Станислав Лем – свидетель катастрофы - Вадим Вадимович Волобуев

Это был польский город от… пожалуй, со времен Болеслава Храброго»[1382]. Прочитай такое Гедройц, он осудил бы Лема, как осуждал неискоренимый реваншизм польской антикоммунистической эмиграции. Но что касается независимости Украины, расхождений между ними не было.

Победа Ющенко вызвала огромный подъем в Польше. Лем был так воодушевлен, что взялся читать современную украинскую литературу. В начале июня 2005 года он написал о своем восторге от книги Юрия Андруховича «Московиада» – таком сильном, что писатель немедленно заказал все остальные произведения этого автора, переведенные на польский. Однако вскоре разочаровался из-за того, что Андрухович ушел в постмодернизм (как будто «Московиада» – это не постмодернизм)[1383]. Начавшиеся вскоре свары в «оранжевом» лагере быстро охладили энтузиазм Лема. Как и в случае с Ираком, он понял, что демократия не везде прививается легко.

«Оранжевая революция» столкнула лбами Польшу и Россию. Сразу после прихода к власти на Украине проевропейских сил Варшава и Москва начали обмениваться уколами. В феврале 2005 года МИД России, к возмущению поляков, положительно охарактеризовал решения Ялтинской конференции 1945 года, которые в самой Польше рассматриваются как национальная катастрофа сродни нападению гитлеровской Германии. В марте Главная военная прокуратура РФ закончила расследование катынского преступления, не предъявив никому обвинений, в то время как Польша требовала квалифицировать его как преступление против человечности и даже как геноцид. В самой России тогда же нервно отреагировали на критику в Польше убийства сепаратистского президента Чечни Аслана Масхадова. В мае 2005 года польская общественность почувствовала себя задетой тем, что президент Путин на торжествах в честь 60-летия победы в Великой Отечественной войне (куда были приглашены Квасьневский и Ярузельский) в своей речи не упомянул среди союзников СССР поляков, хотя польский контингент участвовал в параде на Красной площади. В июле польских представителей не пригласили на 750-летие основания Калининграда, зато туда прибыли французский президент Жак Ширак и германский канцлер Герхард Шрёдер. Летом в Варшаве избили и ограбили детей российских дипломатов, а в Москве произошли «ответные» нападения на сотрудников польского посольства и журналиста из Польши. После всего случившегося в Польше не могли не обратить внимания на учреждение в том же году нового российского праздника – Дня народного единства – в память о капитуляции польско-литовского гарнизона Кремля в 1612 году. В ноябре 2005 года Россия ввела эмбарго на поставки мяса из Польши, а Польша в ответ заблокировала переговоры о новом партнерском соглашении между Россией и ЕС. Тогда Россия в декабре на время прервала поставки газа. Болезненно отнеслись в Польше и к закладке газопровода «Северный поток – 2» в декабре 2005 года. То, что за ним стояли российские и немецкие интересы, дало повод министру обороны Радославу Сикорскому сравнить его с пактом Молотова – Риббентропа[1384]. В общем, ситуация находилась в точке кипения, и Лем откликнулся на это майской статьей 2005 года «Россия Путина», в которой описывал безрадостные перспективы России ввиду демографической ямы и глобального потепления, в связи с чем ставил российскому президенту в пример Пилсудского как политика, заглядывающего за границы своего срока[1385].

В феврале 2005 года Лема выдвинули на соискание Международной Букеровской премии. Писатель отнесся к этому недоверчиво: «Скорее Земля распадется от удара астероида, чем я получу эту премию. Прием моих книг в англоязычном пространстве всегда был очень скромный. „Сумма технологии“ вообще не издана на английском языке, а „Солярис“ скверно перевели с французского издания. Когда Голливуд начал съемки „Солярис“, американская пресса назвала меня русским писателем! А сейчас на официальной странице Booker International Prize рядом с обрезанным списком моих книг можно найти информацию, будто я проживаю в Австрии»[1386].

В мае 2005 года «Выдавництво литерацке» и «Газета выборча» в рамках Первого всемирного конгресса переводчиков польской литературы организовали в Кракове грандиозный Лемологический конгресс. Как раз вышел последний, 33-й том собрания сочинений, по иронии судьбы содержавший самые ранние произведения Лема и названный «Сороковые годы». Интересно, что вторая и третья части «Неутраченного времени» попали туда лишь частично, ибо Лем запретил публиковать их полностью[1387].

В апреле скончался Иоанн Павел II, чьих взглядов Лем уже давно не разделял, однако не мог не оценить его заслуг в деле слома однопартийной диктатуры. «Это была сильная личность, которая со временем становилась все сильнее. Не надо ходить за оценкой к теологам – самым главным, несомненно, была реакция людей. А люди – не важно, поляки, австралийские аборигены или эскимосы – одним лишь присутствием на встречах с ним демонстрировали свои чувства, а теперь, устраивая разные шествия, выражают свою скорбь», – написал он[1388]. Понтифик совсем немного не дожил до триумфа своих единомышленников в Польше: братья Качиньские осенью 2005 года победили сразу на парламентских и на президентских выборах. Правда, их партии «Право и справедливость» не хватило голосов, чтобы сформировать правительство, и они сколотили коалицию с той самой Лигой польских семей, которая вызвала такую неприязнь у Лема. Тандем президента Леха Качиньского и председателя правящей партии Ярослава Качиньского объявил курс на «моральную революцию» с опорой на социальное учение церкви. «В Польше настала эра Рыдзыка», – мрачно заявил режиссер Анджей Жулавский. Лем был в ужасе. Он даже признался, что покинул бы страну, если бы был на тридцать лет моложе, – но куда ехать? В Швейцарии скучно, в Штатах глупо, ибо там у власти идиоты[1389]. Да и здоровье уже не то.

Писатель слабел на глазах. Его убивали диабет и болезнь почек. В его дом на Клинах все чаще вызывали скорую. Тем важнее, что, чувствуя себя уже довольно скверно, Лем в конце января 2006 года откликнулся на приглашение российского портала «ИНОСМИ» и согласился ответить на вопросы читателей. Вал обрушившихся восторгов ошеломил его. Он будто вернулся в 1960-е, когда советские читатели ломились на встречи с ним, как на концерт рок-звезды, и спрашивали обо всем на свете. Лем с удовольствием отвечал: «В России я был несколько раз, еще в шестидесятые годы, когда моя первая книга – „Астронавты“ – пользовалась незаслуженной популярностью во всех странах бывшего восточного блока. Меня принимали с невероятными почестями, я имел возможность встретиться со множеством известных художников и ученых. Тогда же я познакомился с Высоцким; он пел мне хриплым голосом свои песни. Ужинал в компании космонавта Егорова, из кармана у него торчали спрятанные от воров „дворники“. Меня тайно пригласили на пиршество в частной квартире, где собрался цвет российской науки. В поезде „Красная стрела“, на котором я ехал из Москвы в Ленинград, на завтрак подавали красную икру и грузинский коньяк.