Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков

Обыкновенно еврейские мастера терпят поражения вследствие недостатка объективности – "common sense" (здравого смысла. – С. Д.) согласно английскому выражению. Отягощенный наследственными иллюзиями еврей только в исключительных случаях может превзойти христианина, предки которого тысячелетиями держались привычных фактов. Это присуще и шахматной игре. Здесь рядом с элементом комбинации действует и элемент силы. Первый требует фантазии, второй – оценки.

Если в ошеломляющей комбинации евреи могут быть учителями неевреев, то христиане гораздо больше наделены такими способностями, природная сила которых ломает сопротивление противника»23.

Выражение, написанное по-английски, кажется, более всего выдает авторство Эммануила Ласкера. "Common sence in chess" ("Здравый смысл в шахматной игре") было написано чемпионом мира по-английски и вышло в Лондоне в 1897 г. В социологическом плане правота Ласкера не требует больших доказательств, по крайней мере в отношении прошлого. В наш век шахматы стали чуть ли не заурядной профессией. А количество евреев отнюдь не уменьшается. Хотя в свободном западном и не только западном мире перед ними открыты многочисленные пути. Утверждение, что евреи обладают большими комбинационными способностями, весьма спорно.

Достаточно сопоставить в этих отношениях двух современников – Боголюбова и Шпильмана, чтобы выяснить: оба они как бы слеплены из одного теста. А фундаментальность в одинаковой степени была присуща и Флору, и Карпову.

С. Г. Тартаковер в одной из своих статей писал о еврейском элементе русского Западного края, так много давшего талантов шахматному миру. Объяснение этому факту близко к ласкеровскому: "Вероятная причина этого явления таится в невозможности – ввиду ограничений гражданских прав (в царской России) – влиться иным образом в русло общественной жизни"24.

Ему вторит вдумчивый писатель и шахматный теоретик Е.А. Зноско-Боровский в статье "Евреи в шахматах"25: "Условия жизни еврейства во многих странах, и особенно в Восточной Европе, которая и поставляла за последнее время наибольшее количество шахматных мастеров, как известно, сложились так, что евреи стремились к наиболее либеральным и даже не вполне ординарным профессиям, где не ставился бы вопрос о национальности, где он не служил бы препятствием на пути к совершенствованию и к успехам. Да и сама игра по самому существу своему не может не быть близка складу еврейского мышления". По его словам, евреи занимают выдающееся положение на шахматном поприще: от чемпионов мира Стейница, Шлехтера, Рубинштейна, Нимцовича, Бернштейна, Шпильмана, Тартаковера, Рети и др. Далее он призывает с большой осторожностью выявлять специфические национальные черты. Для примера он берет Эм. Ласкера и его антипода, австрийского еврея Карла Шлехтера.

И вновь повторяет: как можно объединять такие разные творческие личности, как Ласкер, Рубинштейн, Шлехтер или Нимцович. Евгений Александрович предвидит будущее, когда предупреждает: "Все сказанное убеждает нас, с какой осторожностью следует говорить о национальных особенностях в шахматном искусстве, не имеющем как будто никакой связи с грешной землей, с устоявшимся бытом, и в первую очередь эта осторожность должна быть применена в отношении еврейства" (курсив мой. – С. Д.).

Любопытно, что еще до Первой мировой войны на страницах "Нового времени" и журнала "Шахматный вестник" (январь 1914 г.) возникла полемика между Е.А. Зноско-Боровским и А.А. Алехиным по поводу шахматного стиля американского шахматиста П. Морфи.

Невероятно, но Зноско-Боровский упрекал Алехина в солидарности со Стейницем.

Алехин отвечал: "В. Стейниц был, несомненно, очень крупной фигурой, и до того, что он дал нашей царственной игре, теоретической стороне ее, в лучшую свою пору, – очень и очень далеко всем нашим доморощенным философам от шахмат…" В общем, А. Алехин придерживался взгляда В. Стейница на творчество Морфи: он "играл всегда позиционно в широком смысле слова"26.

Петербургский турнир 1914 г. вызвал невиданный ажиотаж, связанный с соперничеством чемпиона мира Эммануила Ласкера с восходящей звездой Хозе Раулем Капабланкой. Интерес был естественным, как естественна смена поколений – кубинец был моложе вельтмайстера на целых 20 лет. Это была жестокая борьба, где гений Ласкера проявился с необыкновенным блеском. Отставая на 1,5 очка после первой половины турнира, чемпион мира в восьми финальных партиях набрал семь очков, и не только отыграл потерянное, но и сумел обойти честолюбивого конкурента на пол-очка, выиграв у него сенсационную партию.

Удивительно и то, что после предварительной половины турнира Ласкер в скрытой форме предугадал окончательный результат: "Мы с Таррашем отстоим от Капабланки на полтора очка. Наверстать это расстояние трудно, и нам придется много потратить энергии, чтобы выбиться на первое место… При таких условиях было бы совершенно бесплодно предсказывать результаты. Всякая, самая невероятная на первый взгляд комбинация может еще осуществиться. Если бы кто-нибудь хотел держать тысячу против одного за такой примерно порядок призеров: Маршалл, Алехин, Тарраш, Капабланка, Ласкер, то я, по крайней мере, без колебания принял бы это пари"27. Взглянув на таблицу этого турнира, мы можем обнаружить, что игроки в действительности расположились в обратном порядке приведенного списка, с незначительной перестановкой мест Алехина и Тарраша. Видимо, этот результат чемпион мира считал наиболее справедливым. Но русское общество в целом болело за Капабланку. И вновь интересную статью опубликовал М. Меньшиков, который внимательно следил за перипетиями борьбы, оставаясь на стороне кубинца, притом страстно болея за Алехина: "Что поделаешь, – объясняет Меньшиков, – чувство русского патриотизма нынче властно звучит даже в сердцах бесстрастных шахматистов, подавляющее большинство которых Евреи.

Они первенствуют в шахматном мире и количественно и качественно. За весьма редкими исключениями почти каждый шахматный маэстро – прямой потомок Авраама.

Непобедимый Ласкер, Яновский, Рабинович, Рубинштейн, Нимцович – дети двенадцати колен Израилевых. Представители остальных наций допущены здесь самою судьбою не более чем в пятипроцентной норме. Израиль на шахматном поле нашел свое возмездие за тот ущерб, который он претерпевает на некоторых других поприщах. Некоторые так и объясняют обилие Евреев среди шахматистов тем, что куда же им деться, если их не пускают ни в военные доктора, ни в чиновники, ни в офицеры. Однако же и в тех странах, где никаких ограничений для Евреев не существует, шахматное поле остается за ними. И Ласкера, и Яновского загнала на их путь не черта оседлости, а внутреннее призвание. Очевидно, самая психология шахматной игры всего более соответствует национальным особенностям еврейского ума. Победа шахматиста всегда основана на

точности расчета, – можно ли удивляться, что победителем чаще всего остается Еврей, привыкший за два тысячелетия своих скитаний и торговой профессии все считать, учитывать и рассчитывать? А среди нас, Русских, так мало хороших шахматистов не потому ли, что мы вообще и за пределами шахматного поля как-то не привыкли в чем бы то ни было руководствоваться строгим расчетом и не грешим излишней предусмотрительностью в жизни. Чигорин и Алехин – редкое исключение, только подтверждающее общее правило"28. Любопытно следить не только за мыслью Михаила Осиповича, но и за правописанием. Он нас отодвигает к половине прошлого века, пользуясь орфографией, когда, скажем, Ф. Булгарин слово "Жид" или "Еврей" всегда писал с прописной буквы. Собственно, прописная буква должна обозначать не одного еврея, а понятие "еврейство". Таковы слова-понятия Меньшикова "Ариец" или "Русский". Конечно, меняется коннотация. Обилие еврейских фамилий вызывает у ярого сторонника черты оседлости ассоциацию с пятипроцентной нормой.

Действительно, в Петербургском турнире 1914 г.: из 11 участников – семь евреев и только один русский (из четырех представителей России) – невелик процент. Но в отношении своих сородичей Меньшиков не прав – русский гений дал несколько чемпионов мира и несколько претендентов на мировое первенство, и их вклад в развитие шахмат вполне ощутим. Единственный русский Чигорин – это немало к этому времени (1914). Он официально был первым претендентом на мировое первенство и сыграл два матча со Стейницем.

Есть еще одна идея у Меньшикова – его убежденность, что евреи-шахматисты мало похожи на других своих соплеменников. Он внимателен, у Капабланки находит примесь негритянской крови. (Капабланка, как известно, был креол. Михаил Осипович был достаточно образован, чтобы подумать о возможности его марранского происхождения.) Вот его описание Ласкера: "Ласкер с пышною и густою шевелюрою, с острым профилем округленного лица, похож скорее на вдохновенного скрипача или виолончелиста, чем на шахматиста. В его фигуре так много вдохновения, что вероятно он умеет внести его даже в игру, основанную на расчете. Это поэт шахматного поля".