Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

Как ни пытался я проявлять объективность и отбросить все те знания о Волдеморте, которыми владел благодаря нашим встречам и разговорам о нем с директором, окончательным ответом было все же "нет". Однако, зная мое прошлое, Дамблдор решил не рисковать и подстраховаться, заодно не упустив возможности укрепить свою сторону еще одним, и судя по затраченным на меня ресурсам, полезным бойцом, начав его воспитание как можно раньше, причем во вполне конкретных областях магических знаний. Дальновидный директор, разобравшись в интересах и характере вероятного кандидата в Пожиратели, постарался максимально использовать меня в грядущей борьбе, зная, что я ценю честность и не кусаю руку, которая меня кормит. Впрочем, "кормящая рука" была неважным сравнением — дело заключалось в тех усилиях и внимании, что оказывали мне в Хогвартсе. Подобно любому восточному ученику, я оставался верен своим учителям, и моя верность не была фальшивой, в чем Дамблдор окончательно убедился после нашего последнего разговора.

Вывод, который отсюда следовал, казался простым и логичным. Убив Дамблдора, Снейп утратил доверие Ордена Феникса и обрел большее доверие Темного Лорда. Хотя я убил Сивого, вряд ли порадовав этим Волдеморта, в глубине души мне казалось, что Темный Лорд не станет слишком печалиться по поводу какого-то оборотня и спишет мой поступок на азарт борьбы и желание "помахать палочкой", как выразился в свое время Аберфорт. Если общий расчет директора подтвердится — в чем я мало сомневался, — мои уроки окклюменции окажутся не напрасными. Поскольку Снейп лишился возможности информировать Орден о планах Темного Лорда, вероятнее всего, этим рано или поздно должен буду заняться я.

Как ни странно, понимание таких перспектив меня успокоило. Я не тешил себя иллюзиями, что полностью разобрался в дамблдоровских играх, но на данном этапе решил прекратить медитации, поскольку ни одной здравой мысли на ум больше не приходило, а желание найти отшельника с каждым днем становилось все сильнее. Я снова начал сражаться с патронусом, закрывая поляну в Запретном лесу отводящими внимание чарами, чтобы на меня случайно не наткнулся Хагрид или какой-нибудь лесной житель, и посылал его бегать по лесу, ища ауру, которая, по моим представлениям, должна была окружать логово Сильвана.

Питоны, к которым я обратился за помощью вскоре после начала поисков, только посмеялись надо мной.

— Когда мы тебе сказали, что к его жилищу не подберешься, это не означало, что мы знаем, где оно находится, — сказал один из питонов. — Мы этого не знаем. Можно весь лес исползать вдоль и поперек, считать, что тебе знакомо в нем каждое дерево и каждый куст, но так и не отыскать никакого Сильвана. Так что твой паразит его не найдет.

— Паразит?! — задохнулся я от возмущения. — Это патронус, а не паразит! Он — часть меня, часть моей личности!

— Ты только послушай, чего они насочиняли! — питон глянул на своего собрата, занимавшегося остатками принесенного мною мяса.

— Люди… — промолвил второй питон с интонациями, указывающими на крайне невысокое мнение о человеческом роде.

— Почему ты назвал его паразитом? — настойчиво спросил я. — Ты имел в виду только патронусов-теней или светлых тоже?

— Потому что ваши патронусы, с которыми вы так возитесь, и есть паразиты, — ответил питон. — Энергия, которую вы призываете своим заклинанием, изначально вам не принадлежит, но когда вы ее призвали, остается рядом и укрепляется за счет ваших ресурсов.

— Патронус порождается положительными воспоминаниями! — возразил я, но питон лишь издал досадливое шипение.

— Он не порождается положительными воспоминаниями, а приманивается ими. Вы приманиваете постороннюю энергию — если угодно, безмозглого, бесформенного духа, которому дарите от своих щедрот определенное визуальное воплощение и заклинаете его на выполнение доступных ему действий.

— Докажи! — потребовал я. — Докажи, что заклинание патронуса не оформляет энергию моих воспоминаний, а призывает постороннюю!

— Вот еще! — усмехнулся питон. — Не буду я ничего доказывать! Я в своих словах уверен, а ты в своих — нет, так что если тебя это волнует, иди и ищи доказательства сам. А про Сильвана забудь. Ты его не найдешь, да он тебе и не нужен.

— Ему знаки покоя не дают, — проворчал второй питон. — Решил, наверное, что его ждет почет и слава.

— А меня ждет почет и слава? — на всякий случай поинтересовался я.

— Нет! — хором ответили оба питона и, стремительно развернувшись, направились к широкому входу в свою нору. Я не стал их задерживать. То, что они рассказали о патронусах, не встречалось в книгах и статьях, касающихся этой темы, однако версию змей не стоило игнорировать. "Жаль, что нет Флитвика, — думал я, возвращаясь в замок, чтобы засесть в библиотеке и полистать подходящую литературу. — Он наверняка знает. Такие вещи легко проверить, если физики изучали энергетическую структуру патронусов".

Следующую пару дней я посвятил поиску информации о возможной связи патронусов и элементарных духов, однако в старых трактатах ни о чем подобном речи не шло, в современной периодике об этом писали мало, а найденные мною статьи оказались настолько мудреными, что я понял лишь их общий смысл, который, к сожалению, никак не был связан с источником возникновения патронусов.

Решив, что лучше дождаться возвращения Флитвика из отпуска, я отправился к паукам. Мне не терпелось проверить свою гипотезу, согласно которой патронус-тень — точнее, его обладатель, — имеет власть над темными созданиями: пусть не над дементорами, так хоть над арахнидами. Если эти предположения оправдаются, у меня появлялась возможность спросить, не знают ли они, где живет Сильван.

Приближаясь к гнезду и уже видя перед собой висящую на серых ветвях паутину, я вдруг подумал о Снейпе, о тех словах, что он сказал мне, когда я вернулся отсюда с Хагридом и телом Арагога. "Знай Снейп, что я сейчас собираюсь делать, он бы разозлился", подумал я, замедляя шаг, но уже в следующую секунду признался, что лгу себе. Он бы не разозлился. Он бы разочаровался. Насущной необходимости идти к акромантулам не было — меня влекло пустое любопытство, и несмотря на всю свою уверенность, я понимал, что риск существует, и риск этот абсолютно бессмысленный.

Однако поворачивать назад было уже поздно. Гнездо находилось прямо передо мной, и оттуда, из темного прохода под нависшей паутиной, выползал здоровенный паук. Он приближался неторопливо, уверенно, спокойно, словно давно ожидал моего визита. В паре метров от меня паук остановился, приподнялся над землей и проговорил:

— Ты принес нам вести?

— Вестей пока нет, — ответил я, не представляя, что все это значит. Паук не шелохнулся.

— Мы ждем их с нетерпением, — сказал он. — Ждем, когда Темный колдун снова призовет нас на службу. Некоторые из нашего племени сражались под его началом и еще не забыли вкус человеческой крови. — Паук сделал паузу. — Сообщи нам, когда он вернется. Мы знаем — ты тоже его ждешь.

Паук развернулся и направился было к гнезду, но с моей точки зрения разговор был не закончен.

— Стой, — сказал я, и к моему удовольствию паук замер, приподняв переднюю ногу. — Отшельник кентавров. Ты знаешь, где он живет?

Паук снова повернулся, но на этот раз не стал подходить.

— Он слишком силен для тебя, — ответил арахнид. — Не ищи его.

Я молчал в раздумье. Паук постоял еще немного и, не дождавшись ответа, исчез в гнезде. Некоторое время я смотрел на темный вход в логово, а потом отправился обратно в замок.

Наверное, паук был прав, и искать Сильвана не стоило. Нам не о чем говорить. Слова Фиренца о созвездии силы не произвели на меня впечатления, напротив, только раздосадовали: я всегда старался, чтобы на меня обращали как можно меньше внимания, и быть в чужом созвездии — пусть даже в созвездии силы, — совсем не хотелось. Однако судьба в лице Дамблдора распорядилась иначе.

По возвращении в Хогвартс мое настроение совсем упало. Хагрид со Снейпом оказались правы — сопереживать другим я не умел и понимал чужие эмоции только потому, что знал, какая эмоция следует за каким событием. За смертью — печаль. За удачей — радость. А если смерть и удача одновременно?

Такие тонкости были мне недоступны. Я стремился рационализировать все, в том числе и собственные эмоции. Возможно, уроки Снейпа сделали из меня хорошего окклюмента, иначе вряд ли Дамблдор включил бы меня в свой стратегический план, но теперь чувства были последним, о чем я думал. Все эти недели я анализировал и размышлял, выстраивал схемы или пытался интуитивно понять ход мыслей Дамблдора, однако ни разу не задумался о том, как сейчас чувствует себя мой учитель. Зная отношение Снейпа к директору, что бы тот ему ни сказал, как бы не аргументировал просьбу о своем убийстве, этот ход представлялся мне неоправданно жестоким.