Трилогия: Плацдарм, Гарнизон, Контрудар - Игорь Недозор

Насмотрелся на всякие безобразия - от скандалов из-за немногочисленных женщин - служащих Советской армии с драками и чуть не дуэлями, и питья вроде как почтенными отцами-командирами, седыми полковниками жидкости из тормозной системы КамАЗов, и заканчивая особо зверской дедовщиной. А уж если заводится дедовщина в воюющих частях, то не зверской она быть не может. Он-то подобного у себя в роте не допускал, хотя приходилось воспитывать особенно обнаглевших кулаками, а у соседей бывало, что обиженный солдат расстреливал своих сослуживцев, по нескольку человек сразу, а родителям убитых сообщали: «Ваш сын геройски погиб, выполняя свой интернациональный долг».

Интересно, как там земляки в их бывшем мире, справляются ли они с ситуацией? А может, уже закончили все дела «за речкой».

Но вот в гарнизоне результат налицо - у них под носом завелось этакое специфическое «темное братство».

Геннадий Тупиков оправил белый застиранный халат. Швы угрожающе затрещали, и лейб-медик Октябрьска, как его иногда называли «господа офицеры», подумал, что, пожалуй, придется-таки скоро заказывать новый, уже у городского портного, из здешнего грубого полотна.

В этот час он был в горсанчасти почитай что один. Двое его помощников, Вася Ромов и Зиновий Сумской, отпросились на пару деньков отдохнуть, а третий, Саня Ермолаев, срочно укатил на горные пастбища, где начался падеж скота - по первой специальности он был ветеринар.

Во всем помещении оставалось только полдюжины больных и два медбрата - оба местные уроженцы из числа караванщиков, заболевших в дороге и, как тут водится, оставленных своими караван-баши на произвол судьбы. Исцелившись, они так и остались при больнице. И хотя так толком язык пришельцев и не выучили, но компенсировали свою воистину средневековую темноту редкостным трудолюбием и почти мистическим преклонением перед главврачом. То есть им, Тупиковым Гэ Рэ, который, видимо, казался им чем-то вроде жреца или мага.

Ну а раз вроде нет серьезных больных, новых пациентов тоже не ожидается, то можно вернуться к работе, порученной шефом (так Тупиков звал Макеева - не князем же, в самом деле, титуловать майора), - написанию учебника по медицине.

Гена разложил перед собой аккуратно нарезанные листы газетной бумаги, макнул перо в чернильницу, привычно пожалев об оставшихся в ином мире шариковых ручках, как вдруг услышал за спиной грубоватый смешок.

Признаться, первой, пришедшей в голову, была мысль о ПМ, давно валявшемся без толку в ящике стола.

- Ну, старшина, как, принимать страждущих больных будем?

Тупиков мысленно выругался.

Манера командира взвода быстрого реагирования являться в гости бесшумно и наслаждаться эффектом бесила не только его одного.

- Заходите, Виктор Петрович, присаживайтесь, - тем не менее вежливо предложил Тупиков, внутренне подавляя позыв вытянуться перед старшим лейтенантом по стойке «смирно». - На что жалуемся?

- На Аргуэрлайл, - коротко бросил Шмаков.

- Ну, это, увы, неизлечимо, - ответил бывший старшина шуткой на шутку пациента.

- Да понятное дело… - криво ухмыльнулся взводный. - Но от простых-то болезней медицина наша чем-то может помочь?

«Неужто венерологию поймал наш герой?» - с неожиданным злорадством подумал главврач.

- Голова что-то стала кружиться и болеть, приступы временами - как в тиски башку зажали! И в ушах не то чтобы звенит, а как будто… шепчется кто-то. Знаешь, как… ну, не знаю, вот мыши летучие так пищат, слыхал когда-нибудь? Еле-еле слышно, а как будто… И еще - чувство временами такое нехорошее, будто смотрит на тебя кто. Нехорошо так смотрит. Помню, так в Афгане бывало, когда «духи» тебя выцеливают из «зеленки»… Может, думаю, контузия разыгралась… А? Что посоветуешь, лепила?

- Что посоветую? - Гена сжал губы. - Посоветую, Виктор Петрович. Просто надо бросить курить ту дрянь, которой вы дымите как паровоз.

- Так и знал… - фыркнул старлей. - Дрянь у тебя в голове, а я анаши этой мешок уходил еще когда парился под Гератом - и ни в одном глазу. А анаша та была со здешней не сравнить - термоядерная! И вообще, ты, салага, этого не поймешь, потому что настоящей войны не нюхал. А я вот был в таких делах, что без травки бы точно свихнулся! Знаешь, как после боя трясет и корежит? Так что «мотор» твой вот-вот сдохнет. А затянулся пару раз - и отпустило.

Тупиков в ответ лишь молча развел руками, показывая всем видом, что, дескать, мое дело предупредить…

- Ладно, пан доктор, - вздохнул офицер, - видать, и в самом деле медицина наша только банки ставить умеет. Эх, не догадались наши начальники хоть одного нормального военврача в дивизион запихнуть, да кто ж знал…

- Раз вам медицина наша не нравится, то сходите к шаманам или в храм Грайни, - почему-то потупившись, ответил Гена. - Может, они чего посоветуют.

- Ага, посоветуют, - фыркнул спецназовец. - Шаманы завывать начнут да чертей своих гонять. А грайнитки эти зеленые посмотрят, как Ленин на буржуазию, да и скажут так, губки кривя: ты, дескать, много людей убил, а детей ни одного не сделал - оттого Хозяйка Жизни на тебя и сердится. И вообще, на тебе печать какая-то стоит… Детей, ха! Я, что ли, виноват, что ни одну здешнюю шлюшку не обрюхатил?

- Подательница, - механически поправил медик.

- Чего? - наклонился к нему Шмаков.

- Подательницей Жизни ковен Грайни зовет свою небесную покровительницу.

- Да по мне хоть подательницей, хоть продавщицей, хоть кладовщицей, - махнул рукой Шмаков. - Дел мне только все это запоминать…

- А что за печать-то? - переспросил вдруг Тупиков, потому как смутно припомнил что-то такое, связанное с печатью, что мелькало в разговорах грайниток.

- Я-то откуда знаю? - раздраженно передернул старлей плечами. - Ладно, медицина, уж если посоветовать толкового все равно не сможешь, так, может, хоть лекарства дашь?

- Это какого? - встревожился Гена, ибо лекарства были его настоящей головной болью - куда там выдуманной шмаковской.

- Какого-какого? Будто сам не знаешь? Того, которое вы, доктора, глушите почем зря, - осклабился гость. Ну, в соответствии с эмблемой. - Он довольно невежливо ткнул пальцем в ворот песчанки с латунными значками мед службы. - Знаешь, как ее называют? Змея в стакане, ха! Короче, спиртяшки не плеснешь?

И каким-то непонятным чутьем старший лейтенант выразительно посмотрел в сторону тяжелого резного шкафа, где бывший санинструктор как раз недавно поставил большую двухлитровую бутыль настоящего девяностоградусного спирта - тройной перегонки, дважды профильтрованного через толченый древесный уголь и вымороженного в больничном леднике. И не далее как завтра с утра он собирался приступить к приготовлению на этом спирте настоя специально подобранных им степных лечебных трав. Так что покушение на его сокровище вызвало неподдельное возмущение медика.