Волшебники - Майк Эшли

— Бенетан Лисс.

Ровный невыразительный голос, назвавший его по имени, проник в причудливый многоэтажный сон. Лисс повернулся на другой бок и бессознательно натянул на голову тяжелое одеяло.

— Бенетан, поторапливайся. Вставай.

На этот раз в сон вторгся не шепот, а приказ, побуждающий к безотлагательному исполнению.

Снившееся Бенетану двухголовое чудище дрогнуло и исчезло, и он пробудился в черной темноте, готовой поглотить колеблющийся огонек пламени. Чуть выше огонька в темноте светились два глаза. Когда собственные зрачки Лисса расширились, он различил не только глаза, но и неясные очертания — призрак человека.

— Что… — Бенетан проглотил незаконченный вопрос: разум включился в работу.

Из темноты появилась рука; огонек осветил тонкие пальцы и сложенную чашей ладонь. Посетитель слегка дунул на пламя, и оно разгорелось ярче, озарив узкое лицо неверным светом. Игра черных и серебристых теней усложняла, не давала понять его выражение.

— Савринор… — Остатки сна испарились, и Бенетан Лисс понял, что окончательно проснулся. — В чем дело? Который час?

— Восход второй луны, — ответил Савринор. Официально он именовался летописцем, но его должностные обязанности простирались неизмеримо дальше беспристрастного изложения происходящих событий.

Он подошел к окну и отодвинул занавеску. В комнату скользнул холодный луч, посеребрил длинные белокурые пряди волос Савринора, резче обрисовал хищный профиль с тонким орлиным носом.

Савринор прикрутил фитилек лампы, освещавшей изголовье кровати Бенетана.

— Друг мой, ты бы лучше оделся. Этой ночью никому из нас больше не удастся поспать. — Во мраке, который не в силах был рассеять ни лунный свет, ни свет лампы, бледно-голубые кошачьи глаза историка встретились с глазами Бенетана. — Наконец умирает Верховный маг.

— Сегодня ночью? Как ты можешь это знать?

Савринор пожал плечами — скудный, по весьма выразительный жест.

— У меня есть уши, которыми я слышу. Внизу какое-то движение, перемещается остов замка, и уже ползут слухи, что Врата Хаоса приоткрываются с дальнего конца. А ты не хуже меня знаешь, что это может означать только одно.

— Эмиссар?

— За его душой.

Слабая улыбка тронула губы Савринора, не согрев его холодного взгляда.

— Я бы сказал, что произойдет это еще до рассвета, — продолжал историк. — Ты угодишь нашим повелителям, если предвосхитишь их приказы: будь готов к тому времени, как они пошлют за тобой.

Бенетан начал было:

— Если ты прав… — но, подумав, не стал заканчивать вопрос. Савринор никогда не ошибался. Такого он просто не мог себе позволить, балансируя, будто на лезвии бритвы, на границе, разделяющей два лагеря.

Бенетан свесил ноги с кровати и встал. Проговорил:

— Я твой должник.

— Нет, что ты… — Восхищение с легким оттенком зависти сквозило во взгляде Савринора, наблюдавшего, как Бенетан тянется к одежде. — Это я все еще обязан тебе за ту смуглянку, что ты мне привез из последней вылазки.

Бенетан резко обернулся, в сузившихся глазах мелькнул сарказм.

— Да она тебе наскучила за четыре дня.

— Возможно; но развлечение было приятным. Так что, скажем, услуга за услугу, — вновь улыбнулся Савринор, — чтобы сравнять счет.

Савринор всегда помнил оказанные и полученные им любезности. Он, следуя хитрому и подчас непостижимому моральному кодексу, непременно отдавал или же взыскивал долги в соответствии со скрупулезными подсчетами.

— Хорошо. Мы квиты, — коротко кивнул Бенетан и начал одеваться. Поморщился, ощутив обнаженным телом холод церемониальных одеяний, снятых со спинки кресла, куда они были небрежно брошены вечером. Поверх туники Бенетан прикрепил на плечи тяжелые серебряные пластины с семью кварцевыми подвесками, препоясался широким черным кожаным ремнем, на котором сверкали, словно глаза неведомых существ во тьме, еще семь драгоценных камней различных цветов. Пока он скреплял сложную застежку, Савринор сказал:

— Похоже, этой ночью нашим властелинам потребуется больше народу, чем обычно.

Бенетан прервал свое занятие и взглянул на Савринора, но лицо летописца не выражало ровным счетом ничего. По нему блуждала лишь хитрая полуулыбка, которая уже начинала раздражать Бенетана.

— Больше? — Он был немногословен. — Отчего?

Савринор пожал плечами:

— Знаешь ли ты, кто станет избранным преемником?

— Нет. Я не посвящен в тайны магов.

— Среди нас нет никого, кто был бы посвящен. Но иногда кто-нибудь из нас слышит обрывки фраз то здесь, то там. А после, в наших уединенных покоях, мы развлекаемся тем, что слагаем эти клочки в узоры. Порой они даже превращаются в картины. — Улыбка историка сделалась плотоядной. — Бенетан, друг мой, твой самый существенный недостаток — в том, что ты не интересуешься ничем, кроме исполнения прямых служебных обязанностей.

— Здесь безопаснее вести себя именно так, — отчеканил Бенетан.

— Может, и безопаснее. Но это гораздо менее интересно. — Направляясь к двери, Савринор изящно прошел через комнату, но у самого порога остановился и обернулся. — Итак, твое исключительное благоразумие не позволяет тебе узнать, кто станет нашим новым Верховным магом? Как жаль!

И потянулся к дверной щеколде. Бенетан вздохнул. Игры — любимое времяпрепровождение Савринора. Если кто-нибудь хотел получить от летописца не только поверхностные сведения, он должен был включиться в игру и соблюдать ее правила.

— Ну хорошо, — обреченно сказал Бенетан. — Скажи же.

— Нет! — Савринор погрозил длинным пальцем. Слабый свет лампы едва освещал его, и лицо летописца казалось мертвенно-бледным и не вполне человеческим. — Я вовсе не собирался компрометировать тебя против твоей же воли.

Не впервые за время их весьма долгого знакомства Бенетана обуяло желание ударить Савринора. На извлечение информации таким способом хватило бы и минуты. Бенетан был на двенадцать лет моложе, на несколько дюймов выше летописца и, кроме того, знал, что Савринор боится физической боли. Но каким бы ни был взгляд Бенетана на ценность дружбы Савринора, враг из него получился бы очень опасный.

Бенетан заставил себя расслабиться:

— Пожалуйста, Савринор. У меня нет ни времени, ни умения устраивать с тобой словесную дуэль. Скажи же.

Историк со снисходительной улыбкой склонил голову. Потом выражение его лица изменилось, он встретился с Бенетаном взглядом и произнес:

— Вордег.

Внутри Бенетана словно шевельнулся холодный червь. Он пытался произнести слоги этого имени, но из горла не вылетало ни звука. Затем ему все же удалось сглотнуть и спросить: