снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

она, утром она в школе училась, но продавщица схватила ее за руку и собиралась звонить в милицию. Но тут в магазин заглянул Федька, вроде как сам по себе и за молоком, послушал продавщицу и тут же сказал, что десятку спер он. Утром заходил он, увидел, что касса открыта, ну и достал. Только в милицию звонить не надо, позвоните папе, так всем будет гораздо лучше, фамилия у него Сватов. Продавщица немного подумала и позвонила отцу Федьки. Он пришел через двадцать минут и разобрался. Вернул десятку в кассу, десятку продавщице за беспокойство и забрал Федьку. Федька с отцом отправились домой, а Кристина домой к себе. На следующий день Федор, как всегда, зашел за Кристиной утром и хвастался, что отец избил его сапогом.

Однажды Кристина и Федор отправились купаться на третьи пески, в тот год там намыло настоящую песчаную дюну. На улице Стадионной на них напал сенбернар. Кристина растерялась, Федька же повел себя неожиданно. Сенбернар прижимал их к забору, рычал и собирался кинуться, Федька спокойно выбил из забора штакетину и протянул псу. Сенбернар вцепился, и Федька тут же ткнул штакетиной ему в пасть. Федька хитрый, два гвоздя на конце разорвали язык и нёбо, собака убежала. Федька не был трусом.

Однажды семиклассники играли в сифу, но не в простую, а в дикую, в которой полагалось кидаться не тряпкой, пропитанной водой и мелом, а стулом. Кристина торопилась в класс и попала на линию огня. Стул попал Кристине в ногу, больно, но Кристина не заплакала, до класса дошла, хромая. Федька отправился к семиклассникам разбираться. Семиклассники его хорошенько поколотили, синяки сходили две недели. Кристина хотела поблагодарить Федьку, но ему, кажется, было все равно, он зевнул и плюнул.

А на Восьмое марта Федька подарил Кристине серебряное колечко.

Это был лучший подарок в классе, над Федькой смеялись и дразнили «женихом», Федька огрызался. Кристину не дразнили, но девочки с ней разговаривали гораздо меньше, завидовали и злились.

И все равно Федька ей не нравился. Нос у него как раздавленный, как вишню недозрелую шмякнули, с таким носом мимо жить надо, а Федька туда же. Не нравился, да деться от него некуда, привязался как клещ, сколько не тряси — не соскочит. Хорошо летом — на каникулы приезжали другие ребята, а в прочее время спасу от него никакого.

Летом приезжали другие, с ними было интереснее. Они рассказывали о городах — больших, настоящих, веселых, где есть бассейны, ледовые дворцы и кружки космонавтов, где можно сходить в кафе и купить мороженое из мороженого автомата.

Федька спорил, говорил, что Чагинск город отличный, а если кому не нравится, пусть сюда каждое лето не ездит, сидит в своей Инте и в Мурманске, хороший Чагинск город. Кристина соглашалась, но на самом деле видела, что это не так.

А Федька уже не стеснялся — не поджидал возле калитки, а заходил во двор и сидел на скамейке, лузгал семечки. Матери Кристины он тоже не нравился, а отцу было плевать. Сама Кристина не то чтобы привыкла, ей просто надоело бороться с Федькой, к тому же она рассчитывала, что через два года уедет поступать в педагогическое училище на младшие классы, а после этого в Чагинск не вернется вовсе, отправится в Кострому. Устроится работать и будет поступать в университет, и никакого Федьки больше никогда не увидит, потому что после университета переберется еще дальше. Не нравился ей Федька, а отца ее, Алексея, назначили бригадиром обходчиков, он стал работать больше и возвращаться домой реже. А однажды не вернулся вовсе, передал письмо, что нашел другую и станет жить с ней. Мать Кристины ездила разбираться, но вернулась ни с чем, Алексей намеревался разводиться и переезжать в Мантурово.

Мама плакала, а Кристина печалилась не очень, без отца дома было спокойнее, самому главному — бить в нос — он ее научил. Она решила, что забудет его. Забудет отца, забудет дом и город забудет, она очень любила Чагинск в семь лет и не любила его в четырнадцать, в четырнадцать на свой день рождения она снова встретила нянечку. Кристина не видела ее давно, кажется, нянечка долго болела или вовсе умерла, но оказалось, что это не так, нянечка не умерла, хотя сильно постарела. Она схватила Кристину за руку и велела бежать.

В шестнадцать Кристина окончила восьмилетку. Она не отмечала выпускной. Она не пошла на последний звонок, забрала аттестат у секретаря. Она бы предпочла и уехать на следующий день, но не получилось, уехала через неделю. Подала документы в педагогическое училище, ее приняли. Однако выяснилось, что в общежитие заселяли с сентября, и ей пришлось вернуться в Чагинск.

То лето было самым длинным, казалось, что оно тянулось целый год и никак не могло закончиться. Кристина читала, смотрела за огородом, из дома выходила редко, в конце августа собрала вещи и уехала снова.

На летние каникулы Кристина не возвращалась, проводила их в Галиче, работая в летнем лагере. Мать иногда ездила к ней сама.

Федька устроился в ПТУ, учиться на водителя. По утрам, шагая на учебу, он проходил мимо ее дома, но так и не решился спросить адрес. Потом его забрали в армию, во внутренние войска.

Зимой Кристина все же вернулась из Галича, но никогда не рассказывала, что там произошло и почему она вернулась. Учебу она так и не закончила, и устроиться в обычную школу не смогла, поэтому пошла в музыкальную, сначала мыла полы, потом оформилась методистом. Там было хорошо, хотя платили мало. А когда родился сын, стало сложнее.

Она не досидела декрет, вышла на шестом месяце, с Костей возилась мама.

Иногда она встречала в городе нянечку. Та постарела еще больше и редко бывала в уме. Нянечка рассказывала, что в городе воняет смертью. Что шушун вышел из топей и теперь живет среди них, а горожане предались ему и прядут его шерсть, что на многих лежит печать, беги, зачем ты вернулась? Кристина давно не верила в шушуна, не умела прятаться, и бежать ей было некуда.

Федька вернулся из армии и поступил в милицию.

Снаткина достала баночку «звездочки» и погрузила палец в баночку. Не шевелила им, словно ожидая, что палец сам наберет бальзама, наверное, минуту впитывала мазь, а потом вынула палец и приложила его мне ко лбу. Сопротивляться сил не было. Я лежал на койке, Снаткина сидела рядом и держала палец у меня на лбу. Бальзам из пальца проникал прямиком в мозг