Очерки истории Руси до монголов - Михаил Петрович Погодин

спал Андрей, постучался и начал кликать: «Господине, княже великий!» «Кто там?» – спросил Андрей, проснувшийся на шум. «Прокофий», – отвечал тот. «Нет, это не Прокофьев голос», – сказал Андрей.

Убийство Андрея Боголюбского. Радзивилловская летопись. XV в.

Тогда подскочили к двери прочие и выломали ее, двое вошли. В горнице было темно. Андрей, удивившись необыкновенному шуму, уже вскочил с постели и искал свой меч, меч Святого Бориса, – а меча не было: его унес прежде ключник Анбал. Злодеи напали на князя. Андрей стал бороться и повалил одного на землю, а другой, думая, что повален князь, в темноте ударил мечом товарища и убил. Тот закричал; прочие, ждавшие в сенях, прибежали на крик, как звери свирепые, и напали все на князя. Он все еще оборонялся, потому что был силен, и вопил: «Злодеи, за что вы хотите убить меня? Что я вам сделал? Бог отомстит вам за меня и за мой хлеб. Вы забыли о Горясере». Они били его мечами и саблями, кололи копьями, и, наконец, думая, что он уже испустил дух, поспешно схватили труп своего сообщника и выбежали, а Андрей был еще жив. Очнувшись от ударов, но все еще без полной памяти, он побежал за убийцами и громко стонал от боли. Те услышали голос и вернулись. Андрей спрятался под сенями за столпом всходным. «Где он?» – спрашивали убийцы в испуге друг у друга. «Кажется, – сказал один, – он сошел с сеней вниз». «Посмотрите там, где мы его били», – сказал другой. Некоторые побежали наверх, и тотчас воротились, принеся в ответ, что там его нет. «Мы пропали», – кричали прочие. «Огня!» Засветили огонь, зажгли свечи и пошли со свечами в спальню, а оттуда уже по следам крови нашли под столпом несчастного Андрея, который, увидев их приближение, успел только обратиться с молитвой к Богу о грехах своих. Они поразили его мечами, а Петр отсек ему правую руку.

Убив князя, злодеи пошли в другую горницу и убили любимого Андреева детского, Прокофья, а потом поднялись в сени, забрали все имение княжее, золото, серебро, жемчуг, каменье дорогое и всякое узорочье, сложили на княжих (милостных) коней и услали все, еще до света, прочь.

Горожане боголюбские, проснувшись, ждали праздничного благовеста к обедне, чтобы идти в церковь, как услышали, что князь убит. Они изумились и не знали, что делать. Страх объял всех. Ждали, что будет. Вступиться в дело было некому: его последний сын княжил в Новгороде, братья – на Руси, знатные люди сами участвовали в заговоре.

Убийцы, обобрав княжее оружие, что раздавалось воинам, старались приманить на свою сторону его дворян, опасаясь, чтобы не вышла на них дружина владимирская, и собрали наконец полк. Тогда они послали сказать владимирцам: «Не помышляете ли вы что на нас? Лучше сговориться нам всем вместе. Дума была не одна наша; из вас были в той же думе». Владимирцы отвечали: «Кто с вами в думе, тот ваш, а нам его не надо», – но не предпринимали никаких действий. Сообщники были тому и рады, принялись грабить дом княжий, избили детских его и мечников, опустошили их дома, отняли все имущество у мастеров, что пришли строить церковь. Смотря на них, принялись грабить и другие. Унимать было некому. Грабеж тотчас распространился во Владимире и в волости. Дома посадников и тиунов везде были разоряемы. «Люди не разбирают, – говорит летописец, – что где закон, там и обид много». Страх напал на народ, и никто не понимал, что делается. Произошло общее смятение. Уже попу Микулице пришла в голову благая мысль, одевшись в ризы, взять чудотворную икону Божией Матери и пойти с ней по городу. Только тогда прекратился грабеж во Владимире и утихло смятение.

Между тем тело Андрея лежало забытое, непогребенное. Киевлянин Кузмище осмелился наконец войти на княжий двор, чтобы поклониться покойнику, и, не видя тела на месте убиения, спрашивал, где оно. «Валяется на огороде, – отвечали ему, – не моги брать его. Кто его примет, тот нам ворог, мы и того убьем». Кузмище, однако же, пошел, отыскал убиенного и начал плакать над ним, причитая: «Господине мой! Что сталось с тобой, отчего ты не очутил скверных ворожбит своих, отчего же ты не домыслил победить их, как победил болгар?»

Козьма, слуга Андрея Боголюбского, у тела убитого князя. Гравюра XIX в.

Анбал, один из заговорщиков, любимец княжий, которому Андрей дал ключ от всего дома и волю надо всем, родом ясин, проходил мимо. «Анбале вороже, – сказал, увидев его, Кузмище, – брось ковер, прикрыть тем господина нашего». «Поди прочь, – закричал в ответ Анбал, – мы хотим выверечи его псам». «Ах ты, жид окаянный, – воскликнул Кузмище, – уж ты хочешь выверечи псам княжее тело? Помнишь ли, в каком рубище пришел ты и теперь ходишь в оксамите, а князь лежит нагой? Смилуйся, сбрось же что-нибудь». Анбал сбросил ковер и корзно. Кузмище обернул тело и понес в церковь. Она была заперта. «Отоприте», – говорил он. «Кинь тут на паперти, чтоб тебя лихо взяло», – отвечали слуги, все пьяные. «Уже и парубки твои не узнают тебя, господине, – плакал Кузмище, – а, бывало, придет какой гость из Царьграда или из других стран Русской земли, – латинянин, христианин, – ты приказывал отводить всякого в церковь, на полати: пусть он посмотрит славы Божией и церковного украшения – а теперь тебя самого не пускают в церковь твою!» Кузмище должен был оставить тело Андрея на паперти, прикрыв корзном… Оно лежало тут два дня и две ночи. Наконец игумен Арсений, от Козмы и Демьяна, тщетно дожидавшись старших, пришел в церковь и сказал: «Долго ли же князю лежать здесь? Отомкните божницу, положимте его в колоду (буду) или гроб и отпоем над ним, а когда престанет злоба сия, тогда придут из Владимира и отнесут его туда». Крылошане боголюбские взяли тело, положили в каменный гроб, отнесли в церковь и отпели над ним погребальное вместе с игуменом Арсением. А на шестой день образумились действительно и владимирцы. «Нарядите носилицы, поедем взять князя и своего господина», – сказали они игумену Феодулу и Луке, демественнику Пресвятой Богородицы. А Микулице велели собрать попов, и, оболокшеся в ризы, выйти с Пресвятой Богородицей за Серебряные ворота: «Тут дожидайтеся князя». Когда владимирцы с крылошанами поехали за телом князя в Боголюбов, все люди высыпали встречать его за городом. Долго смотрели они в ту сторону, откуда должно было показаться погребальное шествие… И вот из-за горы «поча выступати стяг от Боголюбаго». Тогда все зарыдали, и вопль был слышен далече. Народ плакал и причитал: «В Киев ли ты едешь, господине, теми ли вороты Золотыми, в