Кровавый кошмар Восточного фронта - Карл Кноблаух

— Вы, я точно знаю, адъютант. Я — капитан Вольф, с этого момента — командир батальона. Думаю, что вас проинформировали из дивизии. Пройдемте в помещение!

Капитан Вольф совершенно не был начальником, у которого «не было приказов», как у его предшественника. На вид ему было 34 года, он относился к массивному, динамичному типу людей. Он сразу же перешел к делу:

— Господин лейтенант, представьте мне побыстрее документы об укомплектованности личным составом, офицерским составом, вооружением и автотранспортом. Конский состав, как я понимаю, у нас тоже есть.

— Так точно, лошади в батальоне тоже есть. Солдаты и без того уже говорят о парашютно-гужевом корпусе!

Капитан Вольф пошел располагаться. Мне бросилось в глаза, что у него необычно мало вещей.

20 ноября

Я пришел на доклад с входящими документами. Капитан Вольф хотя и был «только» командиром батальона, но на практике по харизме своей личности он для всех нас почти «командующий».

Я положил перед ним письмо из дивизии, требовавшее назначить в батальоне офицеров национал-социалистического руководства.

Капитан Вольф внимательно ознакомился с содержанием, а потом обратился ко мне:

— Я вчера посмотрел лист назначения офицеров, а потом сходил в роты, чтобы познакомиться с людьми. Обер-фенриха Элена срочно перевести в штаб в качестве офицера для поручений. Доложите в дивизию о том, что он одновременно назначается офицером национал-социалистического руководства. То, что происходит на этом поле, буду решать я сам. Я Элену лично скажу, где его деятельность начинается, а где заканчивается!

Это было очень ясное решение!

Остается только добавить, что Элен так никогда и не работал в качестве офицера национал-социалистического руководства. И у меня сложилось впечатление, что он совершенно не интересовался обязанностями по этой должности.

Со вчерашнего дня резко похолодало. Началась зима.

21 ноября

Идет сильный дождь. Местность вне дорог стала непроходимой. Во второй половине дня к нам прибыл командир корпуса. Очевидно, он хотел узнать, как изменилась обстановка в батальоне после смены командира.

22 ноября

Поступила почта с выпиской из приказа о присвоении мне следующего звания «старший лейтенант». Я подготовил вместе с ним остальные документы и представил их командиру. Через пару минут капитан Вольф зашел в мою комнату:

— Лейтенант Кноблаух, разбирая почту, вы, конечно же, заметили, что получили повышение. Но порядок есть порядок, и я формально объявляю вам о производстве в старшие лейтенанты. Поздравляю!

— Благодарю, господин капитан!

Во второй половине дня к нам приехал полковник Зёт, офицер сухопутных войск при штабе 2-й дивизии.

Посещения не прекращались. 23 ноября к нам в гости приехал командир 4-го полка подполковник Клюге. От капитана Вольфа я знал, что командир полка в 1943 году получил Рыцарский крест. Во время оккупации Норвегии в апреле 1940 года он стал известен как командир «отряда Клюге». Я вскоре заметил, что мой командир и подполковник — старые знакомые.

Капитан Вольф вдруг без предупреждения поставил на стол бутылку красного вина:

— Господин подполковник, мой адъютант вчера получил звание старшего лейтенанта. С вашего разрешения по этому поводу я хотел бы налить этого вина!

— Ну, наливайте! — Подполковник встал, пожал мне руку и поздравил.

От первой бутылки «Бужоле» ничего не осталось. Когда третья подходила к концу, мы уже были хороши.

Подполковник Клюге разговорился в хорошем настроении:

— Господин Кноблаух, вы даже не подозреваете, какими качествами обладает ваш командир. Я считаю его гениальным декламатором. Это надо слышать, как он без текста читает из «Фауста»! Господин Вольф! Доставьте нам, пожалуйста, такое удовольствие!

Командир сначала не соглашался, но потом сдался, и мы услышали:

— «Опять ты здесь, неясный призрак…»

От «Пролога» он перешел к «Прологу на небесах» и к «Трагедии первой части». Он читал все дальше. Пить мы перестали. Когда капитан Вольф прервал чтение, подполковник схватился за стакан:

— Господин Вольф, мы благодарим вас! И опять это было великолепно!

Я находился под впечатлением. Такой декламации наизусть я еще не слышал.

Батальонные адъютанты и командиры рот, как обычно, были привлечены на дивизионные командно-штабные учения. На ящике с песком разыгрывали «широкомасштабные боевые действия». Речь шла о том, чтобы уберечь войска на главной линии обороны от первого огневого удара и сократить тем самым потери.

Подразделения, за редким исключением, незадолго до ожидаемой атаки отводились на вторую линию обороны, а после прекращения артиллерийской подготовки противника переходили в контратаку, чтобы снова захватить первую линию.

Идея была хорошая. Основная трудность заключалась в только что сформированных подразделениях. У них не было привычки и фронтового опыта, которые в такой обстановке играют главную роль.

25 ноября

Во время обеда на КП пришел батальонный посыльный:

— Господин старший лейтенант, на улице стоит гражданский со своим сыном. Он хочет поговорить с офицером.

Я вышел. Передо мной стоял мужчина со своим сыном лет двенадцати.

— Что я могу для вас сделать?

Мужчина изложил свою просьбу на восточно-прусском диалекте:

— Господин обер-лейтенант, могли бы ваши солдаты мне помочь выкопать мою жену, чтобы похоронить ее по-человечески? Ее убили русские и закопали позади нашего дома. Я хочу отвезти ее на тележке в Шульценвальде, чтобы она ушла под землю как подобает!

Я сухо сглотнул от волнения. Мальчик, стоявший с отцом, был бледен и не проявлял никаких чувств.

Я дал мужчине двух солдат. Он поблагодарил, коснулся пальцем края потертой кепки и пошел.

Теперь посетитель ко мне! Мой посыльный из прежней 2-й роты 16-го парашютно-десантного полка обер-ефрейтор Мюнекхоф вдруг оказался у дверей:

— Я здесь случайно проходил, господин старший лейтенант, и подумал, что должен вам сказать: «Добрый день»!

Я счел это замечательным и по-настоящему обрадовался этому визиту. Если бы у 2-й роты осталось от меня плохое впечатление, то едва ли Мюнекхоф пришел бы поздороваться.

1 декабря

Началась настоящая зима. Идет снег. Три года назад умер мой отец. Я думаю, что он от многого уберегся.

Командир уехал в дивизию. Речь идет о получении тяжелого вооружения. У нас оружия все еще не хватает. У меня опять начались боли в левой глазнице. Доктор Науман счел, что требуется осмотр в специализированной больнице. Командир, которому я об этом доложил, согласился отправить меня в госпиталь.