Джура - Георгий Тушкан

Ждем день, ждем два, ждем три, а они живут.

Только, как ветер подует, слышим — падалью пахнет.

Лошади начали дохнуть в крепости: поить их было нечем. Курбаши решили подождать, пока подохнут все лошади и умрут добротрядцы, а Казиски начал басмачей военной науке учить. Я в третьей сотне был. Как солнце взойдет, чаю попьем, так Казиски командует: направо ходим, налево ходим, вперед бежим, потом ложимся, потом стреляем. Все хотели сбить красный флаг, что высоко над крепостью развевается. Один раз перебили древко — джигиты новый флаг поставили. Значит, еще живы. День проходит — они живы, три проходит — живы, пять проходит — живы. Что такое? — удивляемся.

Два раза после того басмачи наскакивали на крепость, и каждый раз джигиты отбивали. Очень боевые! Когда второй раз мы шли, Тагай собрал всех и говорит: «Голыми руками возьмем. В крепости у меня дружок есть, я ему дал яду, и он хауз отравил. Теперь передохнут, как мухи зимой».

А когда и в этот раз добротрядцы отбились и мы обратно в кишлак прибежали, перессорились все курбаши. А утром Тагай собрал нас и говорит: «Добротрядцы узнали, что вода отравлена, и не пили». А мы спрашиваем: «А как же они без воды живут?» Казиски говорит: «Есть у них там один китаец, так этот китаец из камней источник сделал. Камни дают воду, мало, но дают. Так мало воды, что добротрядцы все равно скоро перемрут. А вы смотрите не давайте им собирать камни возле крепости. Кто убьет китайца, тому сто золотых». Многие тогда испугались. Говорят: «Китаец — колдун, как бы не наколдовал нам беды! Шутка ли — воду из сухих камней делает!» А Казиски разговоры эти узнал и говорит: «Не беспокойтесь, пустое дело — из камней воду добывать. Еще в древности в Кашгарии так делали. От ночного холода камни потеют, и вода капает вниз. Там ее и собирают. Я, говорит, сам из камней воду добуду». Приказал выкопать яму, глиной обмазать, камней наложить и сверху крышу устроить. Настала ночь. Мы вокруг камней собрались, воду ждем. Утром посмотрели — а камни сухие. А джигиты Козубая живут — значит, у них камни воду дают. Вижу — не сдаются они. Смотрю вокруг — нечего мне с богачами делать. А тут еще этот киргиз длиннорукий. Все о Манасе пел и разные истории рассказывал, знамения объяснял. Плохие для нас знамения были. Солнце в кровь садилось, вороны над нами летали, звезды падали. Расспросит, кто бедняк, с тем поговорит; целые дни по становищу ходит, с недавно принятыми басмачами шепчется, говорит — все люди равны.

Меня Тагай позвал и говорит: «Мне известно, что Длиннорукий — твой друг. Мне донесли, что ты ночью с ним встречаешься и опасные разговоры ведешь среди наших».

Я отрицал и обещал, когда встречу, поймать его, а сам решил бежать. А правда, было: раз встретились. Длиннорукий никуда не убегал: днем прятался, а ночью все среди басмачей вертелся. Разговорились. Длиннорукий говорит: «Эх, надоело воевать! Кончу всех басмачей и поеду в свой кишлак Мин-Архар. И ты убегай, пока не поздно».

— Мин-Архар? — спросила Зейнеб.

— Мин-Архар.

— Не врешь?

— Клянусь!.. Не знаю, чем и поклясться. Жизнью своей клянусь!

…Ну вот, я решил бежать. Пошел с другими крепость брать, упал на поле, притворился мертвым, пролежал до вечера и скорей-скорей, когда стало совсем темно, уполз в горы. Забрался в самые дикие горы, смотрю — юрты. Очень сильно испугался. Пропал, думаю… Дома у меня нет, семьи нет. Куда я пойду? Возьмите меня к себе. У вас мужчин не видно. Помогать буду.

— Оставайся, — сказала Зейнеб. — А вы как? — спросила она женщин.

— Пусть остается, — ответила Айше за всех.

Биби состроила недовольную гримаску и, вскинув винтовку на плечо, пошла в горы.

Зейнеб протянула Мамаю свою винтовку:

— Мамай, ты говоришь — учился стрелять. Скажи, зачем у винтовки этот выступ?

— Этот? — спросил Мамай. — Сюда в середину еще четыре патрона влезет.

— А зачем на стволе эта железка?

— Это когда на двести шагов стреляешь — так лежит, а на шестьсот — вот так ставишь, а на девятьсот — так. Только так далеко не надо стрелять — трудно попасть!

— Вот как! — удивилась Зейнеб. — О-о-о, ты все знаешь! А ну, покажи, как из револьвера стреляют… Не расходитесь, Мамай нас сейчас учить будет, — сказала Зейнеб и строго добавила: — А если один твой глаз смотрит на нас, а другой на горы и ты попробуешь убежать, тебя найдут наши собаки.

III

На следующий день женщины, которые охраняли кишлак, поймали еще одного беглеца, а ночью привели сразу двоих. Все при допросе сказали, что они бегут от Тагая.

Зейнеб долго совещалась с Айше, как поступить с басмачами. Старуха посоветовала проверить их и, если они хотят, как Мамай, спокойной жизни, оставить в кишлаке.

— А если будет десять мужчин, что тогда делать? — задумчиво спросила Зейнеб.

— Знаешь, — сказала Айше, — Мамай хочет жениться. Что ты скажешь?

Зейнеб промолчала.

Утром она позвала Мамая в юрту для разговора, а к вечеру отпраздновали его свадьбу с одной из молодых вдов. Пленники были приглашены на свадьбу, но с них не спускали глаз.

Мамай стал веселым и разговорчивым. Он то и дело говорил: «я думаю», «я считаю», «я хочу», «я вам говорю».

— Что это ты все: я, я, я! Приказываю здесь я, а не ты, — сказала ему Зейнеб.

— Я мужчина и, значит, старший в роде. Так было испокон веку.

— Слушай, Мамай, и запомни. Да и вы слушайте, — обратилась Зейнеб к остальным. — Старшей была и остаюсь я. Кто не хочет помогать, я не держу. Может идти к Тагаю.

Один из басмачей пошел на юго-запад. Вскоре издалека послышался лай собак и крик человека о помощи. Биби вскочила, но Зейнеб жестом заставила ее сесть. Потом она сказала:

— Мы помогаем только друзьям.

Прошло три дня. Биби, сторожившая кишлак, издалека заметила группу людей. Они шли гуськом по тропинке, направляясь на север. Биби внимательно вгляделась: она насчитала одиннадцать человек. Биби заметила, что все они вооружены. Прячась за камнями, она смогла рассмотреть их довольно близко.

Через два дня она увидела людей, поспешно пробирающихся на юг. Биби спустилась с горы и забежала далеко вперед. Ей показалось, что это те же люди, которых она видела раньше, но теперь их было только пятеро.

— Это, наверное, басмачи Тагая, которые пришли с ним из-за границы, — сказал Мамай. — Лучше их не трогать. Пусть о нас ничего не знают. Все равно им не уйти от красных аскеров.

В течение нескольких дней по горам проходили беглецы. Тех, которые случайно попадали на летнее становище, приводили к Зейнеб. Женщинам теперь помогал не только Мамай, но и два человека, задержанных позже него. Басмачей отводили в кибитку, которая тщательно охранялась.