Берия. Лучший менеджер XX века. - Сергей Кремлёв

Причем Шефов умудрился как бы укорить Берию даже тем, что дачу хотели отдать детишкам, потому что дальше он сообщает:

«После ареста Берии вновь встал вопрос о даче «Ближняя», и ее решили передать в ведение Центрального музея В.И. Ленина на правах филиала, чтобы создать там музей И.В. Сталина».

Намек понятен — «обезвредивший» «изверга» Хрущев Сталина почтил, а вот «изверг» Берия памяти вождя не чтил. Значит, он его и укокошил. «Логика», достойная Элизы Дулитл, еще не образованной профессором Хиггинсом.

А ведь факт-то Шефова — в пользу Берии, уважаемый читатель! Не так ли? С одной стороны, что это за музей Сталина на дальней окраине столицы? С другой стороны, для детского санатория очень подходит. Да и память Сталина так была почтена бы наилучшим и самым человечным образом.

Сегодня кое-кто из либералов претендует на «объективный» подход к «феномену Берии». Скажем, Олег Хлевнюк, главный редактор журнала «Горбачев-фонда» «Свободная мысль», в № 2 за 1995 год этого журнала опубликовал статью «Берия: пределы исторической «реабилитации». Я к ней еще вернусь, однако название говорит само за себя.

И такие вот Хлевнюки и Наумовы склонны сейчас рассматривать Берию как «прагматика», якобы стремившегося к деполитизации и деидеологизации советского общества. Это, конечно, чепуха!

Берия был убежденным большевиком… Как часто, рассуждая о природе большевистской партии, сегодня видят в ней партию исключительно разрушителей старого мира. Даже Елена Прудникова убеждена: «В нее собирались оппозиционеры-экстремалы, борцы с режимом, то есть по психологическому типу разрушители, созидателей там было крайне мало»…

Увы, это не более чем заблуждение, умело сформированное в последние пятнадцать лет… А ведь партийный гимн «Интернационал» сообщал: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…»

Это «затем» из виду и упускают, а дальше-то идет: «…мы наш, мы новый мир построим»! Так что уж, пардон, партия большевиков была партией строителей, почему ее идеи и привлекли строителя по натуре Берию сразу после падения самодержавия.

Перед Февралем 1917 года в партии большевиков было до 60–80 тысяч членов, и большинство из них не было ни профессиональными революционерами, ни «экстремалами», зато в этой партии было много сознательных и развитых рабочих. Собственно, весь интеллектуальный, так сказать, цвет рабочего класса России был к 1917 году большевизирован.

А относительно целей большевиков я сошлюсь на мнение уже однажды мной цитированного Лорена Р. Грэхэма, профессора Массачусетского технологического института. Он в 1987 году писал, что первоначальное обещание русской революции для тех, кто ее поддерживал, заключалось в рациональном руководстве обществом и что большевики рассматривали революцию 1917 года как решающий прорыв в сторону социальных преобразований, являющихся ключом к прогрессу. Как видим, тут речь исключительно о созидании, да еще и небывало масштабном. Ни один капиталистический концерн не мог бы дать Берии возможностей созидания того масштаба, какой он обрел на службе Советской России! Недаром он в разговоре с управляющим делами Совмина Помазневым гордо заметил о высотном здании Московского университета, что «это здание равно капиталам Дюпона и других американских миллиардеров».

И это прямо перекликается со строчкой Владимира Маяковского:

«У советских — собственная гордость!На буржуев смотрим свысока»…

Угу! С высоты МГУ имени Михайлы Ломоносова!

Нет, Берия был убежденным большевиком. Но, будучи человеком умным и деловым, он понимал, что:

1) общество идейно сильно не тогда, когда носит на демонстрациях портреты «вождей», а когда эти вожди «живьем» живут во имя тех идей, которые провозглашают, то есть не раскатывают по горным курортам и не гоношат деньгу, а постоянно заняты проблемами развития общества;

2) крепость политической системы в режиме ее нормального, а не экстремального, функционирования определяется уровнем оптимизации ее экономической основы и уровнем научно-технического и технологического развития производительной сферы как базы для роста благосостояния народа;

3) многонациональное государство едино тогда, когда политика центрального правительства реально выбивает у националистов почву для любых их пропагандистских усилий.

В этом смысле Берия действительно был прагматиком и в этом направлении начал действовать сразу после смерти Сталина. Его инициативы впечатляли как своим потенциалом, так и охватом всех, по сути, сторон жизни общества.

Он имел конкретные предложения в сфере: а) государственного управления, б) экономики, в) оборонной политики, г) внутренней общегосударственной и национальной политики, д) внешней политики.

В СФЕРЕ государственного управления он брал четкий курс на перенос центра управления экономической и хозяйственной деятельностью, включая масштабные оборонные проекты, из ЦК в Совет министров. Собственно, вся наиболее перспективная оборонная работа и так велась в рамках деятельности Спецкомитета при Совмине СССР, но остальное…

Разные взгляды на приоритеты власти проявились уже на похоронах Сталина. Тогда на Мавзолее выступали трое: Маленков, Берия и Молотов. Все три речи были достаточно схожи весьма бесцветной официозностью — особых страстей и ярких мест в них не было.

Однако Маленков раз за разом употреблял формулу «Коммунистическая партия и Советское правительство», Молотов также подчеркнуто пользовался формулой «Советское государство», партию практически не помянув, а Берия еще более настойчиво говорил о «Советском правительстве», не отказывая, впрочем, партии в праве быть «ведущей силой советского общества».

Ведущая — не руководящая и направляющая. И упор Берии на Советское правительство был достаточно красноречив. Причем это было как раз то, к чему вел и Сталин. Он ведь еще при жизни Жданова в ответ на замечание последнего о том, что давно не проводился съезд партии, сказал примерно следующее: «Что партия… Партия превратилась в собрание аллилуйщиков». И тогда же Сталин признал, что война доказала: антисоветских элементов в советском обществе было меньше, чем «нам докладывали»… И тогда же Сталин предложил: «Надо покаяться» — перед народом, естественно.

Ответом ему было молчание, поддержали его только Жданов и Вознесенский (последнему это ничего не стоило, он репрессии не организовывал). Впрочем, если Сталина поддержал и Берия, то это в позднейшие воспоминания — даже изустные — попасть не могло.

Публично покаяться можно было лишь при живом Сталине — это прибавило бы уважения и авторитета в народе как ему, так и партии. Каяться же после его смерти означало бы косвенно подрывать этот авторитет. Хрущев так позднее и сделал, не покаявшись, конечно, а все свалив на «тирана» Сталина, но что с партократа можно взять, кроме двуличия и фальсификаций?

Берия предпочитал исправлять перекосы и ошибки делом. Однако политическая реформа организации жизни общества являлась непростой перспективной задачей. А вот в сфере экономики новые инициативы Берии проявились сразу же и вполне внятно. Он всегда мыслил масштабно, его управленческие решения то и дело «стоили» миллионы, десятки, сотни миллионов рублей. С другой же стороны, он всегда требовал расходовать не больше, чем нужно. И особенно ярко эта его черта проявилась уже через шесть дней после назначения первым заместителем предсовмина.

21 марта 1953 года Берия направляет в Президиум Совмина СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации 20 крупных объектов, строительство которых «в ближайшее время не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства». Объяснялось все тем, что Сталин с начала 50-х годов поддался определенной гигантомании, и это сказалось в разработке ряда амбициозных проектов. Например, в сентябре 1950 года было принято Постановление Совмина о строительстве Главного канала Амударья — Красноводск, об орошении и обводнении земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Амударьи и западной части пустыни Каракум.

Вначале стоимость Большого Туркменского канала оценивалась в несколько миллиардов рублей, но потом выяснилось, что реально необходимо будет затратить тридцать миллиардов. Имея в виду проекты типа Главного Туркменского канала, Берия писал:

«Прекращение или ликвидация некоторых объектов строительства целесообразна также вследствие того, что эти стройки требуют значительного количества металла, строительных и других технических материалов, оборудования, а также рабочей силы… Считаю необходимым прекратить или полностью ликвидировать строительство… общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей…»