Убить волка (СИ) - Priest P大

Чан Гэн открыл рот, но в его словах было немного искренности:

— Брат-император [1], пожалуйста, позаботьтесь о себе.

Могло показаться, что это не он недавно желал убить Ли Фэна.

Стоило Яньбэй-вану только заговорить, как потрясенные гражданские и военные чиновники в тронном зале один за другим поспешили любезно поддержать его:

— Ваше Величество, пожалуйста, позаботьтесь о себе.

Ли Фэн медленно перевел взгляд на Чан Гэна. Формально тот считался его единственным младшим братом, но правитель очень редко уделял ему внимание. С тех пор как Его Высочество четвертый принц Ли Минь получил титул и был принят ко двору, он не только практически никогда не высказывал своего мнения, но и не спешил знакомиться с другими придворными сановниками. Ни разу не воспользовался он и именем Гу Юня, чтобы завязать беседу с военными чинами. Лишь иногда юноша обсуждал «Шицзин» и «Шуцзин» [2] с парой бедных ханьлиньских академиков.

Выражение лица Чан Гэна совершенно не изменилось: он словно и не замечал направленного на него внимательного взгляда, сохраняя полное хладнокровие.

— Раз генерал Чжао пожертвовал собой, то некому будет защитить воды Восточного моря. И как только иностранцы повернут на север, то смогут напрямую прорваться в порт Дагу [3]. Пока не поздно, прошу брата-императора избавиться от всех отвлекающих мыслей и быстро принять решение.

Разумеется, Ли Фэн и сам это понимал, но на душе у него была полная неразбериха, отчего он лишился дара речи.

Когда дядя Императора, князь Го, которого уже утомили окружавшие его бесконечные пересуды на улицах и рынках, бросил из-под полуопущенных век взгляд на правителя, то наконец набрался смелости и высказал свое мнение:

— Ваше Величество, северный гарнизон в предместьях столицы — самый крупный из всех, которыми мы располагаем. На многие ли вокруг сплошная равнина. Если дать здесь бой врагу, то преимущество будет не на нашей стороне. Более того, расследование дела о восстании Тань Хунфэя еще не закончено. Северный гарнизон остался без сильного лидера. Если всех морских драконов в Цзяннани уничтожат, что станет с северным гарнизоном? Кто тогда сможет гарантировать неприступность стен столицы? Самым удачным решением сейчас было бы... как насчет... ох... — князь Го осекся, чувствуя, что взгляды всех присутствующих в тронном зале генералов впиваются ему в спину подобно стрелам байхун.

Старый хрыч еще собственный зад не успел подтереть, а уже раздавал советы. Стоило подняться небольшому ветру, как у него хватило наглости предложить Его Величеству перенести столицу. Если бы не внезапное нападение внешних врагов и общая неразбериха во внутренних делах, за одно это предложение его бы, наверное, разорвали на куски и сожрали.

Побледневший князь Го сглотнул, не решаясь выпрямиться и поднять на своего правителя взгляд.

Выражение лица Ли Фэна оставалось совершенно непроницаемым. Сначала он молчал, не обращая на дядю внимания, потом наконец заговорил:

— Приказываем восстановить Тань Хунфэя в должности, дав ему шанс искупить свою вину заслугами... Мы собрали вас здесь для обсуждения сложившейся ситуации. Если кто-то еще намерен и дальше нести чушь, то пусть выметается вон!

В порыве отчаяния даже Император может кричать и ругаться как рыночные торговцы, которые работают не покладая рук. В тронном зале повисла мертвая тишина. Лицо князя Го то бледнело, то краснело.

Раздраженный Ли Фэн обратил внимание на военное министерство:

— Дорогой сановник Ху, ты отвечаешь за военные дела и имеешь право распоряжаться указом «Цзигу Лин». Как нам следует поступить?

Природа наградила военного министра вытянутым лицом, бледным и худым, какое часто бывает у тех, кто недоедает. Имя его — Ху Гуан — его имя звучало как «тыква», поэтому некоторые за глаза называли его министр Тыква [4].

От волнения его и без того болезненное лицо словно запузырилось и покрылось волдырями, отчего он еще больше стал похож на горькую тыкву [5]. Формально именно военное министерство, обладавшее хорошей репутацией, имело право распоряжаться указом «Цзигу Лин», но разве хватило бы министру смелости принять подобное решение? Ведь тот был не более чем кистью в руках Императора, а разве вправе кисть иметь собственное мнение?

Ху Гуана бросило в холодный пот, когда он неуверенно пробормотал:

— Ох... Ваше Величество правы, столица — сердце Великой Лян. Именно здесь сосредоточены надежды всех жителей страны. Разве можем мы позволить этим иностранцам ходить, где им вздумается? Это совершенно немыслимо! Мы должны сражаться за столицу не на жизнь, а на смерть! Если отступим, разве это не уронит боевой дух армии?

Ли Фэну уже не хватало терпения выслушивать по кругу пустую болтовню, поэтому он перебил министра:

— Мы просили тебя дать совет по поводу стратегии!

У Ху Гуана не нашлось, что на это ответить.

Все пристально смотрели на князя Го, но отчасти тот был прав. Если главнокомандующий флота Цзяннани уже отдал жизнь за Великую Лян, то кто защитит страну в Восточном море? Как распределить морских драконов и начать военные действия?

А если иностранцы выдвинутся на север, то сколько выстрелов вражеской артиллерии смогут отразить местный гарнизон и императорская гвардия?

В каком-то смысле нельзя было отрицать смелости князя Го, решившего высказать вслух то, что другие побоялись — правду.

Ху Гуан внезапно превратился в тухлую горькую тыкву. Холодный пот стекал по его спине подобно забродившему соку.

И тут в разговор решил вмешаться Чан Гэн, он вышел вперед и сказал:

— Не желает ли брат-император меня выслушать? — Ху Гуан был тронут и посмотрел на него с благодарностью. Чан Гэн тактично и мягко улыбнулся: — Прошу моего брата-императора для начала умерить свой гнев: как нельзя собрать пролитую воду [6], так и невозможно воскресить мертвых. Положение тяжелое на всех четырех границах государства, и это уже известный факт, бессмысленно спорить с этим или гневаться. Поэтому лучше подумать над тем, как наверстать упущенное время.

Вероятно, из-за того, что Чан Гэн довольно долго странствовал вместе с монахом, мирские заботы не затронули его. Стоявший в тронном зале молодой юноша был наделен выдающимися талантами и привлекательной внешностью. Он оставался невероятно спокоен, и этот внутренний покой невольно усмирял бушующее внутри него пламя ярости.

Незаметно подавив рвотный позыв, Ли Фэн перевел дыхание и махнул рукой:

— Продолжай.

Чан Гэн повиновался:

— Сейчас четыре пограничных региона Центральной Равнины охвачены огнем, кавалерию передислоцировали, но провиант и фураж еще не поступили. Вскоре неизбежно возникнет проблема нехватки ресурсов, поэтому ваш подданный нижайше просит брата-императора открыть государственную казну и направить весь цзылюцзинь войскам. Это первое.

— Да, хорошо, что ты напомнил нам об этом, — Ли Фэн уже повернулся к министерству финансов. — Совместно с другими министерствами приказываем вам немедленно...

— Брат-император, — перебил его Чан Гэн. — Ваш подданный просил направить войскам весь требуемый цзылюцзинь, поскольку в чрезвычайной ситуации указ «Цзигу Лин» стал помехой. Действия генералов итак существенно ограничены, брат-император действительно желает связать им руки и ноги и отправить воевать?

Если бы кто-то другой осмелился произнести подобные слова вслух, то они прозвучали бы невероятно оскорбительно, однако в устах Яньбэй-вана предложение не вызвало ни у кого негодования.

Ху Гуан, ненадолго выпавший из разговора, поспешил с ним согласиться:

— Ваш подданный поддерживает предложение.

Не дожидаясь, пока Ли Фэн заговорит, группа чиновников из министерства финансов высказала свое недовольство, министр финансов резко повысил голос:

— Ваше Величество, мы ни в коем разе не можем так поступить. Хотя поставки цзылюцзиня в армию действительно покроют текущие потребности, но позвольте вашему поданному задать пару неприятных вопросов. А что, если война затянется? Мы решим текущую проблему, но что мы станем делать завтра? Готовы ли мы проедать запасы топлива, предназначенные для следующего года?