Мертвецкая - Линда Фэйрстайн

Я встала за спиной Лили и принялась рассматривать старые черно-белые фотографии.

— Сесиль — она ненавидела это имя — дебютировала в мюзикле «На юге Тихого океана», сыграв одну из медсестер в кордебалете. 7 апреля 1949 года, театр «Мажестик» на Бродвее. Спросите меня о тех временах что угодно, и я расскажу вам больше, чем вы хотите знать, при этом опираясь лишь на рассказы Сеси. Этот спектакль шел тысячу девятьсот двадцать пять раз — пять лет. Мама играла в нем два полных сезона. Сколько раз, по-вашему, человек может выходить на сцену и никогда не оказываться дальше линии кордебалета? Несколько недель она была дублершей Мэри Мартин,[24] но та не проболела ни единого дня, так что Сеси плюнула и двинулась дальше.

Суть в том, что каждого из нас назвали в честь героя одной из постановок. По какой-то причине маме понравилась буква «Л». Я получила имя Лили из «Поцелуй меня, Кейт»[25] — неплохой мюзикл. Моя первая сестра стала Лиэт из «Южной Пасифики».[26] Дочь Кровавой Мэри, знаете? — Она отпила еще вина. — А потом появилась Лола.

Воспоминания заставили ее улыбнуться, но, упомянув имя Лолы, она осеклась.

— Сеси еще танцевала. — Лили указала бокалом на фотографию матери, на которой та стояла, уперев руки в боки и широко открыв рот. На ней была блузка навыпуск в тонкую полоску и черное трико в сеточку. — Эта ее единственная «главная» роль. Три выступления, на которых она заменяла Гвен Вердон в «Проклятых янки».[27] Участвовала в этом мюзикле большую часть времени с самой премьеры 5 мая 1955-го — тысячу девятнадцать спектаклей. В 58-м даже получила роль в фильме. Затем мама на короткое время ушла со сцены — родить еще одного ребенка. Так появилась наша сестра Лола.

Майк смотрел на фотографию трех длинноногих маленьких девочек в пачках, стоявших вокруг украшенной синей лентой плетеной колыбели.

— Младший брат?

— Да. Он приедет позже, вдруг вы захотите с ним поговорить.

— Дайте угадаю. «Парни и куколки»?[28]

— Ему должно было повезти. Мог получить какое-нибудь крутое имя. Луи, Лефти или Лаки. Может, ему не хватало парочки школьных драк. Но тогда были шестидесятые, и Сеси по уши втюрилась в Роберта Гуле.[29] Как насчет «Камелота»?[30] Мама назвала его Лансом. Ланселот Дакота. — Лили опустилась на гобеленовый диван и положила ноги на стеклянный столик.

— Значит, ваша мать была бродвейской цыганкой. А отец?

— Преподавал историю в местной школе. Разрешал маме идти своим путем, водить нас на уроки танцев и тайком таскать в город на субботние дневные спектакли, если она знала кого-нибудь из кордебалета. Когда папа не читал свои исторические книги, он с головой уходил в местную политику. Мы с Лиэт хотели заниматься шоу-бизнесом. Бесконечные прослушивания и оглушающий топот ботинок с металлическими набойками, раздающийся в доме день и ночь. Ланс оказался точной копией отца. Очень серьезный, усердный. Его любимым местом была публичная библиотека. В ней он спасался от постоянного визга в нашем доме — Сеси заставляла нас петь «Позвольте мне развлечь вас» молочнику, почтальону, любому человеку, который совершал непростительную ошибку, постучав в нашу дверь. А еще ему нравилось узнавать из книг что-то новое.

— А Лола?

— Она оказалась безупречной комбинацией их генов. Ужасно умная, все схватывала на лету. Не могла не совать свой нос в исторические тексты папы. Обожала ходить с ним и слушать, как обделывают делишки в городских политических клубах. Впрочем, дай ей костюм с блестками и сцену, как она забросит все свои учебники и будет танцевать, пока зрители не разойдутся. Лола не признавала ни кордебалетов, ни дублирующих ролей. Либо она — звезда, либо не играет вообще. Второй номер ее не устраивал. В старших классах, сообразив, что для выдающейся актрисы у нее не хватит таланта, она набросилась на учебу. Получила полную стипендию в Барнард. Специализировалась в политологии, второстепенный предмет — история. Получила степень магистра и степень доктора философии в Пенсильванском университете. Никогда не оглядывалась. Наслаждалась каждой минутой жизни. Профессиональной жизни, не семейной.

Майк насторожился:

— У Ивана была другая женщина? Соперница Лолы?

— Если и была, то мы об этом не знали. Сестра говорила, что была счастлива от него избавиться, и я верила ей. Сейчас я думаю, что она с радостью приняла бы тот факт, что он сосредоточил свое внимание — и свою ярость — на ком-то другом.

— А как насчет ее любовной жизни? Она доверялась вам?

— Да тут нечего было рассказывать. У Лолы не было ни времени, ни желания связывать себя какими-либо отношениями. Она была по уши в новом исследовательском проекте колледжа. Кроме того, она не хотела, чтобы Иван до развода застукал ее с другим мужчиной. Он бы только больше разъярился.

Я села в кресло напротив Лили и попыталась влезть в разговор:

— Возможно, вы согласитесь взглянуть на рубашки и свитера, которые мы нашли в квартире Лолы. Это поможет нам узнать, как она была одета, когда уехала отсюда в четверг вечером. И потом, часть вещей в новой квартире — мужские. Может, вы узнаете их тоже.

— Вероятно, они принадлежат Ивану. Или одному из ее друзей-преподавателей. Конечно, вы можете мне все показать, но едва ли я их узнаю. Вчера я подписала доверенность, предоставляющую офису Винни право войти в квартиру и взять все, что им нужно для расследования.

Я скорчила рожу Чэпмену: жаль, что Лили все еще находится в лапах прокуроров из Джерси. Правда, то, что нью-йоркская полиция объявила квартиру 15А местом преступления, меня порадовало. Копы, охраняющие дверь, перед которой натянута ярко-желтая лента, вряд ли пропустят внутрь человека без специального разрешения шефа убойного отдела.

— Вы знаете, над каким проектом работала Лола в Королевском колледже?

— Понимаете, мне немного неловко. В последние несколько недель мы часто сидели здесь вечерами после ужина. Муж ложился спать, а мы все сидели и сидели. Открывали вино, разговаривали обо всем на свете: о детстве, о наших браках, о бродвейском театре. Воспоминания. Никогда не замечали, что все сегодняшнее — это воспоминания, возрождение былого? Мы говорили о том, как обе любили Рождество. Раньше я была Рокетт, я вам не говорила? Участвовала в рождественском шоу шесть сезонов подряд, пока не родился мой первый ребенок. Сеси любила видеть свою маленькую Лили Дакоту на большой сцене. В любом случае я ни черта не понимала, когда Лола начинала говорить о работе. Я ничего не знаю про Нью-Йорк, его политику, историю. Север, юг или восток от Великого Белого Пути[31] для меня просто не существуют. Она все говорила что-то о междисциплинарной программе — только о ней и думала, — раскопки и покойники…

Я перебила ее:

— Мертвецкая? Лола говорила о ней?

— Я сказала «по-кой-ни-ки». — Лили надула губы. — Вот и все, что приходит на ум. Может, все дело в алкоголе.

Может, и в алкоголе, но она явно не собиралась останавливаться. Мне оставалось только молиться, чтобы она не решила показать Майку свой лучший толчок ногой и шпагат. Деревянный солдатик номер сорок четыре. Рокетт Лили Дакота.

— Лили, вы помните, что было на Лоле, когда вы видели ее в последний раз?

— Моя одежда. Она носила мою одежду почти все время, что жила здесь. Что-то черное — вот и все, что я помню. Она хотела надеть черное — на свои фальшивые похороны. Еще смеялась над этим.

Нос Майка находился в шести дюймах от носа Лили. Они сидели на диване бок о бок.

— В четверг, когда копы разыгрывали убийство Лолы, кто-нибудь остался с вами в доме?

— Вы шутите? Да весь подвал был ими набит. Энн Рейнингер сидела в этой комнате вместе с нами, шаг за шагом объясняла мне, что происходит, и старалась меня успокоить. Повсюду в доме были детективы и окружные прокуроры. От подвала до чердака. Видите ли, им надо убедиться, что все идет по плану.

— А когда все закончилось, кто-нибудь из них остался с вами?

Лили смолкла и задумалась.

— Помнится, я просила дать мне успокоительное, чтобы немного поспать. Я ужасно волновалась, даже не сказала соседям, что все подстроено. Накануне мы с Лолой почти глаз не сомкнули: уверяли друг друга, что если все выгорит, она навсегда избавится от Ивана. Помню, Лола и Энн давали мне что-то, чтобы я уснула. Стрельба как раз закончилась. Но кажется, это все. Больше я ничего не помню и не знаю, когда они отсюда ушли.

— А Лола? — спросил Майк. — Вы знали, что она возвращается в свою квартиру?

— Да, да, конечно. Она заставила меня пообещать, что я не скажу Энн. Энн вышла из комнаты, Лола меня поцеловала, поблагодарила и накрыла покрывалом — я замерзла.

— Она просто сказала вам, что собирается открыть дверь и уйти?