Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт

— То есть, — продолжал Смотрисам, по обыкновению понемногу набирая обороты, — мало мне того, что я торчу здесь внизу, в темноте и сырости, и для общения у меня только Реабилитация — он умеет играть только в снап[40], кстати, потому что, разумеется, не одобряет азартные игры. И все равно жульничает.

— Почему…

— …ты находишься здесь, да-да, я как раз подхожу к этому. — Последовала еще одна пауза. — А что говорить о его очаровательной манере сушить носки на батарее!

— Прошу вас, — отрывисто произнесла Джейн. — Почему я здесь?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Ты уверена? Смотри, пару минут назад тебе очень хотелось, чтобы я включил свет, а потом…

— Да, я уверена.

— Ну хорошо, — произнес Смотрисам, и Джейн могла бы поклясться, что он глубоко набрал в легкие воздуха, если бы не знала наверняка, что ему некуда было его набирать. — Говоря по правде, тебя повысили.

Можно было бы услышать падение иголки. Это должна была быть достаточно большая иголка — из-за шума на заднем плане. Скорее небольшой ломик. Но, во всяком случае, никто ничего не говорил.

— Повысили.

— Я так и думал, что на самом деле тебе не хотелось этого…

— Повысили, чтобы привязать в темном подвале вместе с существом, у которого изо всех дыр лезут черви восемнадцати дюймов длиной и…

— Прошу тебя! — вскрикнул Смотрисам. — О боже, прости, я на минутку.

Свет погас, и Джейн услышала торопливые шаги, сменившиеся звуками рвоты. Через несколько секунд свет зажегся вновь.

— Прошу прощения, — хрипло проговорил Смотрисам. — Дело в том, что у меня очень слабый желудок, и одна мысль о…

— Все хорошо, не беспокойтесь, — с чувством сказала Джейн. — Я не подумала. Но вы серьезно хотите сказать, что меня повысили?

— А что же еще?

— Ну, я бы скорее решила, что осудили. Это как-то не вяжется с моим представлением о продвижении вверх, знаете ли.

Раздался протяжный вздох, и Джейн сделала попытку не представлять себе, откуда он исходит.

— Чертовски омерзительная работенка, — произнес наконец Смотрисам. — Однако кто-то должен же ее делать.

— Ох, — сказала Джейн. — Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните.

— Правда?

— Да. От меня избавились, не так ли?

— Верно, — ответил Смотрисам, избегая взгляда Джейн. — Мне очень жаль, честное слово, — прибавил он.

— Но как они смогли это сделать? — спросила Джейн, немного помолчав. — То есть разве это, ну, законно — так вот привязать неудобного для тебя члена персонала к деревянной колоде и оставить его в подземелье на веки вечные?

— О, абсолютно, — подтвердил Смотрисам, и судя по сопровождавшему его слова отвратительному скрипу, энергично закивал головой, или тем, что от нее оставалось. — У них в департаменте Права все это продумано очень тщательно. Понимаешь, в Кодексе совершенно ясно сказано, что наниматель обязан уплатить нанимаемому полную сумму его заработка — в зависимости от разряда и опытности, конечно, — и начислять пенсионные, и предоставлять нанимаемому выходные и отпуска в оговоренном размере. Там ничего не сказано о том, к чему нанимаемый должен или не должен быть при этом привязан.

Джейн хихикнула. В ее голосе был металлический призвук, предполагавший, что если она еще не закатывает истерику, то это лишь потому, что приберегает ее на потом.

— Но я не совсем та нанимаемая, — сказала она. — Я хочу сказать, я ведь смертная. И если я буду оставаться здесь, то рано или поздно умру. Разве это не представляет дело в несколько ином аспекте?

Последовала долгая пауза.

— Ты говоришь о предусмотренном законом пособии по болезни? — осторожно спросил Смотрисам. — Но, правду сказать, я не знаю, дает ли тебе смерть право на него. Может быть, это подходит под статью о раннем увольнении. Думаю, мне стоит поискать, что об этом говорится.

— Пожалуйста, вы не могли бы уйти отсюда?

— Прости, — проговорил Смотрисам. — Я, должно быть, оскорбил тебя.

— Не в этом дело, — заверила его Джейн, — право же. Просто вам, наверное, будет не по себе, когда я начну плакать, и…

— Я понял, — поспешно сказал Смотрисам. — Да, ты правильно подумала. Очень тактично с твоей стороны. Думаю, мне стоит…

Он не закончил фразу, поскольку на него с грохотом упала стена.

Вот примерно как Бьорн дошел до этого.

«Не существует такой вещи, как идиллия. Настоящая жизнь тяжела, грязна и утомительна — ежедневные походы на работу, необходимость бриться, мусорные мешки, разодранные ночью соседским котом. Даже в бесконечной вселенной нет такого места, где тебе удастся раздобыть пластмассовую вилку, которая не ломается.

Следовательно, эта идиллия, в которой я оказался, — искусственная, и кто-то засунул меня сюда, чтобы я не болтался под ногами. Действительно, очень умно: если ты хочешь, чтобы кто-то оставался под замком, помести его в такую тюрьму, из которой ему не захочется выбираться. Или, по крайней мере, в такую, в которой он обнаружит, что это тюрьма, только когда будет уже слишком поздно».

Он подумал об отце Илоны, который каждый день моет телегу, которому не дозволяется ходить по свежевымытым полам, которому приходится удаляться в сарай с инструментами каждый раз, когда он захочет выкурить трубку. Интересно, что этот бедолага сделал такого, чтобы оскорбить вышестоящих? Должно быть, что-то ужасное.

Придя к этому заключению, он утвердился в мысли сбежать отсюда. Он думал так:

Эта идиллия — искусственная, правильно?

Значит, ее кто-то сделал. Это вещь.

А вещи ломаются, когда бьешь по ним.

Фокус только в том, чтобы найти правильное место. Десять лет колки дров в другой треклятой идиллии научили его, что нет смысла выходить из себя и лупить по чему ни попадя большим топором, поскольку все, к чему это приводит, — это сломанные топорища. Необходимо найти трещину, изъян, щель, порок, прослойку в структуре древесины — и ты пройдешь насквозь, как мороженое проходит сквозь днище стаканчика в солнечный день.

Сто семьдесят лет, проведенных в Департаменте Работ, научили его, как следует смотреть на небо и горизонт, чтобы найти место склейки.

Он подождал до сумерек, прячась в стоге сена за кузней. Когда наступила полночь, он вылез наружу и посмотрел вверх. Ночь была ясной, и звезды сверкали на черном бархате неба как фальшивые бриллианты. Отлично. Тем ему будет проще.

Небо, с его миллионами мерцающих точек света, — это в конечном счете всего лишь обои, налепленные туда, чтобы прикрыть трещины в небесном своде, возникшие в результате использования дешевой, купленной оптом штукатурки. Как и с любыми обоями со стандартным рисунком, приходится немало повозиться, чтобы края совпали.