Автономное плавание - Виктор Устьянцев

До прихода поезда оставалось более часа и Матвей решил заехать к Люсе. Все эти дни, оставшись за старшего, он никак не мог вырваться в город.

У Люси был свободный от занятий вечер, она оказалась дома.

- Вы? - удивилась она, открывая дверь.

- Не ожидали?

- Признаться, нет. Но рада вас видеть. Проходите.

- Извините, некогда. Я спешу на вокзал. Поедемте вместе, а то боюсь, что у нас другого времени не будет, а в ближайшую неделю я не смогу выбраться в город.

- Но я не одета.

- А, пустяки. Идемте.

Когда шли к машине, Люся, заметив, что Матвей прихрамывает, спросила:

- А что у вас с ногой?

- Так, пустяки. Растяжение. Как поживает чета Курбатовых?

- А вы у них давно не были?

- С тех пор как мы с вами там встретились.

- Так вы ничего не знаете? Алексей получил орден. Правда, не говорит, за что.

- Надо будет зайти поздравить.

- Завтра у Симы свободный вечер, и Алексей, вероятно, будет дома.

- А вы там будете? Я очень хочу, чтобы вы тоже пришли.

- Ну, если очень, - Люся улыбнулась, - то, может, и приду. Но вы же говорили, что не сможете еще целую неделю выбраться.

- Ну, ради такого случая постараюсь.

- Ради какого? - Она внимательно посмотрела на Матвея.

- И ради ордена и ради вас, - ответил он прямо. - Честно говоря, я скучал без вас.

- Не надо об этом, - тихо попросила она.

- Вы мне не верите?

- Я бы хотела вам верить. Но боюсь.

- Чего?

Она не ответила. То ли не захотела, то ли не успела: они уже подъехали к вокзалу.

Вскоре подошел поезд. Директор ресторана, молодой розовощекий верзила, долго не соглашался продать ящик пива. Матвей терпеливо объяснял ему, что пиво нужно для лечения. Директор не хотел верить такому объяснению, но тут подошла официантка и спросила:

- Ожог?

- Да.

- При ожогах пиво действительно полезно, иногда даже необходимо.

Оказалось, что официантка раньше работала медсестрой. Директор приказал буфетчице отпустить ящик пива и даже сам отнес его в машину.

* * *

...Белый-белый сверток. Только две щели: одна для глаз, другая для рта.

Афонин похож на новорожденного: забинтованный с головы до ног, беспомощный. Сестра с ложечки кормила его манной кашей. Увидев Матвея, Афонин попытался улыбнуться.

Сестра пожаловалась, что больной плохо ест. Матвей открыл пиво и заставил Афонина выпить целую бутылку Ц доесть кашу.

- Ну вот и молодец, - похвалил он матроса.

Сестра осторожно поправила подушку. Афонин слабым голосом поблагодарил ее. Ему больно было даже говорить" Матвея охватило острое чувство сострадания.

Как-то Матвей обжег утюгом палец. Он долго дул на палец, прикладывал его к холодной спинке кровати, опускал в холодную воду, а боль все не утихала. На пальце образовалось пятнышко скоробившейся кожи. Пятнышко. А здесь - все тело. Почти без кожи. Живое мясо. Раз в неделю Афонину должны делать перевязку. Матвей представил, как отмачивают присохшие к телу бинты, и содрогнулся.

Он сказал Афонину, что лодка ушла в море, что вечером его собирается навестить комбриг. Потом Матвей вспомнил, что привез матросу письмо, - оно пришло сегодня.

- Прочитать? - спросил Матвей, доставая письмо.

- Покажите, - попросил матрос.

Матвей поднес к его лицу конверт. Афонин пробежал глазами адрес и попросил:

- Положите под подушку, я потом прочитаю.

Матвей сунул конверт под подушку. Подумал, что матрос сам не сможет достать письмо и распечатать - руки у него забинтованы. "От девушки, и он стесняется", - догадался Матвей. Афонин смотрел в потолок. Может быть, сейчас он думал о том, как отнесется к его беде девушка. Он был сильным и красивым парнем. И уже никогда не будет прежним его лицо, здоровым и сильным его тело.

"Обидно будет, если девушка его предаст, - подумал Матвей. - Да, обидно. А как поступил бы Афонин, случись такая беда с его девушкой? Неизвестно, как. Может, бросил бы ее. Женщины великодушнее и самоотверженнее в любви. И все-таки надо будет написать этой девушке".

Матвею захотелось как-то утешить матроса, и он сказал:

- Ничего, не в этом красота человека.

Афонин покосился на него и промолчал. Когда Матвей уходил, матрос попросил:

- Домой ничего не сообщайте, я потом сам напишу. А вместо меня на камбуз пусть назначат матроса Варосяна, он к нам недавно пришел. Небось сейчас плохо кормят? "Удивительные все-таки люди у нас", - думал Матвей, возвращаясь в гавань.

9

Лодка вернулась утром. Дубровский, оставшийся за командира, уехавшего в отпуск, приказал всем отдыхать. Весь день матросы спали. Перед ужином Дубровский подвел итоги похода, сделал несколько замечаний. Впрочем, замечания были несущественные. В целом лодка задачу выполнила, стрельбу провели с оценкой "отлично".

После ужина к Матвею подошел старший матрос Бодров:

- Товарищ лейтенант, я бы хотел с вами поговорить.

- Пожалуйста.

Они зашли в каюту. Увидев, что Матвей не один, Семен вышел, чтобы не мешать. Таков был их неписаный закон.

- Я вас слушаю, Бодров.

Неожиданно матрос спросил:

- Товарищ лейтенант, есть у нас правда?

- Что вы имеете в виду?

- Уж на службе-то, думал, все по справедливости делается, а теперь вижу, что и тут обман.

- Да вы объясните толком, в чем дело. О каком обмане вы говорите?

- А вот последняя стрельба. Вас, правда, не было в этом походе. Когда мы отстрелялись, старпом стал выводить оценку. Что-то там подсчитал, и у него, видно, не вышло отличной оценки. Тогда он говорит мне: "Напиши, Бодров, что обе торпеды прошли в районе трубы". Я во время стрельбы был на корабле - цели, в группе записи, видел, что торпеды прошли под кормой. Ну, приказ есть приказ, я написал, что в районе трубы. Вот и вышла отличная оценка...

Что ему ответить? Матвея беспокоил и сам подлог, и в особенности настроение матроса. До этого все казалось просто: есть офицеры, которые отдают приказания, и есть матросы, которые их исполняют. И все зависит от того, насколько тактически грамотно и правильно мыслит офицер и насколько умело и быстро исполняют его приказания матросы. Если они хорошо обучены и дисциплинированны, значит, все в порядке.

Но теперь он вдруг увидел, что все не так просто. Анализ и оценка действий проводятся не только в кают-компании. В матросских кубриках идет свой суд, свое обсуждение этих действий. Что сейчас думают матросы? Моральная травма нанесена не одному Бодрову. Наверное, есть и другие матросы, у которых поколебалась вера в справедливость. Как они будут действовать завтра? Офицеры проявляют поистине трогательное участие к Афонину, получившему большую физическую травму. А можно ли отмахнуться от Бодрова, от других, которые травмированы морально? Ведь от этого зависят их работоспособность, настроение.