Черная пирамида. (Текст адаптирован Элизабет Ленхард.) - W.I.T.C.H

— Я помню тебя! — воскликнул он, а потом, повысив голос, обернулся к Понтикасу. — И ещё Манора, моего друга детства. Он был мне как брат. А ты превратил близкого мне человека в монстра, в зверя. Ты учил меня тайнам стихий, ты опекал меня и играл со мной. Я думал о тебе как о родне, как о члене семьи. Но мои родители не знали, что ты не только познакомил меня с обычаями народов Арквары. Ты сотворил надо мной и Манором древний преображающий ритуал людей-псов. Ты сказал мне, что я должен освоить магическое искусство превращения, чтобы стать лучшим из всех королей и показать подданным, что я приведу свой народ и племя людей-псов к союзу…

Ану на миг прикрыл глаза, и вода, вытекавшая из трона, омыла его.

— Истинным чудовищем был ты, — продолжал мальчик. — А мы с Манором оказались лишь пешками в твоей грязной игре. Я доверял тебе и восхищался тобой, не только из-за того, что ты мой учитель. Мне казалось, ты великий человек! Я был наивным ребенком, а ты предал меня. Предал нас! В тот день, когда ты сказал, что настало время, и попросил нас с Манором отправиться с тобой в пустыню, где жили люди-псы, я даже не подозревал, насколько ужасен твой план. Ты говорил, что я уже готов испробовать на деле технику преображения, которой ты учил меня. Мы с тобой и с Манором тайно выбрались из замка, сгорая от радостного нетерпения. Я думал, что наконец-то пойму друга целиком и полностью, взгляну на мир его глазами, проникну в душу его народа.

Грустная улыбка превратилась в гримасу скорби. В желтых глазах Ану плескалась бесконечная боль.

— Ты говорил, что нас троих объединяет драгоценный секрет. И я смогу показать его маме, отцу и всему народу Арквары, когда настанет подходящий момент и когда я полностью освою искусство трансформации. В пустыне, оставшись в одиночестве, я сделал всё, как ты сказал. Только придя к тебе похвастаться своей собачьей наружностью, я начал понимать, что происходит. Ты стоял с моим скипетром в руках, а рядом Манор, и глаза его были пусты. Он посмотрел мимо меня, как будто мы чужие. Ты прогнал его прочь, а потом принялся рвать мою одежду, пока она не превратилась в жалкие лохмотья, при этом ты называл меня Манором и приказывал заглянуть в глаза змеи… Я страшно перепугался, но все же сумел вырваться. Несколько дней я, совершенно сбитый с толку, скитался по пустыне, пока ты со своими воинами не настиг меня и не заключил в черную пирамиду.

Из дальнего конца зала донесся какой-то шум, заставивший всех обернуться. Понтикас что есть сил пытался открыть опутанную плющом дверь.

— Магия, — промолвила Корнелия и пожала плечами, будто она тут ни при чем.

— Схватите его и подведите ко мне! — взревел король, и стражники бросились выполнять приказ.

Лицо Понтикаса покраснело, глаза налились жгучей ненавистью.

— Как ты смеешь! — зашипел он на короля. — Я Понтикас, старейшина Арквары, как и мой отец до меня, а до него — его отец. Неужели ты не видишь, что он дурачит тебя? Кому ты веришь? Чудовищу, без позволения усевшемуся на трон, или мне, твоему верному слуге, который помог стране пережить скорбные времена и оплакать наследника… которого убил этот зверь!

— Я в растерянности… — произнес король. В его душе боролись гнев и отчаяние. — Ты можешь мне объяснить, что тут творится? Это… существо… действительно мой сын?

Ану поднялся с трона и в упор посмотрел на Понтикаса.

— Дав мне это лицо и навеки заточив меня в черную пирамиду, ты кое о чем забыл, — начал мальчик. — Ты опозорил имя мальчика пса Манора, а не мое. Признайся ты, что я — это я, и Оракул Кондракара вмешался бы и не позволил сослать меня в Пустыню Бытия. Ты держал меня в заложниках, похороненным заживо и лишенным даже воспоминаний, которые могли бы меня поддержать. А всё для чего? Чтобы удовлетворить ненасытную алчность! Ты никогда не довольствовался тем, что имел, тебе хотелось получить больше! Ты даже задумал захватить земли людей-псов! Твое сердце черным-черно, ты извратил и исковеркал волшебство, унаследованное от предков. Твоя сила должна была служить добру, а не исполнять твои безумные желания!

Понтикас не отвечал.

Ану вцепился в одеяние старейшины и разорвал его. На груди Понтикаса виднелась татуировка в виде змеи, струящейся, как вода. Все вокруг громко ахнули. Это был священный знак, принадлежащий наследникам престола Арквары.

Понтикас пытался стряхнуть с себя руки воинов и прикрыть татуировку, но его держали крепко.

— Верни то, что тебе не принадлежит, — тихо промолвил Ану и положил ладонь колдуну на грудь.

В тот же миг мальчишка запрокинул голову и издал полный боли вой. Сделав несколько неуверенных шагов назад, он без сил рухнул на трон.

И тут волшебная вода вырвалась и приподняла Ану. Она текла и искрилась, словно сливаясь с ним. Его лицо засветилось, и под сводами зала раздалось волшебное пение. Окна, расположенные высоко под потолком, вдруг сами собой распахнулись, как будто под порывом волшебного ветра, и впустили внутрь солнечный свет.

Лучи сверкали и отражались в потоке, омывавшем Ану, а когда он очнулся и поглядел на Ирму, у той чуть сердце не остановилось.

Его глаза были ясными и голубыми, словно вода. Мокрый черный нос, большие уши и прочие собачьи черты исчезли, как будто переливающиеся ручьи унесли их с собой.

Он поднялся с трона, немного постоял, а потом направился к Ирме.

— Ого, а он красавчик! — ахнула Тарани.

— Хотела бы я иметь такого песика! — с восхищением прошептала Хай Лин.

Ану опустился на колени, бережно взял Ирмину руку и нежно поцеловал ее. У чародейки кровь прилила к лицу, так что оно стало цвета перезрелого помидора.

— Если бы я предложил тебе остаться здесь… со мной, — произнес Ану, ласково глядя на девочку, — ты бы согласилась?

У Ирмы на глазах выступили слезы. Наконец-то она чувствовала себя не липучкой для мух, а прекрасной бабочкой.

— Я не могу, — вымолвила она.

— Понимаю, — ответил Ану, поднимаясь с колен. — Поэтому не стану тебя упрашивать.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Пообещай, что не забудешь меня, — прошептал мальчик Ирме на ухо.

Чародейка ощущала его горячее дыхание на своей коже. Она покачала головой и сказала:

— Я всегда буду помнить тебя.

Ану выпустил ее ладонь из своих рук и обернулся к королю и королеве, которые стояли прямо у него за спиной. Истосковавшийся после долгой разлуки, он бросился в их объятия.

Королева поглядела на Ирму, глаза у нее покраснели, а лицо было мокрым от слез, но губы улыбались.

— Спасибо тебе за всё… Водяная Стражница! Спасибо, что смотрела на него не глазами, а сердцем!

Ирма улыбнулась, и уголки ее рта задрожали. Она повернулась к подругам и заявила:

— Я хочу домой.

Вилл кивнула.

— Только надо решить, как поступить с ним, — она указала на склонившего голову Понтикаса, зажатого между двух воинов. — Может, возьмем его с собой в Кондракар, и там Оракул воздаст ему по заслугам?

— Нет! — воскликнул Ану, опередив короля. — Так просто я его не отпущу. Пусть сначала отведет меня туда, где всё еще бродит мой бедный друг Манор, лишенный имени и памяти. Он должен освободить его от чар, и тогда мы с Манором сами доставим его в Кондракар, на суд!

— Пусть будет, как распорядился мой сын. Уведите этого гнусного предателя, чтобы глаза мои его больше не видели! — приказал король солдатам. Понтикас молчал, покидая зал, но не сводил гневного взгляда с обидчиков.

Корнелия взмахнула рукой, и плющ, опутывавший выход, исчез, давая стражникам пройти.

— Подумать только! А ведь мы безгранично доверяли ему! Он был для нас как родной! Как же он мог?! — прошептал король, когда дверь глухо захлопнулась за преступником.

Вилл призвала Сердце Кондракара, и Ирма опустила веки. Чародеек окутал яркий свет, и они перенеслись в тишину.

Плывя сквозь пустоту, Ирма видела перед собой лишь ясные голубые глаза Ану.

Волны мягко терлись о пляж, и белопенные барашки волшебно сияли на фоне вечернего неба.

С моря дул теплый бриз, и луна ярко светила в безоблачном небе.

Вдалеке слышалась песня "Голубого гнома".

— Какое великолепное завершение для этого удивительного дня! — с восторгом вздохнула Вилл и взъерошила волосы.

— Простите, девочки, — виновато улыбнулась Ирма, — но я слишком устала, чтобы идти на концерт.

Пожалуй, я лучше отправлюсь домой и завалюсь спать.

— Но Ирма! — возмутилась Вилл. — Там же будут играть Мэтт и "Голубой гном"! Ты не можешь вот так просто уйти!

— Да ладно тебе, всё равно никто не станет по мне скучать, — ответила Ирма печально.

— Неправда! — возразила Хай Лин.

— Вот увидишь. — Ирма развернулась и пошла прочь по пляжу.

— Ирма! — крикнула ей вслед Тарани, но водяная чародейка даже не обернулась.

— Оставьте ее в покое, — с улыбкой сказала Корнелия. — Она права. Никто особенно не станет скучать по ней на концерте.