симпатичным, мягким и учтивым человеком — что, если под этим скрывалось нечто мрачное, например, депрессия? Что, если он долгие годы лелеял мечту о другой жизни? До сих пор мне не приходилось думать о нем как о личности, только как о муже, отце и любителе гольфа. Сейчас в нем открылось нечто гораздо большее, и глубина этой неразведанной территории меня пугала и приводила в замешательство.

Я выползла из постели и пошла одеваться.