Россия: мы и мир - Сергей Алексеев

Любовь – самое неискоренимое чувство, не подвластное ни времени, ни пространству, обладающее потрясающим постоянством в изменчивом мире. Интуитивная потребность человека в любви (к жизни, к родителям, к женщине, к детям, Богу и т. д.) не позволяет ему превращаться в нелюдь. Она остается даже у самых закоренелых преступников и убийц, казалось бы утративших человеческое лицо, – редко кто из них пожелает, например, своим родителям или детям зла, ненависти, смерти, нелюбви . Если в самом падшем человеке остается хотя бы искра любви, еще не все потеряно. Поскольку он люд, а не лют.

Воистину, Бог есть любовь!

Третий спасательный круг нынешнего Духотворного Мира – воля , одна из составляющих духовно-волевого потенциала .

Любимое ныне слово «свобода» имеет очень короткий век – родилось в конце девятнадцатого, с началом народовольческого движения и является производным от слова «слобода». Замена «Л» на «В» произошла из-за дефекта речи, присущего инородцам, поэтому не имеет и не может иметь вразумительной корневой основы. В России есть добрая сотня деревень и городских районов с названиями Слобода, Слободка, и произошли они от слов «слабина», «послабление». Все это опять же восходит к общинной жизни: когда, например, в деревенской общине не хватало земель (а они были общинными) и начиналось перенаселение, то молодые семьи отпускали на слободу, то есть выводили из-под власти общины и садили вольно на пустые земли, чаще всего неудобья. И со временем там образовывалась новая община. То есть слобода (свобода) всегда была вынужденной, связанной с теснотой, ибо для человека еще XIX века было страшно оторваться от общины, как от родной семьи. (Деревни с названием Выселки образовывались, когда людей исключали из общины за провинности и выселяли.) Поэтому слово «свобода» у нас имеет совсем иное значение, чем, например, в странах, бывших под долгой оккупацией или колониальной зависимостью. Вообще это «сладкое слово» напрямую связано с рабством, ибо искренне могут жаждать ее только невольники . В США возвели его в культ лишь потому, что двести лет боролись с английским протекторатом и вот уже двести лет – сами с собой. Теперь наслаждаются «свободой», исполненной в духе всякого младосущего государственного образования – абсолютная зарегламентированность жизни, ставящая человека в положение раба, которую почему-то называют законом . Мало того, предлагают, а точнее, навязывают ее старой Европе!

Образ американского кумира известен всему миру: на статую женщины они водрузили солнечный венец Митры (он был мужчиной !), а в руку дали греческий факел жреца…

На Руси во все времена существовало и ныне существует иное понятие, которое невозможно точно перевести на другие языки (за неимением аналогов), – воля . «Свободный казак», например, звучит глупо, ибо он вольный. Человека по суду лишают свободы , а выходит он на волю . Первая тайная революционная организация разночинцев так и называлась «Земля и воля» – хотели дать народу то, чего не хватало. Крепостному крестьянину писали вольную грамоту, но он не становился от этого свободным, поскольку не мог жить в одиночку и опять же примыкал к общине, живущей по неписаным законам, добровольно передавая ей часть своих полномочий (обычно мiром управляли старики по принципу вече). А неписаный закон – это закон совести , которым не может обладать бывший раб. Совесть – качество человека вольного и владеющего знаниями – вестью.

Воля – понятие первичное, сочетающее в себе природную независимость, личностную самостоятельность и силу характера. Это вовсе не «слобода», которая всего-то избавляет человека от братской зависимости и делает его индивидуалистом. Вольным можно остаться даже сидя в темнице, ибо воля – это состояние сознания . Парадоксальный пример: солдат – человек подневольный, выполняющий уставы и чужие приказы, но, если он не обладает волей , он не солдат.

А состояние духа вольного человека всегда обременено активным чувством справедливости . Именно обременено , потому что жить с этим чувством в несправедливом мире трудно, а когда бывает невыносимо, происходят бунты, восстания и революции. Справедливость («пра ведать», где пра (правь)  – высшее, небесное, божественное) – это и есть ЛАД, который призваны творить власть имущие, поэтому власть – всегда бремя , а не удовольствие.

Далее, если дух – мужского рода, то воля – женского, и это не случайно, ибо в «великом и могучем» Хранителе нет случайностей. Сильного духом человека можно назвать волевым, однако это вовсе не одно и то же. Сила духа (двигатель) будет находиться в статическом состоянии до тех пор, пока не появится сила воли (энергия) как желание, страсть, стремление к действию. То есть, как и во всем ином, процесс творения возможен лишь при совокуплении мужского и женского начала . Это важнейшая характеристика особенностей этнопсихологии . Наше мироощущение формировалось при обязательном присутствии женского рождающего начала. Все слова, касаемые результата творения , будут непременно женского рода – Жизнь, Родина, Слава, Доля, Судьба, Радость, Честь, Обида, Война, Кровь, само слово Воля, и это не атавизм матриархата, как сейчас считают. А слова, связанные с самим творцом,  – мужского рода: Бог, Огонь, Господь, Отец, Путь, Воин, Рок, Дух. И средний род в том, что существует без участия мужского и женского начала, – Солнце, Небо, Сердце, Древо, Зло и т. д.

ЗЕМЛЯ – емлющая семя, Огонь.

Матриархата как такового на праславянском пространстве не существовало. Были совершенно иные межполовые отношения. Например, еще до Поздней смены идеологии все вольные женщины имели право носить на груди оружие – нож, что говорило о ее равноправии с мужчиной и что поражало арабских путешественников. (Кстати, первой женщиной-государыней в христианском мире была тоже наша княгиня Ольга.) Мало того, в скифо-сарматский период девы до замужества наравне с мужчинами овладевали воинским искусством и наравне с ними ходили в военные походы. Только убив врага, дева могла стать невестой. После замужества она не только не воевала, но даже не ездила верхом, чтобы не деформировать хрящи и кости таза, важные при деторождении. Такое явление, как амазонки (омуженки), могло произойти исключительно в праславянском мире, где существовало социальное и психологическое равенство полов. Омуженки произошли от скифов (саров), и до изгнания на горное побережье Черного моря их могущественное царство было в низовьях Дона. Амазонками их называли греки, поскольку не могли выговорить слова «омуженки». Их образ жизни общеизвестен, но есть одна деталь, выдающая зерно Предания: состарившиеся омуженки, уже не способные ни рожать, ни воевать, назывались ягинями , и вот эти старухи, дабы не отягощать подвижную жизнь своих единоплеменниц, уходили к скифам, считай к славянам, на север, из степей в леса, где уединенно селились близ деревень и городов, в избушках, если верить сказкам, на курьих ножках. Занимались они в основном лекарством хворых и обучением младых девиц правилам хорошего тона и воинскому искусству. То есть, по сути, ягини были среди славян чужеземками и только поэтому, заслыша поблизости пешего или конного, говорили: «Фу-фу! Русским духом пахнет!» Так может говорить иностранка, имеющая совсем другие запахи. А еще эти ведуньи непременно спрашивали: «Гой еси, добрый молодец?» – и тот обязан был ответить честно, поскольку вещие эти старухи изгоя и без вопросов за версту чуяли.

Показатель неизменности особенностей этнопсихологии – устойчивое материнское начало. Кричать «мама», если страшно, восходит к временам, когда существовал мат – охранительные заклинания, молитвы-обереги к матери, к женскому рождающему началу. После Ранней смены идеологии они получили отрицательное, «ругательное» значение, однако и до сей поры, когда наши солдаты идут в атаку, все еще кричат «у-Ра!» и матерятся. «Криком полки побеждаша». Изменить этот «безусловный рефлекс» не в состоянии было ни «онемечивание» армии при Павле I, ни даже христианство, запрещающее упоминать Бога всуе и, тем паче, ругаться, используя имя Христа, Богородицы и всех святых (богохульство).

Еще один показатель – вечное устремление русской женщины социально и психологически быть равной мужчине — также не вытравился с принятием христианства, где существует известное подавление женщины как личности – объявление ее (по иудейской кальке) поганой, не достойной входить в алтарь. Мало того, только на русской почве могло возникнуть крайнее, неприемлемое противоречие – почитание Божьей Матери на уровне с Христом.